Холодное блюдо - Джонсон Крейг

– Братик, я сделал чудесные сэндвичи!

Мы сели за пластиковый столик у окна, Генри и я с одной стороны, а Брэндон занял всю скамейку с другой. Потом съели сэндвичи и выпили кофе из стаканчиков с надписью «ВСЕГДА СВЕЖИЙ». Я молчал, пока Генри интересовался произошедшим за последний месяц.

– Как там дела у Лонни?

Бизон сдвинулся и положил руку на спинку скамейки.

– У Маленьких Птичек грустная история. Марджи пила так много, что в семье всегда были проблемы, но, может, им стало даже проще после ее смерти? – Потом он посмотрел на меня. – Ты тоже потерял жену, легавый?

– Да, – удивленно ответил я.

– Это так ужасно – потерять жену?

Бизон общался вопросами, отчего разговор приобретал философский оттенок.

– Да, – повторил я.

– Говорят, это как потерять часть себя, только хуже?

– Как это? – В эту игру могут играть двое.

– Когда она умирает, ты остаешься таким, каким стал за время вашей общей жизни, но иногда ты не узнаешь этого человека?

Бизон похлопал по столу между нами, как бы показывая, что не обиделся.

– У тебя все будет хорошо, легавый. Ты ведь остался хорошим человеком? – Но он повернулся к Генри еще до того, как я успел ответить. – Тебе надо зайти к Лонни, он спрашивал о тебе. Ты не уважаешь семью?

Медведь не обратил внимания на попытку его отчитать и улыбнулся в свой кофе.

– Зайду. Он сегодня дома?

– У него нет ног, куда ему идти? Он каждый день дома. Смотрит телевизор? Все подряд. Как будто он считает, что телевизор перестанет работать, если его не смотреть?

– Возможно, он прав.

– Мгм, да. Так и есть… – После этого они лукаво захихикали, не встречаясь взглядом. Я немного подождал, и потом Бизон повернулся ко мне. – Ты знаком с Лонни?

Я ответил «да». За несколько лет до суда мне пришлось объяснять Лонни, что если автомобиль оставили на улице заведенным, это еще не значит, что на нем можно прокатиться.

– Мгм, да, так и есть. – Они снова рассмеялись, и Лонни наверняка присоединился бы к ним, будь он там.

Разговор стал вестись на шайеннском, и Генри пояснил мне, что теперь Мелисса живет не с отцом, а с одной из множества теток, дом которой располагался ближе к городу. Через какое-то время они вернулись к нормальному языку.

– Значит, он живет с мамой? – Теперь они говорили об Арти Короткой Песне.

– Да, та девушка из агентства кроу, с которой он встречался? Ее не устраивают его проблемы с алкоголем?

– Он снова пьет?

Большая сетчатая голова слегка покачнулась.

– Да. – Он снова взглянул на меня и продолжил кивать, улыбаясь. – Тебе нравится сэндвич, легавый?

Я снова откусил и прожевал, было очень вкусно.

– Лучший в резервации.

Его кулаки отскочили от стола, и по темной жидкости в наших стаканчиках пошли волны.

– Лучший в мире!

Я кивнул в знак согласия, и Бизон снова улыбнулся, пока Генри разворачивался к окну.

– Его мама все еще живет у Рэббит-Тауна?

Большие руки скрестились поверх зеленого фартука, но улыбка не сошла с лица.

– Братик, я начинаю подозревать, что ты пришел сюда не ради моих прекрасных сэндвичей и не потому, что ты меня любишь?

Генри закатил глаза, но затем быстро перевел их на Бизона. Я уже видел этот взгляд. Его невозможно было долго выносить; он обжигал. И так происходило, потому что Генри было не все равно. Я наблюдал за Бизоном, чтобы посмотреть, какой эффект такой взгляд производил на него, но лишь услышал барабаны где-то вдалеке. Наверняка они были только в моей голове, но сразу после этой мысли голова Бизона начала едва заметно качаться в такт моим барабанам. Они с Генри не отводили друг от друга глаз, и я уверен, что он тоже их слышал.

Когда мы вышли на улицу, одну из шин спустило, поэтому я одолжил Генри четвертак, и мы снова ее накачали. Он сказал, что шина выдержит, а я проклял тот день, когда был собран этот пикап. Когда мы выехали со стоянки, я заметил, что «Чероки» уже исчез. С нашим жалким бюджетом мы не могли позволить себе навороченные джипы. Моему пикапу было два года, но машинам остальных сотрудников полиции было не меньше пяти, либо же они ездили на своих, как Джим Фергюсон, и получали компенсацию за пробег. Я хотел позвонить в офис от Бизона, но забыл – первоклассное ведение расследования убийства.

Дело Маленькой Птички перешло в суд в 14:50 16 сентября, Йом-кипур, день искупления. Уверен, кроме меня ни один человек в округе не заметил эту дату в календаре, который висел на доске объявлений за стойкой свидетеля. Судебный процесс и его атрибуты проходили во всех традициях дешевой программы по телевизору. Мне пришлось напоминать себе, что все по-настоящему.

Присяжные должны были принять решение по девяти пунктам обвинения: одно обвинение в сговоре; четыре обвинения в нападении при отягчающих обстоятельствах, включая использование метлы и биты и акт орального секса, и четыре обвинения в сексуальном насилии из-за того, что обвиняемые ласкали груди Мелиссы и заставляли ее им мастурбировать. Также присяжным был выдан список из пятнадцати менее тяжких обвинений. Я вспомнил, как Верн Селби склонился над столом и сложил руки в кулак. Он поручил присяжным обдумать два основных вопроса: применялось ли насилие по отношению к Мелиссе Маленькой Птичке; и была ли шайеннка умственно неполноценной; и, вдобавок, знали или должны ли были об этом знать Коди, Джордж, Джейкоб и Брайан?

Судья объяснил, что насилие – это не только грубая сила, но и более тонкие процессы; присяжным надо решить, вынудили ли Мелиссу спуститься в подвал, являлась ли она более уязвимой из-за своего психического состояния, пугали ли ее размеры и конфигурация подвала, а также количество мальчиков или то, что они могли ей сказать.

Верн не поднимал глаз, когда переходил к следующему вопросу; он просто продолжал смотреть на свой кулак и говорить, как аукционист на аукционе, где никто ничего не покупает. Он сказал, что официальный термин «умственно неполноценный» не означает, что кто-то глупый или отсталый. Это означает, что человек не понимает, что у него есть право отказаться от секса, или не знает как; и для вынесения приговора по этому обвинению присяжные должны решить, знали или должны ли были знать обвиняемые о состоянии Мелиссы Маленькой Птички.

У нас с Люцианом был долгий разговор после суда; он сказал, что мы должны делать то, что можем и как можем, и если все выходит не так, нужно просто забыть. Если продолжать бороться, можно нарваться на неприятности. Я не забыл. Так вот, почему я попал в страну неприятностей? Я здесь один, или Мелисса была со мной, пока мы вместе гребли на красной лодке через кольца брошенных лагерей на высоких равнинах? И кто еще был с нами под этими черно-синими небесами с винтовкой большого калибра?

– О чем думаешь, чемпион? – Я не ответил, а лишь продолжил смотреть в окно на проплывающий пейзаж. – Думаю, я назову это «выражение Маленькой Птички».

Я уставился на ветхую хромированную антенну, дрожащую со скоростью примерно семьдесят километров в час. Там висел Капитан Америка. Да, воистину, хоть я и шел по долине неприятностей… Мне предстояло вытянуть Терка из Паудера, и какая-то темная частичка моей души с нетерпением ждала этого момента. Я велел этой темной частичке заткнуться и забиться в угол, и она послушалась, но не совсем. Я никогда не мог полностью ее контролировать.

– Тогда у тебя немного выпучены глаза, а в уголках рта появляются две морщинки. – Генри снова повернулся к дороге. – Это очень мужественно. – Я продолжал смотреть в окно и попытался сузить глаза. – Я тоже хочу себе такое выражение…

Мне нужно было сменить тему.

– У тебя так и остались лошади?

Он выдохнул чуть сильнее, когда ответил.

– Да, они дядины. – Генри никогда не звал их своими, хоть и ухаживал за ними больше десяти лет. А все потому, что они аппалуза. К ним он относился так же, как я – к его пикапу: они просто его бесили. Генри считал, что шайенны всегда отправлялись в бой верхом на аппалузах потому, что за время пути на этих лошадях они злились так сильно, что готовы были убивать всех подряд.