После империи. Pax Americana – начало конца - Эмманюэль Тодд

Все более и более нетерпимая к разнообразию мира Америка автоматически воспринимает арабский мир как мир антагонистический. Такое противопоставление носит в данном случае примитивно-животный, антропологический характер. Оно идет значительно дальше религиозного противопоставления, используемого Хантингтоном для обоснования чуждости мусульманского мира по отношению к западной сфере. Для антрополога, привыкшего иметь дело с обычаями и правами, англосаксонская и арабская системы абсолютно противоположны.

Американская семья является семьей нуклеарной, индивидуалистской и обеспечивает женщине высокое положение. Арабская же семья — семья расширенная, патрилинейная, в которой женщина поставлена в максимально зависимое положение, Браки между кузенами — строгое табу в англосаксонском мире, в арабском же они доминируют. Америка, где феминизм с годами становится все более догматичным и агрессивным, а терпимость к разнообразию мира уменьшается, была как бы запрограммирована на конфликт с арабским миром или, в более общем плане, с той частью мусульманского мира, семейные структуры которой схожи с арабским миром и которую можно назвать арабо-мусульманским миром. Под такое определение подпадают Пакистан, Иран, частично Турция, но не Индонезия, не Малайзия, не исламизированные африканские страны, расположенные на побережье Индийского океана, где женщины обладают высоким статусом.

Столкновение между Америкой и арабо-мусульманским миром приобретает отвратительный вид антропологического конфликта, иррационального противостояния между по определению недоказуемыми ценностями. Не может не вызывать беспокойства тот факт, что такое измерение становится структурообразующим фактором международных отношений. После 11 сентября этот культурологический конфликт приобрел шутовской и театральный аспект в жанре глобализированной бульварной комедии. С одной стороны — Америка, страна женщин castratrkes, предыдущий президент которой вынужден был предстать перед комиссией, доказывая, что он не переспал с какой-то стажеркой; а с другой — бен Ладен, террорист, человек полигамной традиции с бесчисленным количеством двоюродных братьев и двоюродных сестер. Перед нами в данном случае — карикатура на исчезающий мир. Мусульманский мир не нуждается в советах Америки по вопросу своей эволюции в плане обычаев.

Падение индекса фертильности, характеризующее большую часть мусульманских стран, само по себе предполагает улучшение положения женщины прежде всего потому, что оно отражает повышение уровня грамотности в этих странах, а затем потому, что в таких странах, как Иран, где индекс фертильности составляет 2,1 ребенка на одну женщину, неизбежно появляется очень большое число семей, отказавшихся иметь сыновей и порвавших таким образом с патрилинейными традициями (Теоретически можно построить модель, в которой возможна совместимость индекса фертильности, сниженного до 2 детей на женщину, и абсолютной патрилинейной предпочтительности, если предположить, что каждая семья прекращав! деторождение после появления первою сына и продолжает его до тех пор, пока нет сына. Но это очень нереалистическая гипотеза, так как она исключает возможность для супружеской пары иметь двух сыновей, что несовместимо с другим измерением традиционной арабской семьи — солидарностью между братьями и предпочтением браков между их детьми). В одной из редких стран, по которой мы располагаем многими следующими друг за другом анкетами о браках между двоюродными родственниками, а именно в Египте, мы наблюдаем, что пропорция таких браков сокращается: с 25% в 1992 году до 22% в 2000 году (Egypt Demographic and Health Survey: 1992, 2000).

Во время афганской войны на Европейском континенте в меньшей мере, а в англосаксонском мире в массовом порядке заговорили о культурологической войне по вопросу о статусе афганской женщины, в ходе которой звучало требование провести реформу обычаев. Нас почти уверяли, что американские «В-52» наносят бомбовые удары по исламскому антифеминизму. Такие требования Запада являются смехотворными. Эволюция обычаев, конечно, происходит, по речь идет о медленном процессе, который современная ведущаяся вслепую война может лишь затормозить, поскольку при этом действительно феминистская западная цивилизация ассоциируется с неоспоримой военной жестокостью и рикошетом наделяет абсурдным благородством сверхмужскую этику афганского боевика.

Конфликт между англосаксонским миром и миром арабо-мусульманским носит глубокий характер. И есть вещи похуже феминистских заявлений госпожи Буш и госпожи Блэр, касающихся афганских женщин. Англосаксонская социальная и культурная антропология проявляет некоторые дегенеративные признаки. На смену усилиям с целью понимания проживающих в различных системах индивидуумов в духе Эванса-Притчарда или Мейера Фортеса пришло разоблачение невежественными суфражистками мужского доминирования в Новой Гвинее или их же безграничное восхищение матрилинейными системами на побережье Танзании и Мозамбика, являющихся, кстати, мусульманскими странами. Если уж наука начинает выставлять хорошие и плохие отметки, то можно ли ожидать ясности и уравновешенности со стороны правительств и армий?

Выше уже говорилось, что универсализм не является синонимом терпимости. Французы, например, могут свободно демонстрировать свое недружелюбие по отношению к иммигрантам магрибского происхождении, потому что положение арабских женщин противоречит их собственной системе обычаев. Но эта их реакция является инстинктивной и не сопровождается никакой идеологической формализацией, никакими глобальными суждениями относительно арабской антропологической системы. Универсализм a priori является слепым к различиям и не может открыто осуждать иную систему. Война «против терроризма», напротив, послужила предлогом для вынесения окончательных и безапелляционных приговоров афганской (или арабской) антропологической системе, несовместимых с априорным эгалитаризмом.

То, о чем мы здесь говорим, является не сборником анекдотов, а следствием отступления от универсализма в англосаксонском мире. И это лишает Америку верного видения международных отношений, мешает ей обращаться достойно — то есть эффективно с точки зрения стратегической — с мусульманским миром.

Нефтяная политика Соединенных Шатов, сосредоточенная, естественно, на арабском мире, является следствием новых экономических взаимоотношений между Америкой и миром. Исторический лидер в открытии, производстве и использовании нефти, Соединенные Штаты за последние тридцать лет стали ее крупнейшим импортером. В этом плане Америка, если сравнивать ее с Европой и Японией, где добыча нефти незначительна, стала нормальной страной.

В 1973 году Соединенные Штаты производили в день 9,2 млн. баррелей и импортировали 3,2 млн., а в 1999 году — 5,9 и 8,6 млн. соответственно (Statistical Abstract of The United Stales: 2000. — P. 591). При сохранении нынешних объемов добычи американские месторождения будут исчерпаны уже к 2010 году. Отсюда можно понять болезненную озабоченность американцев по поводу нефти и — почему бы и нет — сверхпредставительство «нефтяников» в правительстве Буша. Привязанность Соединенных Штатов к этому источнику энергии не может, по многим причинам, рассматриваться как чисто рациональная и свидетельствующая о какой-то эффективной имперской стратегии.

Это так прежде всего потому, что нефтяная тематика, учитывая уровень общей зависимости американской экономики от импорта, занимает скорее символическое, чем существенно значимое место. В Америке, даже заполненной по горло нефтью, но лишенной поставок других товаров извне, произошло бы, пожалуй, такое же снижение потребления, как и в Америке, лишенной нефти. Импорт нефти, как было показано выше, составляет хотя и внушительную, но все же второстепенную часть общего американского внешнеторгового дефицита: 80 млрд. долларов из 450 млрд. в 2000 году. В действительности Америка уязвима перед любого типа блокадой, и центральное место нефтяной тематики не может быть объяснено с точки зрения экономической рациональности.

Опасения по поводу недостаточности поставок нефтепродуктов не могли бы привести к такой жесткой привязанности к Ближнему Востоку. Страны, поставляющие Америке энергоресурсы, достаточно удачно разбросаны по всей территории планеты. Арабский мир, несмотря на его ведущее место среди производителей нефти и особенно обладателей ее мировых залежей, ни в коей мере не держит Соединенные Штаты за горло. Половина американского импорта нефти поступает из стран наиболее надежного, с военной точки зрения для Соединенных Штатов, Нового Света, а именно главным образом из Мексики, Канады и Венесуэлы. Если к количеству нефти, поступающей из этих стран, добавить внутреннее производство в самой Америке, то получится, что 70% потребления Соединенных Штатов обеспечивается странами ближней западной сферы, границы которой определены «доктриной Монро».