Холодное блюдо - Джонсон Крейг

Я завел машину и дал ей разогреться, пока закрывал окна и смотрел в зеркале заднего вида на свой правый глаз. То был красивый правый глаз, лукавый, но в то же время добродушный. В зеркале также виднелось правое ухо, вполне красивое, отчетливое, с отдельной мочкой. На висках было немного седины, достаточно для разнообразия, и она хорошо сочеталась с серебристыми краями шляпы. Чертовски красивый мужчина, ну, или мужские глаз и ухо. Я поборол соблазн испортить все впечатление и повернуть зеркало для полного обзора.

У меня было свидание. Первое свидание за… еще до того, как я женился. Вино, надо не забыть про вино. Сейчас открыт только винный прилавок на станции Синклер. Вряд ли там продавались изысканные сорта, которые были мне нужны. Если Генри еще в баре, он сможет меня снабдить. Я дал задний ход и поехал в нужном направлении.

Когда я добрался до бара, мое настроение немного испортилось – огни были выключены, и в поле зрения не было ни одной машины. Генри часто закрывался пораньше, если никто не приходил. Видимо, он считал, что ухаживать за присутствующими пьяницами по ночам – это одно, но ждать их – совсем другое. Я развернулся и направился домой. Я подумывал заехать к нему, но потом решил просто позвонить ему завтра в «Пони». Я посмотрел на прекрасную рыбу на пассажирском коврике и задумался, как погреть ее так, чтобы не испортить. Я немного расслабился, когда, подъезжая к своей хижине, заметил вспышку отраженного заднего света. Там стоял светло-голубой кабриолет «Ти-берд» с опущенным верхом и девственно-белой отделкой.

Отец Генри купил эту машину в Рапид-Сити еще в 1959 году, примерно за три месяца до того, как ему диагностировали рак. Тогда этой болезни боялись едва ли меньше Черной смерти. Я наклонился над дверью и считал показания одометра: 53 804 километра. Когда старик скончался, в семье было много споров о том, кому достанется кабриолет. Генри разрешил спор, выудив ключи из последней пары штанов отца, которые кучей лежали рядом со смертным одром. Генри завел «Ти-берд», проехал на старушке шестьдесят километров и припарковал ее в секретном гараже где-то в Шеридане. В семье больше никогда не спрашивали о машине. Генри назвал ее Лола.

– Эй, прочь от машины.

Во тьме раздался низкий голос, примерно из-под новенькой крыши над крыльцом. Я поднялся по небольшому склону к передней части моей преобразованной бревенчатой хижины. Крыльцо тянулось по всей длине дома и издавало чарующий запах свежесрубленного красного дерева. Крыша состояла из шпунта и паза; зеленая каемка обвивала края и плавно соединялась со старой крышей. Это действительно хорошая работа, даже я понимал. Грубо вырезанные балки смотрелись как что-то постоянное, теперь хижина была похожа на дом. В центре на земле лежала пара бетонных блоков, по которым можно было пройти между перилами.

Я встал рядом с блоками и прислонился к одной из балок.

– Черт.

– Неплохо, да? – Генри сел у входной двери и откинулся к стене, скрестив ноги и вытянув их перед собой. Сквозь поношенную лосиную шкуру его мокасин можно было рассмотреть форму стоп. Он наклонился, вытащил бутылку пива из упаковки и бросил ее мне; она почти выскользнула, но я смог ее поймать. – Я хотел привезти тебе три, но ты поздно приехал. Осталось только две.

Я открыл бутылку и сделал глоток.

– Они хорошо поработали.

– Завтра они вернутся, чтобы доделать перила и сделать ступени.

– А они знают, что пойдет снег?

Генри пожал плечами и выпрямил спину, прислонившуюся к бревенчатой стене.

– Только после полуночи.

Я повернулся к кабриолету и понадеялся, что Генри прав. Потом сделал еще один глоток, подошел к краю крыльца и кивнул в сторону машины.

– Особый повод?

– Проводы. Вряд ли я еще смогу ездить на ней в этом году. – Он задержал взгляд на машине, и в свете луны та казалась очень бледной; очередной призрачный пони Генри.

– В баре пусто?

– Да. А что в фольге?

– Парочка форелей. – Я протянул руку, чтобы Генри встал. – Тебе помочь поднять верх машины?

Он посмотрел мимо меня на холмы по ту сторону долины.

– Я же сказал, что снег пойдет только после полуночи.

Я положил рыбу на стойку у раковины, а пакет с пером – ближе к краю. Генри подошел к холодильнику и достал молоко и яйца, которые, наверное, принес в воскресенье. Он открыл коробку и понюхал.

– У тебя все еще есть кукурузная мука?

Я подошел к нижнему шкафу у двери и достал оттуда картонный контейнер; угол уже был проеден насквозь.

– Прости, – пожал я плечами, протягивая муку.

Генри покачал головой, разбил два яйца в миску, взбил их вилкой и добавил немного молока. Он достал сковороду, которой пользовался в начале недели, проверил, нет ли на ней мышиного дерьма, включил переднюю конфорку и бросил ложку масла на медленно нагревающийся металл. На кухне за ним забавно наблюдать – его движения были легкими и плавными. Вдруг меня осенило, что надо спросить:

– Мне чем-нибудь помочь?

– Нет, я люблю форель меньер без говна. – Генри снял фольгу и оценил рыбу. – Прекрасно. Где ты ее взял?

– А почему ты решил, что я не сам ее поймал?

Он не удостоил это заявление ответом, а лишь высыпал в тарелку муку и еще немного взбил тесто. Закончив это, Генри взял свое пиво и поднес к губам.

– Наверное, у тебя нет арахисового масла, петрушки и белого вина?

– Нет, но у меня есть назначенное свидание на завтра.

Генри кивнул, протянул руку и вылил часть пива в тесто. Он покрыл рыбу слоем кукурузной муки, затем взял кухонное полотенце, висевшее на выдвижном ящике под раковиной, и наклонил ручку сковороды.

– Хорошо.

– Мне нужна помощь.

Генри смотрел, как масло ползет к низу сковородки, добавил еще немного, а потом поставил обратно на плиту.

– Какая?

– Вино.

– Да, вино – это хорошо.

Он не увидел саркастичный взгляд, который я на него бросил.

– Мне нужна помощь с выбором.

– Ужин будет у нее дома? – Генри не отводил взгляда от рыбы.

– Да.

– Что будете есть?

– Не знаю. – Он медленно покачал головой и сделал еще глоток – я довел его до пьянства. Я тоже отпил и улыбнулся, чтобы сгладить предыдущий сарказм. – Она не сказала.

Он кивнул, все так же занимаясь ужином.

– Красное с говядиной, белое с рыбой, а дешевое пиво – со всем. – Генри облокотился на стойку одной рукой. – Это подарок или вино к ужину?

– А это важно?

– Да. Если вино к ужину и белое, то оно должно быть охлажденным. Если подарок, то нет.

– А если я просто не позволю ей дотронуться до бутылки?

Генри глубокомысленно кивнул.

– А ты позволишь ей дотронуться до вина?

– А, точно. – Он допил свою бутылку и достал последнюю из упаковки. – Я думал, это мне.

– Ты не заслужил. – Генри открыл пиво и отпил до того, как я успел его отнять. – А еще есть курица.

– И что с ней?

– С ней можно все.

– Да, курицы этим славятся.

Генри снова покачал головой.

– Вся суть вина – это дополнение к еде. Есть сухие вина, полусухие, десертные, аперитивы, игристые, крепленые, херес, портвейн…

– И дешевые? – услужливо подсказал я.

– Есть бесконечное множество белых и красных вин: сотерн, шардоне, пино гриджио, совиньон блан – это белые; бордо, бургунди, божоле, пино нуар, зинфандель, шираз, мерло, сира – это красные; я не говорю уже о виноградниках и виноделах. Вино года – каберне-совиньон из прибрежного региона Болгери. «Антинори» посадили шестьдесят процентов под каберне-совиньон, тридцать пять процентов под мерло и пять процентов под каберне фран. Есть и другие производители: «Сент-Эмильон», «Марго», «Бароло», «Барбера», «Кьянти»…

– А какие продаются в пакетах?

Генри пихнул пустую упаковку своей бутылкой.

– Может, принесешь старое доброе пиво?

– Я хочу быть изысканнее.

– Да, я тоже этого хочу, вот только тебя не изменить. – Он взял две рыбины и положил их на сверкающее масло; они зашипели, пока сковородка возвращалась к плите. Больше двух филе положить было нельзя.