Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что вы думаете об этой молодой даме с прованским акцентом, Мсье Туту? – спросила она у собачки.
– Вряд ли он вам ответит, мадемуазель, – вздохнула уроженка Севенн. – Счастье, что у вас осталась эта собачка. По вечерам он составляет вам компанию.
– Думаю, что и ты ее тоже любишь, Октавия. Кстати, мне с утра кажется, что вид у тебя… как бы это сказать… отсутствующий и говоришь ты меньше обычного, или мне это только кажется?
– У меня – отсутствующий вид? С чего вы взяли, мадемуазель?
Женщины прожили вместе три десятка лет, и их отношения давно переросли в дружбу, невзирая на то что на социальной лестнице они по-прежнему занимали разное положение: одна оставалась служанкой, вторая – госпожой. Воспитывались обе в гугенотской вере, но по случаю крещения маленького Анри Октавия приняла католичество. Она об этом не сожалела. Что до Жерсанды де Беснак, она родилась в семье дворянина-протестанта и ничто не заставило бы ее отказаться от веры предков.
– Мне так показалось, моя милая Октавия. Может, расскажешь, что за письмо утром принес тебе почтальон?
– Какая вы любопытная! Все, некогда мне разговаривать! Пойду чистить картошку.
– Когда надумаешь рассказать, приходи, – улыбнулась Жерсанда. – Но, прежде чем убежать на кухню, скажи, что ты думаешь о Магали Скотто? Наверняка ей доведется принимать роды у нашей Энджи.
– С виду приятная молодая женщина, но что-то в ней есть такое… И на мсье Луиджи она смотрела во все глаза, хотя наша Энджи была рядом. Приличные женщины так себя не ведут!
– Ты права, я это тоже заметила. Но не волнуйся. Такая красавица, как моя невестка, может не бояться соперниц.
Октавия поставила обратно на стол поднос с чашками, который намеревалась унести, и стала теребить подол фартука. На ее приятное лицо набежала тень, как если бы ей внезапно стало больно, а в орехово-карих глазах блеснули слезы. Высокая, с прекрасной фигурой, она овдовела, едва успев расцвести как женщина, и вторично замуж не вышла.
– Мадемуазель, не знаю, как и сказать… – начала она. – То письмо… Его написал Этьен, друг детства. Он был батраком на ферме, недалеко от вашего поместья. Мы часто играли вместе, когда были детьми. Потом он стал за мной ухаживать и очень огорчился, когда я вышла за другого. На следующий день после Рождества мы с ним случайно повстречались там, в наших краях.
«Наши края…» Для Октавии это, конечно же, был Лозер со своими приземистыми холмами, укрытыми темным лесом, и овражками, в которых водились волки.
– Мы с Этьеном немного поболтали, и он поехал по своим делам. Когда ему было тринадцать, он еще не умел читать, но пастор взялся его научить. А теперь, представьте, Этьен – сам учитель! Уже двадцать лет! Кто бы мог подумать!
Жерсанда с тревогой ждала продолжения. Дрожащий от эмоций голос домоправительницы и ее блестящие от влаги глаза не сулили ей ничего хорошего.
– Лучше скажу вам все сразу! У Этьена больше нет семьи в Ма́нде. В октябре он может получить работу здесь, в Дюрбане, это в сторону Фуа, или в Комоне, это ближе к Тулузе. Он спросил моего совета. А я расстроилась.
– Почему же ты расстроилась, Октавия?
– Подумала, что он решил переехать в Арьеж только потому, что на Рождество я дала ему свой адрес, и…
– И что?
– Может, он хочет сделать мне предложение, невзирая на наши годы? Он ведь тоже вдовец.
Губы пожилой дамы сжались, и она с трудом сдержала вздох. В прошлом году ее саму посещали мысли о браке – когда в Сен-Лизье с коротким визитом приехал ее давний друг, лорд Малькольм Брунел.
– Если твоя догадка окажется верна, ты меня покинешь? Не пытайся притворяться, Октавия. Твой Этьен, конечно же, хочет на тебе жениться. Давай поговорим начистоту! Ты покраснела, как девушка, и вся дрожишь!
– Это не из-за Этьена, а из-за вас! Глупости вы говорите, мадемуазель! Покинуть вас? Ни за что!
– Значит, напиши этому господину, что ему лучше оставаться в Манде. И что было бы со мной, вздумай ты уйти?
– Я никуда не уйду, я уже вам сказала, мадемуазель. Завтра я обязательно напишу Этьену Пюжолю.
Октавия взяла поднос и быстро повернулась к Жерсанде спиной, чтобы скрыть огорчение и навернувшиеся на глаза слезы. А она полагала, что в пятьдесят семь никто уже не думает о любви! Но сердце ее осталось молодым, и при знакомстве с Жаном Бонзоном, дядей Анжелины, она вновь испытала приятное волнение. То же произошло, когда они с Этьеном снова встретились.
«Я сразу его узнала, хотя столько лет прошло! Шел снег, мы оба были закутаны в шарфы… И он снова меня насмешил, Этьен, совсем как в былые времена. И когда мы прощались, он крепко поцеловал меня в щеку, – вспоминала она. – Если бы только он смог получить должность в Гомоне! Это не так далеко, и туда можно добраться на тулузском поезде. На нем от Сен-Лизье до Гомона можно доехать за четверть часа. Я скопила немного денег, и у меня тоже есть право отдохнуть…»
Мысли Октавии были так далеко, что она почти не замечала, чем заняты ее руки. Скоро она полоснула ножом по пальцу, и эта небольшая рана вызвала водопад слез.
«Но ведь мадемуазель мне как сестра! Я не могу ее оставить! Что ж, тем хуже для бедного Этьена, ведь он не смог меня забыть!»
В доме на улице Мобек, три часа спустя
Анжелина подала кофе после обильной трапезы, которую гостья не уставала нахваливать. А маленький Анри выскочил из-за стола, как только закончился дождь, и убежал играть во двор.
– Вы устроили мне королевский прием! – сказала Магали. – Розетта, я в жизни не ела мяса вкуснее, чем эта запеченная телячья рулька, и жареная картошка в сухариках тоже хороша! Вам повезло с кухаркой, Луиджи!
С самого начала трапезы Магали заговаривала только с хозяином дома.
– А Анжелина готовит? – полюбопытствовала она.
– Редко, но вы можете задать этот вопрос ей, она сидит напротив.
– Как глупо с моей стороны! Прошу прощения! Но она, похоже, нас не слышит, думает о своем.
– Энджи! – позвала Розетта своим тоненьким голоском.
– Что?
– Твоя подруга Магали задала тебе вопрос. Ты не ответишь?
– Простите, я отвлеклась от беседы. Я все думаю о том, что на этой неделе у меня не было ни одной пациентки. И в диспансер тоже никто не приходил. А к тебе, Магали?
– В среду я на поезде ездила в Лакур и приняла у тамошней жительницы ее четвертого мальчика. Она так просила у Бога дочку, ставила свечки в церкви – и все напрасно!
Луиджи наблюдал за своей красавицей супругой. Сегодня на Анжелине было простое платье из бежевой саржи, волосы она заплела в две длинные косы. Он прекрасно знал, что тревожит ее не отсутствие пациенток. Они с Гильемом условились, что в воскресенье, то есть сегодня, он приедет к ним в гости. Свое намерение он подтвердил коротким письмом, отправленным в пятницу. Луиджи предложил жене сходить к Магали Скотто и сообщить ей, что воскресный обед, на который она приглашена, не состоится.
