ИЕРО НЕ ДАЮТ ПОКОЯ - Стерлинг Ланье

Опираясь на копье, священник преклонил колени и вознес благодарственную молитву за спасение от сил тьмы. Он молился о будущем всех достойных людей, каждой наделенной разумом и добротой твари Божьей, славил красоту и свежесть благословленной Господом земли, просил Бога укрепить его дух для новых испытаний и не оставить милостью тек, кто ему так дорог. Наконец, осенив себя последним крестным знамением, Иеро устроился на холодном камне и уснул, как только голова коснулась земли.

Сеги, с первыми лучами солнца забывший ночные страхи, насторожил длинные уши и потянулся к свисавшим со стены молодым зеленым побегам. Пришла его очередь нести караул.

5. ТКАЧ И ПАУТИНА

Иеро проснулся с головной болью. Нет, он не чувствовал себя нездоровым, а только немного разбитым и заторможенным. Некоторое время, сидя под накрапывающим мелким дождем, он размышлял, не сырая ли погода вызвала мигрень, и наконец решил, что дождь тут не при чем; день был вовсе не холодный, скорее наоборот. Вообще-то раньше ему доводилось ночевать и под ливнями, и ничего подобного он не ощущал. Возможно, гнилостные испарения поднялись утром над речкой и отравили сон. Невероятно! За тридцать с лишним прожитых лет Иеро привык не тревожиться о здоровье. По сравнению с древними, обитатели мира, возникшего после Смерти, вообще болели сравнительно мало. Конечно, кое-где сохранились очаги заразы – следы применения бактериологического оружия, – но посещать их было строжайше запрещено, да туда никто и не рвался; наоборот, все старались избегать подобных мест. За всю жизнь Иеро, может быть, пару раз подхватывал простуду, и только. А сейчас виски словно сжимал обруч… Непостижимо!

Священник раздраженно помотал головой, словно пытаясь вытрясти из нее внезапно накатившую немочь. В висках по-прежнему ныло. И хотя это была не серьезная хворь, а так, легкое недомогание, с непривычки он слегка расстроился. Ну вот, теперь даже собственный организм ополчился против него! Если ломота не пройдет сама собой, наверно, придется что-то делать. Ему не могло прийти в голову, что боль вызвана внешней причиной – той силой, что на протяжении многих дней упорно тащила его сюда.

С трудом запихивая в себя завтрак, Иеро мрачно размышлял о событиях прошлой ночи и о том, куда в следующий раз пристроить Сеги. Можно считать, сегодня повезло. Но кто знает, что будет завтрашней ночью? Попробовать что ли путешествовать в темное время суток? Хоппер, безусловно, выдержит, но подобные прогулки по незнакомой местности, кишащей хищниками, могут стоить жизни. Священник вспомнил о летающем кошмаре, навестившем прошлой ночью его убежище, и задумался. Если не принимать в расчет гигантских птиц, у которых он в свое время отбил Лучар, никто и никогда раньше не пытался атаковать его с воздуха. Но тех, скорее всего наслал шаман племени, а эта тварь действовала явно по собственной воле. Да, придется поостеречься!

Седлая прыгуна, Иеро искоса поглядывал на лежащий впереди узкий зев оврага, но кроме пичужек, гонявшихся за насекомыми в мутноватом утреннем тумане, не увидел ровным счетом ничего. Хор ночных голосов давно утих, и только изредка далекий вопль или рык напоминал о том, что обладатели голодных желудков никуда не исчезли – просто попрятались в берлоги. Но по большей части только щебет птиц и шум льющейся воды нарушали тишину ущелья.

Однако, разобрав завал и выпустив Сеги наружу, Иеро настороженно огляделся по сторонам. Сейчас только вывороченные с корнем кусты напоминали о летающем чудище, решившем полакомиться всадником и его скакуном. Иеро уселся в седло, и прыгун послушно припустил вперед по сужавшемуся оврагу. В конце его виднелись высокие деревья, и можно было надеяться, что склон там пологий и удобный для восхождения.

Много часов спустя Иеро уже настолько углубился в лабиринт оврагов, что совершенно потерял ориентацию и продолжал двигаться наобум. Боль в голове постепенно усиливалась, но он не обращал на это особого внимания. Постороннему наблюдателю могло показаться, что всадник выглядит несколько странно; отсутствующее выражение глаз говорило о предельной сосредоточенности, словно он отчаянно пытался объяснить – или внушить себе

– некую мысль.

Зато скакун явно проявлял признаки беспокойства. Птицы в вышине замерли. Дождь перестал идти, зато густой туман обволок тела путешественников сплошной серовато-белой массой, и двигаться приходилось почти ощупью. Огромные замшелые валуны важно выплывали из белесоватой дымки и проваливались в нее, когда попрыгунчик проносился мимо. Деревья сменились гигантскими зарослями похожих на лопухи растений и папоротниками, чьи макушки терялись в тумане высоко над головой. Почва стала зыбкой и негромко хлюпала под лапами Сеги. Несчастный хоппер извелся от страха; его большие глаза непрерывно вращались, а длинные уши нервно подергивались.

Впрочем, любое нормальное существо, обладающее ментальными способностями или нет, чувствовало бы себя здесь неуютно. Однако Иеро, казалось, впал в транс. В то же время какая-то часть его сознания хладнокровно регистрировала все. Например, сейчас они находились на дне довольно глубокого каньона, который вел куда-то вверх. Весь трагизм происходящего заключался в том, что подобные наблюдения только записывались в памяти, но не осмысливались – «обратная связь» оборвалась. Любые попытки попрыгунчика заартачиться ласково, но непреклонно подавлялись, и дрожащий, но по-прежнему послушный зверь двигался туда, куда направлял его человек. Преданность хозяину и годы выучки пока что превозмогали животные инстинкты, вопиющие об опасности.

Через несколько часов тропа – если можно назвать тропой месиво из раскисшего мха и грязи – пошла под уклон, и мутные потоки дождевой воды побежали наперегонки с путниками.

Тишина давила. Даже шум дыхания, убаюкивающий скрип кожаного седла и хлюпанье почвы под лапами попрыгунчика не могли стряхнуть оцепенения. Туман поглощал все звуки. Только изредка гулкие шлепки срывающихся с листьев крупных капель достигали ушей священника. Казалось, путники навсегда затерялись в безмолвном, затянутом молочной дымкой мире, неподвижном, навеки отданном во власть туманов и гигантских сырых лопухов. И само движение здесь выглядело неким вызовом, а уж о громких звуках и говорить не приходилось. Только заросшие мхом валуны-лежебоки да глядящиеся в сонные лужи огромные хвощи и папоротники имели право существовать в этом не знающем солнца мирке. И все же путники продолжали идти вперед по топкой тропинке, петляющей между отполированных водными потоками каменных стен, на которых неприхотливый мох не смог найти опору для корней. Густой туман клубился вокруг путешественников, глуша звуки, словно укутывал их толстым ватным одеялом.