Роль жертвы - Топильская Елена Валентиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не может быть, — закричала она и зарыдала с новой силой.
— Да как же не может быть, — мы стали пихать пакет друг другу, я ей, а она мне. Мы пихались до тех пор, пока мне это не надоело. Я сунула пакет в руки потерявшему бдительность Симанову и протянула свой пропуск совершенно ошалевшему контролеру, махнув рукой, чтобы он меня выпускал.
Идя к метро, я подумала, что справилась со своей ролью женщины и матери, сделав то, чего до меня никто не догадался сделать, — пересчитать анашу.
Четверо мужиков слушали вопли, что анаши не хватает, и принимали это за чистую монету, соображали, где взять недостающую анашу. А все потому, что они не следователи. Мы-то постоянно сталкиваемся с ситуациями, когда на слово верить никому нельзя. Все нужно проверять. Даже то, что кажется очевидным. Вот Климанова, проживая в гостинице в городе Коробицине, всем рассказывала, что ей кто-то звонит в номер и говорит гадкие слова. А ее подружка Райская перепроверила и выяснила, что звонков не было. Да, но почти то же самое Климанова говорила мне в прокуратуре — что ей звонит кто-то и молчит в трубку, и это подтвердилось, такой звонок я слышала своими ушами, и даже больше — в трубку сказали гадость. Так все же были звонки или их не было?
Дойдя до метро, я посмотрела на часы и помчалась со всех ног. Через пятнадцать минут у ребенка кончатся уроки. Нужно притащить его домой, собрать и отвезти к бабушке. И предупредить бывшего мужа, чтобы присмотрел за сыном и обеспечил его безопасность.
От школы мы добирались на такси, поскольку я отчетливо поняла, что если сегодня еще раз проедусь на метро, то просто сдохну. Добравшись до дому, я оставила Гошку внизу. А сама проверила парадную. Лестница была пустой, никто не таился за поворотами, и я быстро протащила ребенка наверх к квартире.
Мой многоопытный ребенок совершенно спокойно воспринял известие о том, что я еду в командировку, а ему придется пожить у бабушки. Я договорилась с прокурором, что к бабушке нас доставят на прокуратурской машине, которая должна подойти за нами через сорок минут. Ребенок с космической скоростью собрал свои манатки и занялся игрой на гитаре. Заглянув к нему, я униженно попросила помыть посуду, брошенную в раковину после завтрака, — не Бог весть что, две чашки и два блюдца, ну, и там по мелочи. А я пока простирну его носки.
Через двадцать минут, провернув носки и повесив их на обогреватель, я обнаружила, что посуда нетронута. Сил на полемику уже не было, поэтому я еще раз засучила рукава.
Как раз когда я ставила чашки в сушилку, на кухню прибрел Гошка.
— Ты чего, посуду, что ли, помыла?
— Помыла.
— А зачем?
— Ну так тебя ведь не дождешься.
— А я как раз хотел помыть.
— Не ври.
— Да правда, я собирался уже.
— Ты уже часа полтора собираешься (про себя я отметила, что мы с ним дома всего-то полчаса, но из воспитательных соображений не стала это уточнять).
— Ну и что? Я правда хотел помыть. А ты меня даже не поуговаривала.
— А я вообще не люблю мужчин уговаривать.
— А я не мужчина.
— А кто же, интересно?
— Я? Большой ребенок.
— Все вы, мужики — большие дети, с рождения и до старости. И любите, чтобы вас уговаривали.
Сын ушел доигрывать на гитаре, а передо мной со всей очевидностью открылась суть проблемы моих взаимоотношений с доктором Стеценко. Конечно, ему нужно, чтобы его поуговаривали. В его представлении должно быть так, а не иначе. А все, что развивается не по плану, сбивает его с толку, поэтому он так глупо себя ведет.
А вот фиг тебе, мстительно подумала я. Его уровень развития вполне позволяет отказаться от стереотипов и не дать сбить себя с толку. Организовывать кофе в койку не буду, и не надейтесь.
Раздался телефонный звонок. Это звонил наш прокуратурский водитель сказать, что машина сломалась, он застрял где-то на выселках, и сегодня мы на него можем не рассчитывать.
Замечательно, в сердцах подумала я, достойное завершение трудового дня. А я еще собиралась найти и допросить режиссера Фиженского. Но я-то женщина, меня, в отличие от особей мужского пола, внеплановым развитием событий из седла не вышибешь. Я набрала телефон Регины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Дорогая подруга, — взяла я быка за рога, как только она отозвалась, — удели мне полчаса твоего драгоценного времени, отвези мое чадо к бабушке.
— Нет проблем, — тут же отозвалась подруга. — Сейчас буду, я как раз неподалеку от тебя.
Через десять минут она уже звонила в дверь и претендовала на чашку кофе.
— Что-то у тебя бледный вид, — сказала она, сделав первый глоток.
— Устала, — коротко ответила я. Мне не хотелось вдаваться в подробности насчет событий последних дней и особенно насчет звонков маньяка.
— Зачем тогда тебе командировка? Отдохни.
— Не могу.
— А ты через «не могу». — Совет, достойный Регины.
— Я не могу бросить дела на полдороге.
— А почему, собственно? Ты вот не интересуешься жизнью ближайшей подруги, а я тут на две недели легла в клинику неврозов. Отдохнуть от этой сумасшедшей жизни. И мне там провели курс психотерапии.
— И в чем он заключается? — мне стало смешно.
— В том, что себя надо беречь. Вот ты похожа на пугало огородное, потому что ты слишком много ответственности на себя взвалила.
— Спасибо, — пробормотала я.
— Не за что. Я еще мягко выразилась, щадя твои чувства. Так вот, основной принцип: будь проще. Пыль у тебя дома лежит? Ляг рядом с ней и отдохни.
— Ну и как там в клинике неврозов? — я мягко изменила тему.
— Нормально. Публика там, конечно, зашибись. Но больных ни одного. В основном все отдыхающие.
— То есть?
— Клиника неврозов, — популярно объяснила мне Регина, — это место, где модно отдыхать от нервной жизни под присмотром специалистов. Там полно актеров, телеведущих, еще там были две дамы-романистки.
Я подумала, что отвезя Гошку к бабушке, можно сегодня не искать Фиженского, а съездить в клинику неврозов, Регина с удовольствием мне там все покажет и расскажет.
Я погрузила Гошку с гитарой и рюкзаком в машину к Регине, и мы двинулись в путь. По прибытии ребенок был сдан бабушке по описи в целости и сохранности, получил от меня ценные указания по безопасному поведению, как всегда, отмахнулся от них. считая себя умнее всех, и я вместе с Региной отбыла на экскурсию в заведение, где нынче модно отдыхать от превратностей судьбы.
Регина заверила меня в том, что в силу заведенных ею там прочных связей она может проникать туда в любое время суток. Нас действительно пустили туда беспрепятственно, и даже, на мое счастье, дежурил доктор, который два года назад обслуживал актрису Климанову, — колоритнейший пожилой дядечка, с роскошными усами и англоманской курительной трубкой.
Я и оглянуться не успела, как он уже поил нас кофе в ординаторской, и даже достал бутылочку ликера. Ликер оказался ароматным, доктор симпатягой, его белый халат вкусно хрустел, и вообще обстановка тут была такой располагающей, что я ощутила острую зависть к Лешке Горчакову, который лежит себе сейчас в больничной палате и имеет уважительную причину не думать о работе.
Доктор поинтересовался, какой у меня стаж следственной работы, и выразил вежливое удивление, что я до сих пор еще не была пациенткой их богоугодного заведения.
— А вы не хотите у нас полежать? — спросил он. — Палату отведем самую лучшую...
— Вы думаете, уже пора?
— Конечно. Ваша работа связана со стрессами и перегрузками. Более того, простите за неделикатность, с личной жизнью у вас тоже не все в порядке.
— А это вы откуда знаете? — ощетинилась я, переведя грозный взгляд на Регину, но та сделала вид, что кофе очень горячий.
— Вижу, — сказал доктор. — Лучше восстановиться, пока не дошло до галлюцинаций. Выйдете отсюда как новенькая, и со всеми расправитесь одной левой.
— А как у Татьяны Климановой, получилось компенсироваться?
— Вы имеете в виду мою бывшую пациентку? Увы. Но моей вины тут нет. Раскрою вам одну маленькую тайну. Она только по документам у нас лежала.