Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон

Но несколько последних месяцев оказались угнетающими даже для самого пламенного и неукротимого патриота. На Западном фронте союзники потеряли почти девяносто тысяч человек по сравнению с двадцатью пятью тысячами у немцев, и сэр Джон Френч, главнокомандующий английскими экспедиционными силами, по-прежнему проявлял неуверенность в принятии решений и расходился во мнении со своими коллегами и французским командованием. В декабре его отозвали в Великобританию и заменили сэром Дугласом Хейгом.

То же самое происходило в Дарданеллах. Китченер в конце концов дал разрешение на эвакуацию; по иронии судьбы эта часть операции оказалась ее единственным успешным этапом с относительно небольшим количеством потерь. Но АНЗАК и Средиземноморские экспедиционные силы совместно утратили почти тридцать пять тысяч человек, до семидесяти процентов численности некоторых полков, а общие потери – включая смертоносную жатву, собранную болезнями – приближались к полумиллиону. Эта катастрофа привела к падению правительства либералов. Уинстон Черчилль, являвшийся одним из командующих кампании в Галлиполи и исконных ее сторонников, был вынужден уйти в отставку со своего поста в Адмиралтействе. Военный министр Китченер получил тяжелый удар от двух этих провалов, так никогда и не восстановив свою репутацию непобедимого военачальника. Глубина падения страны приводила в отчаяние.

Одним из светлых моментов для Альмины были ее отношения с дочерью. В тот год она пользовалась большой поддержкой леди Эвелин. В 1915 году девочке исполнилось четырнадцать лет, и она все еще получала домашнее воспитание под руководством гувернантки. Эвелин ужасно скучала по Порчи, обучавшемуся в Итоне; однако в отличие от своего брата Ева была близка с родителями. Она часто пыталась играть роль посредника между ними и братом, но практически безуспешно. Как писала Уинифрид в одном из писем мужу, лорду Бургклиру: «Альмина проявила гениальность в организации госпиталя, но не преуспела в этом со своим первенцем».

В то время Ева не создавала родителям никаких трудностей. Девочка оказалась более застенчивой, так что не перечила матери, обладавшей столь яркой личностью. У них было чрезвычайно много общего, поскольку обе наслаждались светскими приемами и модой, а также обладали беспокойной энергией, не позволявшей долго усидеть на месте. А вот между Альминой и Порчи нередко происходили столкновения, поскольку оба были своенравны и любили находиться в центре внимания. Ева была также более усидчивой и работящей, чем ее обаятельный, но безответственный брат, и с истинным энтузиазмом интересовалась изысканиями своего отца в Египте, чего не скажешь о Порчи. Возможно, и требования с обеих сторон в данном случае предъявлялись не слишком высокие, поскольку Ева не являлась основной наследницей. Как бы то ни было, она никогда не страдала от недостатка любви со стороны семьи. Лорд Карнарвон всю жизнь не чаял души в ней, равно как и Порчи; а девочка и Альмина обожали друг друга. Они выглядели примечательно схожими: Ева была крошечной, чуть выше пяти футов и очень стройной. Она выросла в прелестную девушку, с устами, подобными бутону розы, высокими скулами и темными очами.

Когда объявили войну и ее мать решила превратить замок в госпиталь, Ева погрузилась в повседневную работу, совершенно отличную от той, которой наслаждалась в годы детства. Миновали спокойные дни за уроками и поездками с матерью в город, чтобы навестить Альфреда и посетить Коллекцию Уоллеса, попечителем которой был ее дед; отныне она проживала в доме, полном тяжело раненных солдат. Обстановка могла меняться от напряженной до ликующей в зависимости от того, насколько хорошо шли дела в операционной или же сколько друзей оказалось в каждодневном перечне потерь в газете «Таймс». Это был резкий толчок, лишивший девочку привилегированного образа жизни и заставивший Еву быстро повзрослеть. Стремление Альмины служить на благо общества захватило и ее дочь. Едва закончив уроки, Ева сопровождала Альмину на обходах, болтая с пациентами и ухаживая за больными. Понятно, что эта ласковая хорошенькая девочка стала любимицей пациентов. Один из них тайком привез из Франции щенка эльзасской овчарки и подарил Еве. Собачка спала в ее комнате на третьем этаже замка, всецело преданная своей хозяйке. Ева была хорошей наездницей и часто каталась верхом в парке в сопровождении главного конюха, Артура Хейтера. Щенок всегда сопутствовал им, стараясь не отстать.

Даже помощь леди Эвелин не могла скрыть тот факт, что Хайклир приближался к пределу своих возможностей. Команда из Альмины, доктора Джонни и Мэри Уикс, укрепленная Стритфилдом и миссис Макнейр, работала с максимальной отдачей, но Альмина терзалась сознанием, что способна на большее. К началу декабря леди Карнарвон решила, что возможности Хайклира исчерпаны и пришло время перевести госпиталь в Лондон. Безусловно, можно было бы преобразовать комнаты в цокольном помещении в огромные палаты, вмещающие до двадцати человек каждая, но она считала, что большая часть ее успеха покоилась на соотношении количества сестер милосердия и пациентов, а мужчинам обеспечены роскошь спокойствия и отдельные палаты. Госпиталь управлялся с большой любовью, и Альмина хотела сохранить такой подход. Это предрекало мучительное расставание: Хайклир обладал чем-то уникально целительным. Леди Карнарвон особенно жалела о потере прекрасных садов и изобилия свежих фруктов и овощей, а потому решила, что ее новое помещение по меньшей мере должно располагаться недалеко от сада и снабжение госпиталя продуктами питания из Хайклира будет продолжено.

Альмина арендовала дом № 48 по Брейнстон-сквер, восхитительный особняк в Мейфэре, граничащий с мирным садом. Контора «Кэдоган трастиз» отметила в своих протоколах, что у них «душа не лежала к заявке леди Карнарвон», но, если бы они ей отказали Министерство обороны могло бы использовать свою власть для конфискации помещения. Так что пришлось согласиться. Особняк имел два явных преимущества по сравнению с Хайклиром: доктора-специалисты находились не более чем в получасе езды, и подобное помещение могло быть лучше оборудовано для лечения более широкого диапазона ранений, нежели замок. Альмина установила лифт, рентгеновский аппарат и устроила специально оснащенную операционную. После этого она перевела весь персонал из сельской местности в город и отдала в подчинение старшей сестре милосердия Маккен.

Лондонский госпиталь должен был стать не только лучше, но и больше: Альмина пожертвовала своим долго лелеемым замыслом индивидуальных палат, чтобы удвоить пропускную способность. Теперь одновременно проходили лечение сорок пациентов, некоторые в отдельных палатах, но чаще по четыре человека в комнате, и леди Карнарвон дала им те же названия, что и спальням в Хайклире: «Стэнхоуп», «Сассекс», «Арундел» и т. д. Госпиталь все еще давал пациентам ощущение дома вдали от домашнего очага, с удобными кроватями, постельным бельем наилучшего качества, дополнительными пижамами и одеждой, пока собственные семьи не пришлют им личные вещи. Альмина считала связь с семьей делом первостепенной важности, рассылая письма и телеграммы с последними новостями, если сами пациенты не могли этого сделать. В соответствии с ее планами в новом госпитале мужчины проводили время в саду и получали овощи и сыр, каждодневно присылаемые из Хайклира.

Как только лондонский госпиталь открылся, его почтили своим посещением два горячих сторонника Альмины. 4 января лорд Китченер приехал проинспектировать новые помещения и заявил, что они произвели на него большое впечатление. Двумя неделями позже появилась сестра Кайзер, оказавшая столь действенную помощь в начале войны. Альмину просто распирало от гордости, когда она водила своих гостей по зданию.

Замок вернулся почти к прежнему существованию, за исключением, конечно, того, что хотя госпиталь и уехал, война все еще продолжала бушевать. Сестер милосердия перевели в город, как и Мэри Уикс, но доктор Джонни перемещался между Лондоном и Хайклиром. Для Брейнстон-сквер Альмина дополнительно наняла доктора Снейда. Стритфилд, миссис Макнейр и остальной персонал оставались в Хайклире – после безумной нагрузки в течение шестнадцати месяцев они, конечно же, заслужили передышку. Леди Эвелин и лорд Карнарвон продолжали делить время между своим домом на Беркли-сквер и Хайклиром, а Альмина навещала их по уик-эндам, когда могла освободиться. В обозримом будущем не предвиделось крупных светских развлечений, но чета Карнарвонов никого не хотела увольнять, так что у челяди просто стало меньше работы.

Внешнее великолепие Хайклира в 1916 году поддерживала опечаленная прислуга, состоявшая в основном из женщин. В людской только и толковали, что о войне, и особенно о судьбах мужчин из замка. Флоренс, одна из горничных, в свое время уволилась, потому что вышла замуж за садовника Томми Хилла. Они, конечно, предвкушали совсем другой образ жизни. Теперь молодую женщину ужасало желание Томми вступить в армию, и она опасалась, что не переживет этого. Супруги были женаты два года, и Флоренс хотела обзавестись детьми.