Харун Ар-Рашид - Кло Андре

Аббасса забеременела и произвела на свет мальчика, которого евнух и служанка немедленно переправили в Мекку. Возможно, ничего бы не случилось, если бы обо всем не проведала Зубайда. Однажды, изливая перед Харуном свое раздражение по поводу того, что Яхья ал-Бармаки в своем качестве халифского домоправителя приказал по вечерам запирать двери ее апартаментов, она добавила: «Если бы он по-настоящему следил за гаремом, он бы не позволил своему сыну совершить преступление!» Под нажимом Харуна законная супруга рассказала обо всем, в доказательство сославшись на рожденного Аббассой ребенка. Некоторое время спустя, находясь в Мекке, Харун получил подтверждение наличию ребенка и приказал казнить его вместе с Аббассой.

По другой версии[68], Аббасса устраивала для Харуна грандиозные пиры в садах на берегу Тигра. В первый вечер она прислала ему очень красивую рабыню, а Джафару — другую. И так каждый вечер, пока, в конце концов, она сама не пришла к Джафару вместо предназначенной ему рабыни. У них родилось двое детей, Хасан и Хусейн, которым на момент драмы в Умре было десять и восемь лет. Харун пощадил их. Но один из евнухов Зубайды утверждал, что Харун наказал свою сестру, приказав посадить ее в сундук вместе со всеми ее украшениями. Этот сундук заколотили гвоздями и сбросили в ров, который потом заполнили известью и кирпичами. Ее управляющего и дюжину слуг перебили, а детей бросили в печь, в то время как Харун кричал: «Лучше меч, чем позор!» Их палачей, помощников Масрура, посадили в мешки и утопили в Тигре.

Что это, роман, базарная сплетня или подлинная история? Масуди и Табари единодушно верят в удивительный и трагический брак двух прекрасных влюбленных, но Ибн Халдун[69] считает, что Харун никогда бы не отдал принцессу Аббассу в жены Джафару, потомку персидских идолопоклонников, даже с целью фиктивного брака. Большинство современных историков настроено скептически. По их утверждению, источники, которые упоминают об этом эпизоде, были составлены слишком поздно, чтобы заслуживать доверия. Однако в таком случае приходится полностью отвергнуть сведения основных летописцев той эпохи — ограничимся упоминанием о Масуди и Табари. Для нас особенно неубедительно выглядит, присущей этой истории, с ее ярко выраженным характером «восточной сказки» «с моралью», наказание виновных и все невероятные подробности, которыми она обросла с течением времени. Не будем также забывать, что Аббассе было никак не меньше сорока (она была старше Хади и Харуна), и она уже дважды побывала замужем. Трудно представить себе эту женщину, уже далеко не молоденькую девушку, изобретающую уловки, одновременно наивные и изощренные, чтобы завлечь в свою постель красивого мужчину, которому, наверное, нужно было напиться до беспамятства, чтобы не узнать ее ни до, ни после. Харуну же, со своей стороны, нужно было страдать сильной близорукостью (о чем История нам не сообщает), чтобы не заметить беременности своей сестры, с которой он очень часто виделся. Или же источник этой красивой и одновременно ужасающей истории следует искать в некоем романтическом эпизоде, когда Джафар действительно ошибся. Нет ли здесь переноса от мужского к женскому[70]?

Так каковы же были причины казни Джафара и этой ужасной трагедии, которая уже так давно трогает сердца арабов? Как утверждают, Джафар был мусульманином лишь внешне. Он строил мечети единственно ради развлечения, а чтение Корана ему ужасно надоедало. В глубине души он остался маздаистом[71]. В качестве доказательства ссылаются на то, что однажды он посоветовал Харуну ар-Рашиду, чтобы в Каабе день и ночь курились благовония, как будто бы желал превратить ее в храм огня. Вольность его мусульманских убеждений вроде бы проявлялась в терпимости, с которой он относился к Алидам, еретикам и другим противникам ортодоксального ислама. Джафар якобы приказал освободить Алида Яхью ибн Абдаллаха, поднявшего восстание в Дейлеме.

Однако это также неправдоподобно: как мы видели, разрешил эту ситуацию Фадл, и именно его Харун за это упрекал. Зато Джафар, вопреки приказу халифа, казнил другого Алида — Абдаллаха ибн Хасана. Его также обвиняли в том, что он изъял из государственной казны изрядную сумму для Абд ал-Малика ибн Салиха, принадлежавшего к роду Аббасидов, которого Харун подозревал в намерении захватить трон. Халиф, никогда не терявший бдительности, был в ярости.

Харуна раздражало богатство Джафара и его роскошный образ жизни, сопряженный с расточительством, начиная с дворца, который красавец Бармакид приказал возвести на берегу Тигра. До нас дошло несколько рассказов о том, с каким гневом халиф узнавал о роскошествах Джафара. Однажды, отправившись на охоту со своей многочисленной и блестящей свитой, Харун спросил: «Видел ли кто-нибудь свиту пышнее моей?» — «Ничто не может сравниться со свитой Джафара», ответил один из придворных… А когда процессия проходила через деревни, где виднелись великолепные сады с роскошными беседками, он спросил, кому все это принадлежит. В ответ он услышал: «Бармакидам». Тогда Харун сказал: «Мы сами себя предали, сделав все, чтобы увеличить могущество и богатство Бармакидов. Вот кто знает толк в почестях! Кто может исчислить их богатство[72]?»

Вполне возможно, что непримиримая ненависть хаджиба Фадла ал-Раби к Джафару имела куда более решающее значение, чем все эти приступы зависти и раздражения со стороны халифа, которые, может быть, и придуманы были много лет спустя. Эти двое не переносили друг друга. Джафар был препятствием для честолюбия Фадла и знал, что тот способен на все, чтобы его уничтожить. Фадл заронил в сознание Харуна недоверие, а потом и ненависть к Джафару. Недруги Бармакидов концентрировались именно вокруг него.

Фадл ал-Раби не был единственным, кто ненавидел Джафара и Бармакидов. Спесь и роскошь красивого фаворита, его нередко презрительные манеры дорого обходились ему, питая глубокую неприязнь его недоброжелателей. В числе прочих и Зубайда никогда не испытывала симпатий к ближайшему другу халифа, который, помимо всего остального, являлся «наставником» Мамуна, блестящего соперника ее сына. Ни для кого во дворце не было секретом, что Харун ценил дарования Мамуна и подумывал поставить его перед Амином в череде наследования. Мекканские распоряжения, закрепившие за Мамуном Хорасан вместе со значительными военными силами, ничего не уладили, и беспокойство Зубайды отнюдь не улеглось — совсем напротив. Все позволяет полагать, что в течение нескольких недель до драмы она использовала свое влияние, которое всегда было огромным, в ущерб Джафару, безоговорочно преданному сопернику ее сына.