Наикратчайшая история Греции. От мифов к современным реалиям - Джеймс Хенидж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Месолонгион
А ведь оставалось еще и общественное мнение. Со времени смерти Байрона внимание британцев, да и почти всей Европы, было приковано к событиям в Месолонгионе. Городок, осаждавшийся уже несколько месяцев, показывал редкий пример единения греков. Клефты из Эпира сражались бок о бок с маниотами, а адмирал Миаулис поддерживал и тех и других с моря. В январе 1826 г., не сумев взять Нафплион, Ибрагим-паша послал армию и флот на Месолонгион. Он перекрыл залив военными судами и принялся обстреливать город из гаубиц.
Изголодавшиеся греки ночью решили пойти на прорыв, оставив за стенами только больных и стариков. Их выследили и перерезали всех поголовно. Когда в город ворвались турки, оставшиеся греки закрылись в доме, где умер Байрон, и подорвали сами себя.
«Ты нужен Греции». Картина Эжена Делакруа «Греция на руинах Месолонгиона» (1827) вызвала настоящий всплеск поддержки Греции на Западе. Музей изобрази тельных искусств Бордо. No. Bx E. 439/The Yorck Project/ © Wikimedia Commons
Месолонгион стал символом человеческой трагедии и военной катастрофы, но вдохновил на появление настоящих шедевров пропаганды, и притом именно тогда, когда это было необходимо. Великий французский художник Эжен Делакруа уже успел потрудиться на этой ниве: на парижском Салоне 1824 г. он ужаснул публику «Резней на Хиосе». И вот всего через полгода он завершил работу над картиной «Греция на руинах Месолонгиона». Огромное полотно изображало молодую коленопреклоненную женщину на развалинах города, с разведенными в отчаянии руками. Очередь из желавших увидеть его растянулась на целый квартал; все понимали содержавшееся в картине послание: «Ты нужен Греции».
Протоколы…
Греция и на самом деле стояла на коленях, но большинство греков даже не подозревали, что иностранная помощь придет с неожиданной стороны. Император Александр I до жути боялся революции, однако со времен заключения Кючук-Кайнарджийского мира русский монарх считался защитником православных. Пошли слухи, будто Ибрагим-паша разработал некий «План варваризации», по которому все греческое население Пелопоннеса должны были сменить египетские поселенцы. Неизвестно, существовал ли он на самом деле; возможно, то был тактический прием Маврокордато, «фейк-ньюс» того времени.
Как бы там ни было, в начале апреля 1826 г. Российская империя и Великобритания подписали Петербургский протокол. В нем державы сформулировали условия урегулирования отношений с султаном: самоуправление Греции и передача христианам всей мусульманской собственности, находившейся на территории страны, за что Стамбул должен был получать ежегодную компенсацию. Султан условия категорически отверг.
Колеса дипломатии крутились, но в стране было все так же мало порядка. Второй британский заем был потрачен так же бездумно, как и первый. На американских верфях заказали два военных корабля, но цены буквально взлетели, и был изготовлен лишь один, фрегат «Эллада», будущий флагман греческого флота. В конце 1826 г. сэр Ричард Черч принял командование армией, а лорд Томас Кокрейн[54], прославленный адмирал времен Наполеоновских войн, встал во главе флота. Эти два крупных британских военных специалиста оказались совершенно безнадежными, когда дело дошло до распоряжения деньгами. 24 апреля 1827 г. они сделали попытку снять осаду с Акрополя и освободить Афины. Ничего не вышло. Всего за один день погибло 1500 или даже 2000 греков: больше, чем за любой другой день войны.
В июле 1827 г. Великобритания, Российская империя и Франция подписали Лондонскую конвенцию на основе положений, определенных Петербургским протоколом. В секретной статье конвенции содержалась расплывчатая формулировка, которая не исключала военное вмешательство, если султан не согласится на условия. Британский эмиссар отправился в Александрию, чтобы задержать новый флот, который должен был отправиться на подмогу туркам. Он опоздал всего на три дня.
Новая египетская армия, прибыв в Наварин, не стала медлить и сразу после высадки двинулась вглубь страны, уничтожая все на своем пути. Произошедшее вызвало резкую реакцию Колокотрониса.
То, что вы сейчас делаете, рассчитывая запугать нас, угрожая вырубить и сжечь наши плодоносящие деревья, нельзя назвать войной; бессловесные, не обладающие чувствами деревья не могут никому и ничему сопротивляться; но мы не сдадимся… даже если вы обрубите все ветви, сожжете наши деревья и дома, не оставите камня на камне… Даже если от греков останется всего один человек, мы не прекратим сражаться.
Колокотронис — Ибрагиму-паше
Через сто лет послание с точно таким же смыслом Черчилль отправил Гитлеру. Ваши зверства делают нас только сильнее: это как нельзя точнее выразило тот боевой дух, который двигал греками. Однако, как и Черчилль, Колокотронис мало чем мог его подкрепить.
Появляется Кодрингтон
О Лондонской конвенции сами греки, за исключением разве что одного Маврокордато, впервые услышали, когда вице-адмирал Эдвард Кодрингтон, командовавший британским Средиземноморским флотом, привел эскадру в гавань Напфлиона. Оттуда он переместился в Наваринскую бухту, местом встречи с французской и русской эскадрами.
Турецко-египетский флот стоял на якоре внутри бухты. Ибрагим-паша понимал, что положение у союзников непростое. Был конец сентября, надвигалось время зимних штормов, препятствующее выходу флота в открытое море. Идея конвенции заключалась не в том, чтобы развязать новую войну, а в том, чтобы принудить конфликтующие стороны к миру — если будет необходимо, при помощи «мирного вмешательства» (значение этого выражения так и осталось нераскрытым). Ибрагим-паша рассчитывал, что ему нужно лишь потянуть время, а уж потом его армия сделает все остальное.
Однако Кодрингтон был человеком, далеким от словесной эквилибристики. Он сражался при Трафальгаре под командой Нельсона и любил, когда все излагалось просто и прямо. Более того, он был ярым филэллином. Ему нужен был лишь casus belli (повод к войне).
Гастингс и casus belli
Еще ни один человек не служил иностранному государству так беззаветно.
Джордж Финлей о Гастингсе
Из всех филэллинов самым популярным в Греции был Фрэнк Эбни Гастингс. Он дослужился до капитана королевского флота, сражался при Трафальгаре, а потом был уволен за то, что вызвал адмирала на дуэль, когда тот в порту прилюдно накричал на него. Тогда он предложил свои услуги грекам и вскоре завоевал их уважение и флотоводческим искусством, и выдержкой под огнем противника. Наверное, Гастингса и можно было назвать неудобным человеком, но никто не спорил с тем, что под парусом он ходил гениально. В 1824 г. ему стало ясно, что начинается эра пара, поэтому он вернулся на родину и почти полностью на собственные деньги построил судно нового типа. Это была
