Аметистовые грезы - Н. Уолтерс

— Только и всего? Мы занимаемся любовью и все, что ты можешь мне сказать, — «ты должна уйти»?

Он проигнорировал вспышку боли в своём сердце.

— Мы занимались сексом. — Ложь кислотой обожгла его нутро, но это было для её же блага.

Хотя он и был намного выше ростом, Огюстине каким-то образом удавалось смотреть на него сверху вниз.

Он не мог понять, как это у неё получалось. Она положила руки на бедра и уставилась на него, задрав нос. Это было сочетание её физической позиции и чисто психологического воздействия. Ни одна другая женщина раньше никогда не противостояла ему. Его внушительные размеры и постоянная мрачная замкнутость попросту пугали большинство из них. Но только не Огюстину.

— Мы занимались сексом, — повторила она, тряхнув головой, и отвернулась от него. — Возможно, для тебя это был просто секс, но для меня это было нечто большее.

— Я никогда не считала тебя трусом, — бросила она, делая шаг к двери.

Ярость буквально взревела внутри него. Он двинулся вперёд, ещё не успев подумать об этом. Его руки крепко ухватили её за плечи и рванули, поворачивая к себе. На мгновение, прежде чем смениться гневом, в её глазах высветился страх.

Отлично. Он мог иметь дело с гневом, но не со страхом. Он никогда не хотел, чтобы Огюстина боялась его. Он сделал бы всё, чтобы защитить её. Всё что угодно. А прямо сейчас это означало, что она должна уйти. Он для неё никчёмен. У неё есть своя жизнь в другом времени и пространстве. Жизнь, ради устройства которой она так упорно трудилась. И он не имел никакого права просить, чтобы она бросила всё это.

— Я не трус, — выплюнул он. Его челюсти были настолько плотно сжаты, что было удивительно, как он вообще ещё мог говорить. — Я делаю то, что должно быть сделано.

— Возможно, — качнула в ответ головой Огюстина. Гнев уже сошёл с её лица, сменившись глубокой печалью. — Но нет необходимости быть жестоким при этом. — Она бросила взгляд на его руки, которые всё ещё крепко держали её. — А теперь отпусти меня. Я хочу пойти принять ванну и переодеться в мою настоящую одежду. Скоро настанет время моего отправления.

Рорик выпустил её из рук, его душу захлестнуло раскаяние.

— Огюстина… — Он и сам не знал, что конкретно хотел сказать ей.

— Нет, — выставив руку впереди себя, она сделала несколько шагов назад. — Мы оба наговорили достаточно. И мы оба знаем, что я вернусь в свой мир. У меня нет резона оставаться здесь. Ведь так?

Он промолчал, потому что ответить ему было нечего.

Она издала ломкий смешок.

— Конечно, нет никаких причин. О чём я думала?

— Я ещё увижусь с тобой дома.

— Нет, — уже стоя в дверях, она не оглянулась. — Я сама доберусь до дома Оливии. — Огюстина понятия не имела, как туда добираться, но можно ведь спросить кого-нибудь.

Учитывая, что её подруга была жрицей Богини, Огюстина предполагала, что большинство людей должны знать, где она живёт. Расправив плечи, она шагнула прочь, и её поглотила дорожка, лежащая перед его мастерской.

При мысли о том, что свои последние часы в этом мире она проведёт в одиночестве, или, что более вероятно, с Кирсом, его сердце наполнилось горечью.

— Это — твой выбор, — напомнил он сам себе, подбирая с верстака свой молот. Воздев его над головой, он с ревом обрушил его на стол.

Дерево поддалось его ярости, и стол разломился пополам.

Рорик стоял, пристально глядя на обломки. Они напомнили ему его собственную жизнь.

Разбитую вдребезги.

Молот выпал из его руки на пол, подняв целое облако пыли. Рорик, запинаясь, опустился на колени и поднял голову к окну, расположенному прямо перед ним. Там он увидел аметистовую луну, едва заметную в небе на фоне заходящего солнца.

— Скажи мне, что делать. — Уже много лет Рорик не молился Богине. С той самой огненной ночи годы назад, когда он молился ей, чтобы спасти своих тетю и дядю. Закрыв глаза, он ударил кулаками по бедрам. — Скажи мне, что делать! — яростно взревел Рорик.

Его голова упала вперёд. Изнемогая от безысходности, он испрашивал у Богини мужества сделать то, что было бы правильным для Огюстины, для своего двоюродного брата, и для своего народа.

Солнце уже исчезло с неба, а он всё сидел там, в пыли, и молился.

Глава 9

Огюстина чувствовала себя разбитой и сломанной. Она знала, что должна вернуться к той жизни, которую оставила позади. Что бы там ни говорила Оливия, здесь у неё ничего не было. Хотя, строго говоря, это не совсем верно. Здесь был Кирс, и она действительно любила его. У этого мужчины чуткое сердце и душа воина. А ещё тут была Оливия. Огюстина скучала по своей лучшей подруге и, если честно, ей не хватило того времени, что она провела у неё в гостях.

Но столько же, если не больше, лежало на другой чаше весов, в пользу её возвращения домой. Во-первых, её пребывания здесь не желал Рорик. Во-вторых, всё, что составляло смысл её жизни, ждало её там, на Земле. Она даже не могла понять, почему всё ещё обдумывает это, когда существовало лишь одно приемлемое решение.

Принятая ею ванна несколько привела её в чувство. Кирс, несмотря на свои слова, что Рорик сам проводит её к Оливии, всё-таки решил подождать её в конце дорожки, ведущей из кузницы, и теперь Огюстина была благодарна ему за это. Хотя она сказала Рорику, что смогла бы добраться сюда самостоятельно, абсолютной уверенности в этом у неё не было. Она была слишком расстроена, чтобы думать-то трезво, не говоря уже о том, чтобы найти правильный путь по незнакомым улицам.

Кирс ничего не сказал о том, что произошло между нею и Рориком. Он просто взял её за руку и привел к Оливии. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что она и Рорик занимались любовью. Хорошо-хорошо — она занималась любовью. Он занимался сексом. Или, по крайней мере, так он сказал.

Огюстина закрыла глаза, вспоминая, как Рорик прикасался к ней. То очень нежный, то грубоватый — он вёл себя так, будто не мог в достаточной мере насытиться ею. В его прикосновениях было больше, чем просто избавление от плотского влечения. Но это уже не суть важно. Время отправляться домой почти настало.

Надев свои чистые брюки защитного цвета и рубашку, Огюстина зашнуровала ботинки. Всё, она готова.

Серебряный торквес тяжёлым тёплым кольцом лежал вокруг шеи, напоминая о том, что вскоре должно произойти. Огюстина совсем не была уверена, что он будет работать, но Оливия убедила её, что всё пройдёт как надо.

Её подруга проявила к ней большое сочувствие и сострадание, затащив её в ванну и оставив наедине со своими мыслями. Оливия поняла, что ей нужно какое-то время для себя — время, чтобы подумать и успокоиться.