Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ) - "RedDetonator"

Он сам, конечно, ничего не забывал и старался десятикратно воздать за обиды, но он жил достаточно долго, чтобы понимать, что не все люди такие. Есть и добряки, забывающие о понесённом уроне чести, буквально, на следующий день. И Эйрих питал надежду, что Аларих будет где-то посередине между этими крайностями и примет под свою руку раскаявшихся и всё осознавших родственничков. Потому что, если часть слухов о его не очень выгодном положении в Италии верна, ему отчаянно нужны воины.

— Аларих — самовлюблённый нюхатель собственного пердежа, — заявил Зевта. — Гейрихилт правильно говорил, что нечего его слушать... Аларих — бедовый вождь, с таким не будет удачи...

Гейрихилт — отец Бреты, бывший, до самой смерти от стрел гуннов, вождём их поселения, тогда находившегося сильно к северо-востоку. А ведь когда-то он назвал своего сына в честь особо сильного гуннского воина. Потом отношения испортились, гунны пошли на готов и покорили всех, кто не успел уйти за Дунай. С тех пор они и тут, надеются на то, что гунны забыли о беглецах...

— На всё воля Всевышнего, — с философскими интонациями произнёс отец Григорий. — Но в словах этого юнца, всё же, есть зерно истины. Гунны — наша извечная беда и они, действительно, могут пойти на юг любой следующей весной.

«Эх, как же тяжело воевать зимой...» — подумал Эйрих, вспоминая свою прошлую жизнь. — «Трава лежит под слоем снега, что вынуждает делать длительные остановки на выпас коней, войско движется о-о-очень медленно... Самое время, чем шататься по белому ничто, сидеть спокойно в юрте и кушать сочную баранину, запивая её свежим айрагом...» (4)

Эйрих готов был поставить свой лук на то, что гунны зимой будут проводить время именно так, а не как они. Они же питаются грубым хлебом, иногда пробавляются мясом дичи, практически весь сезон держась рядом с римской печью.

«А гунны сидят в тёплых юртах и радостно щурятся от шкворчания жира на туше барана над очагом...» — с болезненной завистью подумал Эйрих. — «А может, наплевать на всё и податься к гуннам?»

Но он отбросил эту мысль, потому что слишком многого добился среди готов. Если всё будет идти так, как идёт, то ему гарантировано место вождя, когда Зевта скоропостижно скончается...

— Нам нужно безопасное место, подальше от гуннов, — повторил Эйрих свои слова. — Италия достаточно далеко. А если нам дадут там свою землю...

— Вчера мы видели милость римлян, — раздражённо хмыкнул Зевта. — Им нельзя доверять. Нужно отомстить им новым набегом...

— Раз мы заговорили о набегах, — решил заострить тему Эйрих. — Выборы вождя очень скоро. Сыны Бреты сами себя не выставят, а его жёны сидят тихо. Значит, понимают, что никто не вступится за любого из сыновей, если ты бросишь им вызов на поединок.

Зевта задумчиво покивал.

— Но есть другие воины, — продолжил Эйрих. — Сейчас такое время, когда вождём может стать каждый, кто способен крепко держать топор. Надо, чтобы самые сильные не смогли заявить о себе.

— О чём ты говоришь? — насторожился Зевта.

— Если кто-то из них оступится и не сможет... — начал Эйрих объяснение.

— И думать забудь, — прервал его повелительным жестом отец. — Это священное право каждого — бороться за место вождя. Ты говоришь как римлянин. Мне это не нравится, сын.

— Да, ты прав... — не стал спорить Эйрих.

— Предлагаемое тобою греховно, сын мой, — решил вступить в диспут отец Григорий. — Но и слишком ярое следование старым обрядам — это грех перед Господом Богом нашим...

Зевта, как и все дружинники, больше уважал Вотана и остальных асов, нежели Христа, но сейчас был, пожалуй, самый неудачный момент, чтобы выражать своё отношение к словам отца Григория.

— Когда закончим с выборами вождя, — решил сменить тему Эйрих, — нужно подумать об объединении остальных деревень под одной властью.

— Хочешь выбрать герцога? — уточнил Зевта. — Я столько поединков не переживу.

— Выборы герцога — это старомодный обычай, как и говорит отец Григорий, — вздохнул Эйрих. — Можешь как угодно относиться к Алариху, но что-то в его действиях есть — он уже столько зим рейкс, что уже выросли те, кто не помнит, когда он им стал. Нам нужен кто-то вроде Алариха, но для нашего племени. Ты, отец.

Зевте такой поворот, причём, никак не осужденный отцом Григорием, который, получается, ничего против этого не имеет, пришёлся по душе. Он всего лишь хотел стать вождём, вместо покойного Бреты, а теперь Эйрих предлагает ему нечто иное, более значимое и могущественное.

— Надо убить всех, кто бросит мне вызов, — решил Зевта. — Но как склонить остальные деревни?

— Сила оружия не подойдёт, — произнёс Эйрих задумчиво. — Нужно действовать как лисы, подбирая свой подход к каждому вождю и старейшине.

— Если мы поторопимся с выборами, то можем успеть в соседние деревни, ведь выбран может быть каждый гот, — предложил вдруг отец Григорий. — Три-четыре деревни — это то, от чего можно отталкиваться в уговорах остальных новых вождей.

— Когда начинаем? — засобирался Зевта, встав на ноги.

/30 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

— Кто-то ещё хочет бросить вызов новому вождю? — усталым тоном спросил старейшина Торисмуд.

Зевта взмахнул топором и разбрызгал кровь с лезвия по утоптанной земле поля для поединка.

Толпа наблюдала с интересом, потому что выборы нового вождя — это то, чего не было на памяти даже старожилов. Когда старый вождь умер от гуннских стрел, Брета вышел в центр деревни, оставленной годы назад, и потребовал немедленного начала выборов вождя. Но никто не посмел бросить ему вызов, потому что все знали, что Брета — это видный мастер воинского искусства.

«И такая нелепая погибель...» — подумал Эйрих, глядя на то, как очередной претендент лежит на земле.

Черноволосый бедняга зим шестнадцати, имя которого Эйрих уже успел забыть, хоть оно и было озвучено старейшиной почти только что, пытался всунуть свои кишки обратно, но единственное, что у него получалось — выдавливать собственное дерьмо. Зевта подошёл к нему и нанёс милосердный удар топором в череп.

— Никто? — оглядел старейшина толпу. — Точно никто ещё?

Три покойника, если считать только что убитого, отбили у присутствующих даже самое горячее желание представлять свою кандидатуру на роль вождя деревни. Даже не трупы сами по себе, а то, как легко Зевта превратил в них только что живых людей...

— Зевта, сын Байргана, объявляется с сего дня, — заговорил уже уставший от длительного стояния, старейшина Торисмуд, — вождём нашей деревни! Хвала новому вождю...

— Хвала! Хвала! Хвала! — поддержали жители деревни.

— В честь избрания положено празднование... — продолжил старейшина. — Но, как вы знаете, недавно погибло множество славных воинов, поэтому чествование вождя переносится на следующее новолуние...

Закончив говорить, он развернулся и поковылял к себе домой, отлёживаться у очага. Торисмуд сильно сдал за последние годы, поэтому Эйрих начал думать о том, что скоро придётся избирать нового старейшину из деревенских стариков. Это русло власти оставлять на самотёк нельзя, поэтому проблема требовала хорошего обдумывания...

— Святой отец... — тихо заговорил Эйрих, ткнув священника в бок. — Сколько зим ты прожил?

— Сорок девять, — ответил тот. — А зачем тебе?

— В следующем году будешь годен в старейшины... — тихо сообщил Эйрих.

Зевта, в это время, самодовольно лыбясь щербатой улыбкой, принимал похвалы и поздравления от рядовых воинов и простых жителей.

— Думаешь, что Торисмуд... — так же тихо произнёс отец Григорий.

— Он выглядит так, будто сейчас зайдёт в дом и умрёт там... — пожал плечами Эйрих.

В этот момент, ему вспомнился момент собственной смерти. Мучительная боль, залившая глаза кровью, отупение, оставившее в его сознании только «Убить всех, сжечь города», саднящий горло кусок курятины, прыгнувший к нёбу от напряжения всего тела, а также страх... Страх, что всё было напрасно и он не успел добиться всего, чего хотел.