Королева Алиенора, неверная жена - Маривонн Микель

— Вы правы, Ваше Величество, — отвечают советники, едва пришедшие в себя от страха.

— Мы поймаем Плантагенета на собственных слабостях, а их у него много, — говорит Людовик.

Но что может Людовик VII, король Франции, против Генриха II Плантагенета, короля Англии?

Генрих и Томас снова вместе. В Нормандии двор короля находится в аббатстве Бек, куда он вынужден — в силу семейной традиции — приезжать всякий раз, когда должен принять кардинальное решение. Лишь особо отмеченные им бароны, облеченные его доверием, призваны туда, чтобы держать совет. Другие рыцари должны за это платить[76].

Прежде чем направиться к югу, Генрих сделал над собой усилие, чтобы еще раз побеседовать с Людовиком в вексенском городке Эдикур и убедить его поехать туда же вместе с ним. Король Людовик оставался неприступным. Томас был разочарован упрямством французского короля, который отказался от последних договоренностей, заключенных между ним и Генрихом. Ведет ли он себя как настоящий сюзерен? Томас в этом сомневается.

Будучи лояльным подданным Генриха, Томас сделал очень точный отчет о чрезвычайном сборе налогов, произведенном от его имени в Англии. Это отчисление в финансы королевства не вызвало у суверена сочувствия. Со своей стороны Томас оказался в трудном положении перед враждебным духовенством.

— Сир, — произносит Томас, — я опасаюсь, что наши епископы станут первыми жертвами в столь дорогостоящей кампании.

— Пусть жалуются, — отвечает Генрих. — Не век же им плакать над своими теплыми местечками, в то время как наши люди — бароны и простые солдаты — падают на поле сражения?

— Не будьте несправедливы к вашему верному духовенству, Генрих. Не обеспечивают ли все эти церковники успешное продвижение ваших деяний, служа подчас самым слабым подданным? Кто в аббатствах занимается делом благодатного просвещения, выбирая самых способных — и не только среди родовитых, — чтобы передать им знания и уважение к вере? Кто лучше, чем наши госпитальеры, заботится о больных на длинной и опасной дороге, ведущей в Иерусалим? Вспомните также о наших лепрозориях.

— Я с вами согласен в этом, — сказал Генрих, но кто лучше меня в своей милости совершает бесчисленные дарения этому ненасытному духовенству, которое того и гляди начнет у меня оспаривать королевство, если я не позабочусь о собственной безопасности?

— Вы несправедливы, Генрих. Вообще, только семеро из ваших баронов были принуждены сделать необыкновенный дар — их имена появились в ваших свитках, в то время как ваше духовенство обложено еще большими налогами.

— Не пытайся меня разжалобить судьбой наших аббатов. Предоставь это твоему другу Иоанну де Солсбери, который читает проповеди в Папском государстве, повторяя направо и налево, что этот чрезвычайный налог — самый что ни на есть произвол. Ты, насколько я знаю, не был обложен налогом, так же как и Теобальд Кентерберийский.

— Именно это оправдывает критику Иоанна.

— Ну хорошо, поступай как твой король! Оплати свое войско и присоедини к моему. Для этого ты достаточно богат. Так ты заставишь замолчать всех, кто оспаривает твои привилегии.

Молодой король Малькольм Шотландский был одним из первых, кто ответил на призыв Генриха II Плантагенета. Он спустился с гор вместе со своими воинами, такими высокими и широкоплечими, что изготовление доспехов для них стало настоящим финансовым бедствием, а их верховые лошади, хотя и достаточно выносливые, едва могли везти своих всадников. Солдаты наводили ужас уже одним внешним видом: доспехами и телосложением. Огрубевшие до крайности, не боявшиеся ни холода, ни мороза, ни грязи, имевшие только одно желание — атаковать при первых звуках рожков и волынок.

Малькольм без приключений совершил переход вместе со своим войском. На носу сорока кораблей трепетали гербы Шотландии. Эти суда опережали корабли валлийцев, которые, как и полагается врагам, устроили заслон из заостренных щитов, демонстрируя оружие свой страны. Малькольм собирался отправиться в замок Фа-лез, колыбель Вильгельма Завоевателя, которым так восхищался. Ему нравилось слушать сказки о любви Роберта Великолепного и красивой прачки, отбивавшей свое белье у подножия замка Фалез, любви, от которой родился Вильгельм Завоеватель. «Незаконнорожденных, подобных этому, — повторял капитан своим воинам, — надо делать каждый день».

После Фалеза Малькольм желает отправиться в Жюмьеж, чтобы снова посетить тихое аббатство и там собраться с мыслями. Искусная паперть и необычайной белизны неф вызывают в нем восторг.

Генрих с удовлетворением констатирует, что все ответили на призыв общего сбора, выдвинутого сюзереном своим вассалам в соответствии с декретом от 22 марта 1159 года. Эта огромная армия собирается отправиться в поход в сторону Пуатье и предупредить любое вмешательство верных Людовику войск в Нормандии, в особенности войск его брата Робера де Дре. Генрих настоятельно потребовал от сенешаля Либо Блуаского, вассала Людовика, принести ему присягу и присоединиться к завоеванию Тулузы, обещая достойное вознаграждение. Этот человек не заставил себя просить, и Генрих уехал ободренный.

Через месяц после этого в Пуатье толпы простых горожан собрались на главных дорогах и в сторожевых башнях, чтобы наблюдать за прибытием армии, которая затем отправится в Тулузу. В Пуатье был назначен общий сбор войск. Мужчины и женщины всех возрастов вглядываются в облака пыли, следят за полетом вспугнутых птиц, почтовых голубей, несущих сообщения.

В эту жаркую пору июня ожидание кажется долгим. Наконец на горизонте появляются неясные очертания. Вскоре они принимают форму гигантской птицы с раскинутыми крыльями. Армия Генриха растекается по лугам и как бы расплавляется в зеленеющем пейзаже, окружающем Пуатье. Всадники скачут галопом сомкнутыми рядами, спеша добраться до города и его укреплений. Вовсю звонят колокола. Такое зрелище невозможно пропустить: башни и укрепления черны от людей.

Алиенора в сопровождении Эрменгарды поднимается на верхушку башни вместе с охраной, а солдаты-наблюдатели уступают им место. Она снова улыбается: Генрих возвращается.

— Слава Богу, — не может удержаться Эрменгарда, которую уже обуяло беспокойство. — Увидев перед собой столь блестящих воинов, Раймонд Тулузский сразу же поймет, что ему делать — скорее отступать.

— Да здравствует король Генрих! — Это имя слышится в городе со всех сторон. Это приободряет Алиенору, которая, пожалуй, впервые боялась, что он плохо подготовился. Пехота остается далеко позади, а кавалерия движется, словно гигантское тело, выдвинувшее голову далеко вперед. Поход на юг вполне устраивал всех выходцев с севера — шотландцев, валлийцев, англичан, англо-нормандцев, — послушных своему командиру, убежденных, что Генрих проходит славный путь своего предка Вильгельма, но только в обратном направлении. Шлемы, кирасы, оружие блестят на солнце. Когда после долгого перехода солдаты, покрытые пылью и потом, наконец-то подъезжают к воротам города, то желают напиться — воды, пива, сидра и, конечно, вина.