Мои путешествия по Сибири - Владимир Обручев

Покинув на время лодку, мы поехали на своих лошадях, прибывших уже порожняком в Селенгинск, по тракту на восточный берег Гусиного озера, где посетили и осмотрели разведки на уголь, которые вел здесь Шейнцвит, погуляли по шурфам и разрезам, вскрывавшим на склоне высокой горки Баин-зурхэ всю угленосную толщу, выкупались в чистой воде озера, осмотрели большой оползень Ташир и вечером вернулись в Селенгинск, чтобы на утро ехать дальше. Отмечу кстати, что этот Селенгинск, бывший уездный город, называется Новым. На следующий день мы проплыли мимо Старого Селенгинска, расположенного на правом берегу реки (Новый — на левом) ниже по течению, на узкой высокой песчаной террасе, и имевшего вид небольшой захолустной деревни. Удовольствие нашего плавания по р. Селенге несколько отравляли комары, которых на лугах по берегам этой реки водится особенно много, гораздо больше, чем в остальных частях Селенгинской Даурии.

Нижнее течение р. Селенги дало много новых сведений; прорвавши Хамар-дабан, река круто поворачивает на запад к Байкалу и перед выходом в свою дельту долго течет вдоль крутого правого склона своей долины, создавая много обнажений, тогда как почтовый тракт и железная дорога проложены по высокой террасе левого берега, лишенной выходов коренных пород.

Лодочная поездка по р. Чикою в 1898 г. также была интересна. Я сделал пересечение хребта Малханского и спускался с него к с. Коротково на р. Чикое, чтобы купить там лодку и проплыть по этой реке, а повозки отослать сухим путем к ее устью. Но в конце спуска нас задержал карантин — мы ехали из местности, в которой свирепствовала сибирская язва, а в долине Чикоя ее не было. Пришлось остановиться у карантина на ночлег и послать рабочего пешком в село Коротково за лошадьми для перевозки к реке багажа; это задержало нас на сутки. Наши повозки поехали порожняком назад, а мы поплыли на лодке. Ниже с. Байхор река отклоняется дугой на юг от тракта из Кудары в Ямаровку, дважды пройденного мною (в 1892 и 1896 гг.) и пролегающего по тектонической долине между двумя южными цепями Малханского хребта, содержащего несколько крупных селений. Вдоль р. Чикоя в этой дуге никакой дороги нет, скалы обоих берегов часто обрываются в воду и изучать обнажения можно только с лодки (или зимой со льда). В этой дуге Чикой на некотором протяжении являлся даже границей с Монголией и два поселка — Джиндинский и Шарагол — назывались караулами; впрочем, никакой охраны границы мы не видели, никто не проверял наших документов, а население этой пограничной полосы свободно ездило в Монголию на охоту, сбор ягод и кедровых орехов, даже вывозило оттуда лес и скот.

Фиг. 28. Столовая базальтовая гора и утес Городовой камень на правом берегу р. Чикоя ниже устья р. Дунгуй. Вид вверх по реке1896 г.

Ниже Шарагола я обратил внимание на высокую гору правого берега с плоской вершиной. У ее восточного подножия выходили нарушенные угленосные отложения, а вершина оказалась состоящей из покрова базальта (фиг. 28). Контраст между нашей и монгольской стороной был большой. На нашем берегу попадались селения, видны были люди, скот, на монгольской — все было пустынно, склоны гор одеты тайгой, ни признака жизни. Выше с. Большая Кудара Чикой отходит от границы и поворачивает на север. Здесь к правому берегу подходят отроги северной цепи Малханского хребта — Бичуринской гряды и оканчиваются двумя горами из вулканических пород, которые называются Большой и Малый Кумын. На их склонах кое-где ясно видны выходы желтых четвертичных песков. Ниже, где Чикой пересекает долину между Малханским и Заганским хребтами, у д. Береговой, я видел интересное обнажение, в котором перемежались наклонные пласты песчаников и грубых конгломератов, вероятно юрского возраста, и толстые покровы базальта. Ниже в одном месте я обнаружил на правом берегу Чикоя порядочную площадь голых песчаных барханов, напомнившую мне худшие участки пустыни Кара-кум. Но здесь, на самом берегу реки, закрепить эти пески было бы очень легко. Это наблюдение заставило меня написать статейку о сыпучих песках Селенгинской Даурии, чтобы обратить внимание на необходимость принятия своевременных мер, так как небрежность человека угрожала развитием песчаной опасности еще в ряде мест этой страны. Упомяну, что я вторично посетил Балегинский железный рудник для тщательного его изучения. Но вывод о небольшой величине запасов руды остался тот же.

С северной частью изученной площади меня познакомил маршрут по почтовому тракту из Верхнеудинска в Читу. Долина р. Уды, вверх по которой долго идет этот тракт, почти на всем протяжении представляет степь, леса видны в стороне, на склонах гор, ограничивающих долину с обеих сторон. Селения у почтовых станций небольшие, более крупные остаются в стороне у самой реки, частью на левом берегу ее (тракт идет по правому). Кроме них, видны были улусы и отдельные юрты бурят. Перед ст. Поперечной тракт уходит из долины р. Уды и пролегает далее по холмистой степной, частью лесистой местности Еравинской степи, составляющей южную часть Витимского плоскогорья, где почти сходятся верховьями реки Уда, Конда, Муукой. Абсолютные высоты здесь больше, климат суровее, поселки небольшие, земледелие слабое. На этом плоскогорье вдоль западного склона хребта Яблонового расположено несколько больших озер; южные из них принадлежат уже к бассейну р. Хилка.

При выполнении маршрута по этому тракту я сделал заезд на юг через хребет Худунский, который пересек по дороге в Чесанский дацан и вторично по р. Худуну. В долине последней я видел источник, который буряты считали аршаном, т. е. целебным; но он представлял только болотце, затоптанное скотом. Возле ст. Поперечной другой холодный минеральный источник, описанный в литературе, оказался исчезнувшим. Почти после каждой зимы, в связи с промерзанием почвы, он менял место своего выхода на дне долины, и в 1898 г. вообще не появился. От этой станции я сделал еще экскурсию на юг — в глубь хребта Худунского к третьему минеральному источнику, никем не описанному. Возле него в лесу был уже построен небольшой курорт, но источник не каптирован.

Возвращаясь из Читы, я поехал вдоль трассы железной дороги для осмотра полувыемок; я видел на подъеме полотна к перевалу через хребет Яблоновый большую выемку в крутом отроге; она еще работалась и уже врезалась на 10— 12 м в массивную зеленокаменную породу (фиг. 29). Но с обеих сторон по крутопадающим трещинам постоянно сползали в выемку массы камня, и строители, сообразив, что выемка должна получиться огромная, предпочли не доводить ее до проектной глубины, а проложить вместо нее тоннель. Вот почему в этом месте можно было видеть единственный тоннель на этой дороге, который уходит в глубь горы, а над ним врезана незаконченная выемка. На самом перевале железной дороги через этот хребет проводилась глубокая выемка, которая, к удивлению, врезана не в коренные породы, а в слоистые глинистые пески, скованные вечной мерзлотой. Оттаивая, эти пески сползали вниз, затрудняя работу. И здесь выемка должна была получиться шире, с более пологими склонами, чем по проекту, т. е. дороже; но она уже дошла до проектной глубины и заменять ее тоннелем не было надобности. Наличие слоистых, очевидно озерных, наносов на самом перевале через хребет можно было объяснить только тем, что в четвертичный период долины всей Селенгинской Даурии были заняты озерами и через Яблоновый хребет эти озера сообщались с озерами Амурского бассейна. Это могло бы объяснить проникновение в оз. Байкал тюленя и губки из моря.

Недалеко оттуда возле ст. Сокондо на дне долины р. Хилка работы обнаружили залегание юрских отложений, угленосных в других местах Даурии. Эти отложения, так часто встречавшиеся в долинах этой страны, наводили на мысль, что и в юрский период все долины были затоплены водой и представляли собою сеть озер, в которых отлагались песчаники, глины, материал для угля. Таким образом, в Селенгинской Даурии приходилось принимать две эпохи обширного развития озер — в верхнеюрское и нижнемеловое и в четвертичное время.

Фиг. 29. Выемка железной дороги на восточной стороне перевала через Яблоновый хребет, сначала незаконченная из-за обвалов и замененная тоннелем. Снято во время работ в 1898 г.

В течение лета 1898 г. изучение Забайкалья в связи с постройкой железной дороги можно было считать законченным. Исследования, конечно, не захватили всей этой обширной области, а только ее южную половину — полосу вдоль всей трассы и местность к югу от нее до границы с Монголией. Весь север — Витимское плоскогорие с окружающими его на западе и севере горными цепями в западной половине и бассейн р. Нерчи и левых притоков р. Шилки в восточной — не изучался. Это соответствовало общему плану геологических работ, организованных в 1891 г., требовавшему изучения полосы вдоль железной дороги и соседней местности, тяготеющей к ней, преимущественно с юга, как наиболее населенной и доступной. В этой южной полосе Сибири для развития транспорта и промышленности имели особенное значение месторождения железных руд и угля. Прилегающие к этой полосе местности как с севера, так и местами с юга, как, например, Алтай, Западный и Восточный Саян, отодвигались во вторую очередь, планировавшуюся в виде изучения главных золотоносных районов Сибири, на которое должны были переходить геологи, освобождавшиеся по окончании исследований вдоль железной дороги. Среднесибирская горная партия, начавшая работать раньше Забайкальской, в 1897 г. уже кончила исследования, а в 1899 г. приступила к изучению Енисейского золотоносного района.