Я все помню - Уокер Уэнди

Я понимаю, что уже надоел вам своими аналогиями, но в моем представлении юношеские годы можно считать чем-то вроде строительного проекта. Своим молодым пациентам, как и детям, я говорю, что это не их жизнь. Пока еще не их. То, что они сейчас делают – не что иное, как строительство дома. В этом доме им придется жить всю оставшуюся жизнь, поэтому лучше, чтобы он был хорошим и добротным. В будущем они смогут приводить его в порядок, делать косметический ремонт, перепланировку, но построить его по новой уже не удастся. Все, что они в него вкладывают, каждый эмоциональный рубец, вызванный трудностями во взаимоотношениях, каждое сексуальное извращение, каждая возможность, которую они приберегают для себя, и даже наркотики, которым они позволяют нарушать процесс взросления их не окрепших еще мозгов, – все это навсегда закладывается в фундамент строения. Хотя микробиологи на этот счет приводят разные данные, принято считать, что развитие человеческого мозга заканчивается в двадцать пять лет. Все, что происходит в нем в период между половым созреванием и этой датой, когда завершается «аппаратный монтаж» мыслительной структуры, подразумевает повышенный риск и оказывает огромное влияние. «Наградной центр» пытается оценить, какое поведение заслуживает вознаграждения, чтобы уложить несколько кирпичиков и соединить их арматурой. Все эти кирпичики становятся частью фундамента и остаются в нем навсегда. Если они велят любить алкоголь, кокаин или извращенный секс, значит, вам предстоит бороться с подобными соблазнами всю оставшуюся жизнь. И ребенку, который наплевательски относится к оценкам в школе и потом оказывается в третьеразрядном колледже, в очереди на хорошую работу суждено неизменно быть последним. Потому что все это имеет очень большое значение.

Если ко мне приходит пациент, не способный добиться эрекции в постели с женой, первым делом я у него спрашиваю, увлекается ли он порнографией. А затем задаю вопрос о том, когда он начал это делать. Еще подростком, других вариантов нет. Если приходит наркоман, то спрашиваю, когда он подсел. Ответ – когда был подростком. Если же пациентка жалуется на грубое отношение со стороны мужа, первым я задаю вопрос о том, когда с ней стали жестоко обращаться родители. Ответ – до того, как она в восемнадцать лет покинула отчий дом.

Мой сын строит прочный дом. Я знаю, что по выходным он иногда выпивает. Но немного, я в этом уверен. Наркотиками не балуется. Это мне известно по той простой причине, что наркоманов я вижу насквозь. И за тридцать секунд могу определить, под кайфом ли они находятся. За свою жизнь я перевидал их немало, чтобы успеть изучить. Ничего мудреного в этом нет, весь вопрос лишь в профессиональном опыте. Дочь, к которой я тоже питаю глубокую любовь и привязанность, построила свой собственный дом. Девушка больше похожа на мать – тоже не любит забивать себе голову мыслями о том, что не оказывает непосредственного влияния на ее жизнь. Зато она очень веселая, любит посмеяться и до отъезда на учебу в колледж неизменно привносила в нашу семью нотку легкости и беззаботности.

Жена не дает сыну спуску. Она подозрительнее меня. Если он совершит поступок, от которого фундамент его дома может дать трещину, она это узнает. Самое большее, что до последнего времени удалось раскрыть с помощью ее тайных операций, это порнография в интернете. После этого она ввела в настройки сети целый ряд ограничений. У меня был долгий разговор с Джейсоном. Вот так. Благодаря бдительности Джулии я чувствую себя совершенно спокойно. И если она обеспокоена, знаю, что для этого есть причина.

Я выключил радио и впустил в себя страхи, овладевшие женой. Сначала они текли тонкой струйкой, но потом стали набирать силу, и так до тех пор, пока мысли не закружились в водовороте. Полицейские уже допрашивали Джейсона. Мы тоже беседовали с ним о той ночи, о значении подобных событий и о том, насколько ему нужно быть осторожным – с одной стороны, чтобы не стать жертвой агрессии, с другой – чтобы не причинить вреда другим. Говорили об обоюдном согласии и о сексе с девушками в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Когда мы узнали об изнасиловании Дженни Крамер, жена тут же подумала, как там наша дочь в колледже и что бы мы делали, если бы это случилось с ней. Я не допускал подобной мысли до тех пор, пока мне ее не вложила в голову Джули. И мысль эта, самая ужасная и невыносимая, не покидала меня несколько недель. Все помыслы Джули тоже были обращены к Джейсону: а что, если он знал, кто это сделал, но не хотел говорить; а что, если против него несправедливо выдвинут обвинение? Меня это волновало меньше, потому как я сына знал и в списке возможных подозреваемых отводил ему самое последнее место. Но страхи жены были заразительны.

В мире существует один вид любви, который никак нельзя назвать аморфным, – это любовь к собственному ребенку. Если помните, я говорил об этом, обсуждая детство Тома Крамера. Как с эмпирической, так и с клинической точек зрения, я точно знаю, и это не просто предположение, что человек генетически запрограммирован умирать за своих детей. И если мы готовы отдать за них жизнь, то должны нутром чувствовать: они этого достойны. Причем, по логике вещей, дети в наших глазах должны быть достойны этого больше, чем кто-либо, за кого нам нет никакого желания умирать. Для большинства из нас, за исключением, пожалуй, солдат, выученных отдавать за других жизнь, термин «кто-либо» в данном случае подразумевает любого другого человека на всем белом свете. Мы, или по крайней мере некоторые из нас, говорим, что готовы умереть за супруга или супругу, хотя лично я в это не верю. Я не верю, что в критической ситуации муж, чтобы спасти жену, бросится под колеса пресловутого автобуса. И жена тоже не станет жертвовать собой из-за мужа. Только ради ребенка.

Вот о чем я размышлял в то время, когда мою душу заполняли страхи жены.

Джейсон. Я должен был спасти сына. Но от чего конкретно – в тот момент я еще не знал.

Глава четырнадцатая

Джули я звонить не стал, а вместо этого набрал номер детектива Парсонса. У меня есть номер его мобильного, и он всегда снимает трубку, когда видит, что вызов от меня. Впервые в жизни я ему солгал.

– Я слышал, вы арестовали какого-то парня, – сказал я. – Отличная новость.

Он подтвердил сообщения СМИ. В его голосе чувствовалось небывалое облегчение.

– Надеюсь, вы мне все расскажете. Вы же понимаете, насколько важно это может оказаться для Дженни.

Здесь я против истины не грешил. Ложь присутствовала лишь в мотивации, подразумеваемой в моих словах. Судьба Дженни была мне небезразлична. Но внутри бушевали страхи Джули. Парсонс рассказал мне об аресте, о Крузе Демарко и о том, что тот отказался отвечать на вопросы. Полицейские ждали, когда ему назначат государственного адвоката. Я сказал, что никто из Крамеров не должен видеть его лица как вживую, так и на фотографиях. На что детектив ответил, что имя и фамилия Демарко пока не разглашались и фотографии его тоже нигде не фигурировали. После чего пообещал поговорить с Крамерами перед тем, как сделать сообщение прессе. Я согласился позвонить им, как только мы выработаем дополнительные меры предосторожности. Память Дженни нельзя подвергать риску суггестивного воздействия.

Затем Парсонс сказал, что еще раз поговорил с Тедди Дунканом, соседским мальчонкой, видевшим синюю «Хонду Сивик» в ночь изнасилования.

Тедди. Тот еще субъект. Но если вы скажете об этом его матери, она вам устроит. Когда я говорил с ним в последний раз, он был избалованным, капризным мальчишкой, но теперь стал тинейджером. Маленький кретин. Видел машину, пытаясь отыскать свою собаку, а теперь возомнил себя знаменитостью. И отвечал мне с таким видом, будто я беру интервью для журнала «Пипл» или какого другого. Но при этом поведал мне точно ту же историю, что и в прошлый раз. Родители подарили ему на Рождество щенка. Маленького бигля. Пацан говорит, что это обернулось для него кошмаром – песик изгрыз всю мебел и загадил весь дом. С самого начала было оговорено, что Тедди будет о нем заботиться. Это самый важный момент. Перед этим у парня начались проблемы со школой, он стал пропускать уроки, приносить плохие отметки. И все прочее в том же духе. Учителя предложили родителям купить ему домашнее животное, за которое он нес бы ответственность. Убедили их, что это решит проблему. Но маленькому Тедди все было по барабану, понимаете? Родители огородили дом забором. Электрическим оградам мать не доверяет, говорит, они создают мощные поля, от которых члены семьи могут заболеть раком. Я не осмелился сказать, что пятьдесят фунтов жира у нее на заднице убьют ее быстрее, чем ограда для собаки. Поэтому пес рыл под забором подкопы, охотился на белок и по-прежнему повсюду какал. В тот день, когда у соседей была вечеринка, приехавший к ним садовник засыпал все ямы, и они решили, что проблема решена. Мать выпустила собаку на улицу, но через час оказалось, что тот опять взялся за свое. Я так думаю, там была лазейка, присыпанная сухими листьями и прочим мусором. Хозяйка дома наорала на Тедди и велела найти пса. И тогда он отправился на поиски. На часах было без четверти девять. Парень направился в заросли, несколько минут, по всей видимости, звал собаку, но та не отзывалась. Тогда он прислушался к шорохам. Вероятнее всего, иногда это срабатывает, и мальчишка может услышать возню бегающего неподалеку пса. Но в тот вечер ничего подобного не произошло – ему помешал шум вечеринки, доносившийся из соседнего дома. Музыка, смех и веселье. Собравшиеся пили на спор, чтобы все дошли до кондиции. Тедди отказался от дальнейших попыток, вернулся на Джанипер-роуд, вышел на середину дороги и вдоль ряда припаркованных машин направился к дому, где проходила вечеринка. В этот момент ему на глаза и попался «Сивик». Тедди сказал, что машина выбивалась из общего ряда. Ему, видите ли, показалось, что она была «убогая». Представляете? Маленький мерзавец. Я спросил, не заглядывал ли он внутрь, и он поклялся, что внутри не было ни души. Сказал, что если бы там кто-нибудь сидел, он обязательно увидел бы, потому как без труда разглядел «зажимавшихся» парня с девушкой на заднем сиденье «Шевроле Сабербан», тоже припаркованного на Джанипер-роуд. У них там есть уличные фонари, в тот вечер они работали все до единого. Потом мы показали ему снятые сзади фотографии нескольких «Сивиков», разных оттенков и с разными номерами. Он указал на автомобиль Демарко. Сказал, что запомнил несколько цифр из номера.