В гостях у Дракулы. Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди (сборник) - Брэм Стокер

Дорога из церкви проходила прямо мимо заднего двора коттеджа Эрика, самый узкий ее отрезок был между его домом и домом его ближайшего соседа. Когда молодожены миновали этот участок, остальные прихожане, которые следовали за ними толпой, немного поотстав, услышали долгий душераздирающий вопль невесты. Все тут же бросились вперед и увидели, что она стоит на берегу с безумными глазами и дрожащей рукой показывает на обмелевшее русло реки прямо напротив двери в дом Эрика Сансона.

Вода, уйдя с отливом, оставила на этом месте бездыханное тело Абеля Бегенны. Веревка, которая была обмотана вокруг талии, свободным концом зацепилась за причальный столб и удержала его на этом месте. Локоть правой руки угодил между камнями, так что рука его как будто была протянута к Саре, и мокрые скрюченные пальцы словно готовились впиться в ее ладонь.

Все, что случилось после, для Сары Сансон навсегда осталось в тумане. Когда она пыталась вспомнить, что произошло после того, как она увидела тело, в ушах у нее начинало гудеть, а в глазах темнело. Единственное, что она запомнила, и запомнила на всю жизнь, это тяжелое дыхание Эрика, который сделался бледнее самого утопленника, и его тихие слова:

– Помощь дьявола! Вот его вера! Вот его цена!

Крысиные похороны

Если выехать из Парижа по Орлеанской дороге, пересечь Энсент и свернуть направо, то окажешься в диком и довольно неприятном месте. И слева, и справа, и спереди, и сзади, куда ни посмотри, со всех сторон здесь высятся огромные кучи мусора и отбросов, которые собирались в этом месте столетиями.

У Парижа, как у любого города, кроме дневной жизни есть еще и ночная жизнь, и если какой-нибудь праздный путешественник, возвращаясь поздно вечером в свой отель на Рю-де-Риволи или Рю-Сен-Онорэ, или же выходя из него рано утром, окажется неподалеку от Монружа (если ему еще не случилось побывать там до того), он сможет легко догадаться о предназначении огромных фургонов, похожих на паровые котлы на колесах, которыми уставлены все дороги.

В каждом городе существуют специальные службы, созданные для того, чтобы обеспечить его конкретные потребности и решать определенные городские задачи. Для Парижа одним из самых значимых вопросов является уборка мусора. Ранним утром (а Париж просыпается очень рано) на большинстве улиц, почти в каждом дворе, чуть ли не у каждого дома можно увидеть большие деревянные ящики, такие, которые иногда еще встречаются и в американских городах, даже в некоторых районах Нью-Йорка. В них жильцы окрестных домов и владельцы ночлежек сбрасывают накопившийся за предыдущий день мусор. Вокруг этих ящиков собираются грязные опустившиеся мужчины и женщины с голодными глазами, все имущество которых состоит из поношенного мешка или корзины, переброшенной на веревке через плечо, и рогатины, которой они роются в мусоре, внимательно изучая каждую мелочь. С ловкостью китайца, орудующего деревянными палочками, этими рогатинами они подхватывают и опускают в мешки и корзины все, что, по их мнению, может представлять ценность. Перерыв один ящик, они направляются к следующему, и так без конца.

Париж – город, не терпящий разрозненности, все здесь стремится к единоначалию, или, выражаясь современным языком, к централизации, а централизация всегда тесно связана с классификацией. В давние времена, когда централизация находилась на стадии становления, классификация уже существовала в виде разбиения на группы и группирования самих групп всего сходного или имеющего аналогичные признаки, в результате чего и возникало нечто общее, единое для всех, или, другими словами, центральная точка. В результате мы видим бесчисленное множество длинных, бесконечно разветвляющихся щупалец, в центре которых находится гигантская голова, наделенная всеобъемлющим мозгом, внимательными глазами, замечающими любую мелочь, чуткими ушами и ненасытной всепожирающей пастью.

Другие города также похожи на различных птиц, зверей или рыб, но только тех, которые наделены обычным аппетитом и желудком. И только Париж сравнивают со спрутом. Являясь продуктом централизации, доведенной до абсурда, именно своим чревом он больше всего напоминает это адское создание.

Те туристы, которые приезжают в Париж лишь затем, чтобы посетить местные рестораны и достопримечательности, проводят здесь три дня и потом несказанно удивляются, как это обед, который в Лондоне стоил бы около шести шиллингов, в кафе дворца Пале-Рояль обходится всего в три франка. Они бы не так удивлялись, если бы приняли во внимание законы классификации, на которых зиждется вся жизнь Парижа, им бы пришлось смириться с тем, благодаря чему город и заполонили разного рода оборванцы и нищие.

Париж в 1850 году был совсем не таким, каким он является сегодня, а те, кто видел этот город во времена Наполеона и барона Османна[8], вряд ли могли себе представить, как выглядела столица за сорок пять лет до того.

Однако к тем вещам, которые за все это время совершенно не изменились, относятся городские районы, в которых собирается мусор. Все мусорные кучи в мире выглядят одинаково, во всех странах и во все времена. Родовое сходство свалок идеально, так что путешественник, который забредет в окрестности Монружа, может без труда представить себе, что оказался в 1850-м.

В этом году мне пришлось надолго приехать в Париж. Я был сильно влюблен в одну молодую леди, которая, хоть и отвечала мне взаимностью, не смела ослушаться воли родителей, которые запретили ей не только встречаться, но даже переписываться со мной в течение года. Мне и самому приходилось соблюдать поставленные ими условия, рассчитывая через год получить их согласие на свадьбу. Я дал слово ровно на год покинуть страну и не писать любимой до окончания установленного срока.

Разумеется, мне казалось, что время тянется мучительно медленно. Рядом со мной не было никого из родных и друзей, с кем бы я мог поговорить об Элис, и никто из ее семьи, к сожалению, не обладал достаточным душевным благородством, чтобы хоть изредка сообщать мне о ее здоровье и благополучии. Шесть месяцев я провел в скитаниях по Европе. Но жизнь на колесах успокоения не принесла, поэтому я решил остановиться в Париже. Там, по крайней мере, я буду находиться в достаточной близости к Лондону на тот случай, если вдруг паче чаяния меня призовут вернуться раньше намеченного срока. Воистину, несбывшиеся надежды повергают в уныние, и я был лучшим тому подтверждением, поскольку в придачу к не оставлявшему меня ни на секунду желанию взглянуть хоть раз на милое мне лицо меня постоянно тяготило предчувствие, что какое-то происшествие помешает мне в назначенное время предстать перед Элис, доказывая этим, что за весь длительный испытательный срок я не потерял веру в ее верность и свою любовь. Поэтому все рискованные затеи, до которых я был большой охотник, приносили мне удовольствие вдвое большее, чем обычно, ведь мне было что терять.