Повесть былинных лет - Валентин Леженда

— Князя, князя вперед пропустите! — кричал Николашка, вооруженный невесть откуда взявшимися в тереме вилами.

Князя пропустили.

Двое дружинников с лязгом и ругательствами свалились с лестницы вниз. Кто-то, судя по крикам, сломал руку.

— А вот и первые контузии! — недовольно пробурчал Всеволод. — Ну я этим голодранцам сейчас покажу!

— Долой!!! — донеслось снаружи, и в дубовые двери снова врезался таран.

На этот раз Ясно Солнышко хорошо подготовился к возможному штурму. Да, конечно, он не ожидал, что атака дровосеков случится так скоро. Но какая теперь уже разница? Главное, что он успел подготовиться.

Эллинского вина в княжеских погребах больше не было, так что пришло время для новых методов борьбы с реакционными трудовыми массами.

— Доло-о-о-о-ой…

На просторной крыше уже все было готово для отражения штурма. Дружинники, весело гогоча, выкатили из чердачного окна на самый край огромную бочку в железных обручах.

Кое-кто из витязей уже азартно поплевывал сверху в пышущих праведным гневом смутьянов.

— Не шалить! — строго приказал Всеволод, и дружинники послушно отпрянули от края крыши. — Расположить бочку строго над входом!

— Сделано, князюшка!

— Приготовиться! Как только они снова грохнут…

Бревно в очередной раз с треском врезалось в крепкие двери.

— Давай!!!

Дружинники ухнули и с гиканьем вылили содержимое бочки. Деготь нехотя ринулся вниз. Раздались душераздирающие вопли.

— Перья! — скомандовал Всеволод, взмахивая луком.

Двое дружинников проворно высыпали вниз из заранее приготовленных мешков куриные перышки.

— У-у-у-у… — донеслось снизу.

— Ну прям зима настала, — восхитился Николашка, ловко метнув в кого-то ржавые вилы.

Феерическое действо и вправду очень напоминало внезапно выпавший в начале осени снег. Перья кружились вокруг терема, словно хоровод мокрых февральских снежинок.

— Что, получили?!! — прыгал по крыше князь. Дровосеки в панике метались по двору. Непонятно откуда взявшиеся черные чудовища в перьях напугали их до беспамятства. Прошло несколько минут, прежде чем «чудовища», громко матерясь, объяснили, что они, мол, свои. Но все равно часть протрезвевших бунтарей с дикими визгами успела убежать в лес.

— Враги понесли серьезные потери, — довольно констатировал Николашка, записывая в бересту происходящее, так сказать по горячим следам. — Назову-ка я сей свиток «Битва за удел Сиверский».

— И половцев, половцев обязательно упомяни! — строго добавил Всеволод. — Мол, дровосеки сговорились с самим ханом Кончаком и, подкупленные дешевым самогоном, предали своего князя аки подлые Июды. М-да. И происки брата моего Осмомысла сюда приплети. Видел, мол, смутьянов, но вовремя не вмешался.

— Сделаем, — кивал Николашка, строча павлиньим пером великую гисторию.

Опомнившиеся дровосеки быстро перестроились.

Потери в их рядах были ощутимые, но не смертельные. Сломать дубовые двери им не удалось, и недолго думая супостаты решили поджечь княжий терем.

— Настал роковой момент! — с пафосом провозгласил Всеволод, дерзко сверкая голубыми глазами.

Он подошел к краю крыши и, сложив ладони лодочкой, громко крикнул:

— Ну как топоры, не затупились?

Снизу донеслось невразумительное, полное ненависти рычание. Внезапный всплеск классовой вражды достиг своего апогея. Упившиеся до белой горячки смутьяны потеряли дар речи.

Всеволод присмотрелся.

Вокруг терема в дивной светящейся кольчуге не спеша расхаживал Кондратий, только что прибывший по срочному вызову из самого Навьего Царства. Кондратий деловито тюкал своим чудовищным железным молотом некоторых дровосеков по головам. Кое-кто опосля такого удара больше не поднимался.

Заприметив на краю крыши князя, навий богатырь приветливо отсалютовал ему, подняв над головой свой ужасный молот.

Всеволод сдержанно кивнул в ответ.

Кого-кого, а князя Навьему Царству ни за что не заполучить. Во всяком случае, не по пьяной лавочке. В выпивке Ясно Солнышко был куда более сдержан, нежели прочие удельные князья.

С трудом запалив деревянные чурки (утро было сырым и прохладным), дровосеки приготовились к метанию.

— Ерема! — басом взревел князь. — Открывай!!!

У княжеского сарая как по волшебству возник высокий, словно жердь, гонец и всей грудью налег на тяжелый засов.

Дверцы сарая со скрежетом отворились. Ерема схватился за неровный косяк одной из створок и легко вспорхнул на покрытую соломой крышу.

— Ви-и-и-и… — неистово раздалось на княжьем дворе.

Дровосеки в недоумении обернулись.

Кое-кто уже успел швырнуть в терем пылающую чурку, но Николашка ловко поймал ее на лету и, разогрев ею сургуч, крепко запечатал новенький гисторический свиток.

— Свиньи-и-и-и… — взвыли лесные труженики, но было поздно.

— Я их специально несколько дней не кормил, — похвастался Всеволод. — И к лужам даже на шаг не подпускал.

Зрелише было просто кошмарным.

Обезумевшие хрюшки погнали дровосеков в сторону леса. Следом за ними резво бежал Кондратий, положив железный молот на могучее плечо. Видно, не всех еще дровосеков хватил.

— Эту осаду они надолго запомнят! — довольно проговорил князь, — Николашка, труби отбой.

— Отбо-о-о-о-ой!!! — аки ерихонская труба взревел Николашка, и, тихо посмеиваясь, дружинники стали спускаться с чердака обратно в терем.

Воистину велик град Новгород!

Настоящее чудо расейское. Высокие стены, дозорные башни. Просто крепость, а не город. Такой не то что перед половцами выстоит, но даже и нападение легендарных псов-рыцарей отобьет. Одним словом, настоящий оплот греко-расейской дерьмократии.

У настежь распахнутых ворот дежурили невыспавшиеся стражники.

— Стой! — поднял руку вверх один из стражей. Колупаев покорно придержал коня.

— Кто такие, с какой целью в град Новгород въезжаете?

— А вот я тебя сейчас как хрясну по кумполу! — недовольно пригрозил из телеги Муромец. — Год будешь свое имя вспоминать.

Степан с неодобрением посмотрел на спутника. Судя по всему, Илья, принявший давеча решение бороться со своей робостью, захотел малость понарываться.

Но стражники на агрессивные поползновения богатыря никак не отреагировали, видно, за годы своей однообразной службы были уже ко всякому привыкши.

— Странники мы, — несколько неопределенно ответил кузнец, — ищем в Новгороде одного старого приятеля.

Такой ответ стражей вполне удовлетворил, хотя скорее всего они просто спали наяву. Во всяком случае, взгляд у них был совершенно мутный и бессмысленный. Но полная отмороженность все же не помешала им потребовать плату за въезд.

Одним словом, наши люди.

— Сколько? — вздохнул Колупаев. Стражники назвали. Степан расплатился. Сумма была символической. Похоже, ребятам просто захотелось выпить в местной забегаловке по кружечке лыкового первача. Насколько помнил кузнец, раньше стражи Новгорода платы за проезд не брали. Ну и леший с ними. Пущай ребята выпьют, развеются.

Проехав сквозь городские ворота, Колупаев обернулся. Так и есть! Он угадал. Стражу как ветром сдуло, лишь одиноко стояли, прислоненные к каменной кладке стены, булатные копья.

— Всюду одно жулье! — проворчал Муромец, и этот его задиристый тон Степану очень не понравился…

Везде — на домах, деревьях и просто на специальных столбах — висели огромные куски бересты с весьма схематичным изображением физии великого расейского смутьяна Павла Расстебаева. Судя по надписям под портретом, за голову подстрекателя власти обещали ни много ни мало, а по три бочонка золота! За остальные части тела (включая лживый язык) чуть поменьше.

Колупаев пригляделся. Узнать Павла по портрету оказалось совершенно невозможно. Неведомый художник не то был пьян, когда преступника рисовал, не то (и это вернее всего) в глаза его никогда не видывал, срисовав смутьянскую физиономию со своей жены.

— Гляди! — усмехнулся Муромец. — Вылитое Лихо Одноглазое. Видать, кто-то чего-то напутал.

На глаза попадались и другие куски бересты, объявлявшие о том, что в Новгороде в данный момент проводятся дерьмократические выборы городского головы.

— Принять участие могут все желающие, — с недоумением по слогам прочел Илья. — А что это означает — городской голова?

— Ну тебе эта должность никак не светит, — отозвался Колупаев, осторожно ведя повозку среди галдящих в предвкушении выборов народных масс. — В общем, у кого голова будет больше, тот и победит! — Муромец с интересом ощупал свою голову.

— А что, у меня ничего, здоровая.

— Ты шлем-то сними, — посоветовал Степан, сворачивая к ближайшей корчме.

Богатырь снял шлем и вторично исследовал свою кочерыжку.

— М-да, теперь вроде как поменьше стала. А разве в шлемах соревноваться не разрешают?