Сколково. Хронотуризм – 2 - Татьяна Михайлова

А еще хотелось прилечь и закрыть глаза.

–　В том-то и неясность, Демьян Федотыч,　– развел руками Мелеков.　– С одной стороны – по приметам Васька Ус, а с другой вроде как и не он…

–　Ты что мелешь, Мелеков?　– сморщился воевода.

–　К тому я клоню, а вдруг он просто похож на Ваську.　– Дьяк Разбойного окончательно потерялся, елозя масляными глазками по углам комнатенки.　– Рост, волосы, родимчик на шее, прочее – это да. А вот находки эти?　– Он кивнул куцей бороденкой на стол, где разложены были вещи, снятые при обыске с огорошенного преступника, и для примера поднял с него одну из загадочных штуковинок. Штуковинка напоминала кусочек бумаги, невесть как очутившейся между двух сросшихся намертво пластинок слюды, невозможно прозрачных и неломких. В левом нижнем углу помещался крошечный портрет Васьки Уса, выполненный красками, да так тонко, что мазков не заметно, а справа от него шли циферки и буковки – одни на русские похожи отдаленно, только попроще будут, другие вовсе уж не нашенские…　– Глядите,　– у дьяка аж глаза разгорелись,　– это «глаголь», эти – «фита», «зело», «ижица»… Или нет, скорее не «ижица», а «пси»…

–　Колдовское письмо, диавольские знаки!　– уверенно заявил отец Герасий. И сплюнул через левое плечо, отгоняя черта.

–　А это вот,　– староста, на церковника внимания не обратив, взял со стола другой предмет, бумажную коробочку размером в поперек ладони, понюхал.　– Там трубочки такие из бумаги скатанные, с одной стороны вроде заглушка, а внутри табак, по запаху…

–　Не в людских силах сделать трубочки из бумаги такой тоньшины!　– гаркнул отец Герасий, взмахнув полами рясы, как ворон крыльями. Видно, они с дьяком Мелеховым спор начали задолго до прихода воеводы.

–　Я слыхал, что в Москве и не такие чудеса научились делать!　– раскраснелся в запале дьяк.

–　А я говорю тебе, это диавольские забавы, для черных дел сотворенные! И Васька твой – колдун!　– Золотой крест на груди протоиерея бросал зловещие блики по сторонам.

–　А серебряный крестик у него на гайтане висит, видел?! Сам же говорил, что колдуны Божий крест на дух не переносят!　– Уж так допек его церковник, что дьяк осмелел голос повысить.

–　А вот допросить огнем, сам увидишь, что запоет!

–　А как не колдун он окажется, а царский поверенный из столицы, а мы его – огнем?!

–　А…

Воевода Демьян Свиридов открыл глаза, которые, как оказалось, сами собой закрылись неведомо когда, и гаркнул хрипло:

–　А ну цыц!

Хоть и не полагается ему кричать на протоиерея (разве что на дьяка можно), но тут уж ничего не попишешь. Пустопорожняя ругань сотоварищей ввинчивала раскаленные пыточные щипцы ему в голову. Спорщики разом угомонились, лишь продолжали буравить взглядами друг друга из-под насупленных бровей.

–　Говорите толком, зачем меня звали?! Алексей, ты-то, тихун, чего раздухарился? Да с самого начала давай. А ты, отче Герасий, не перебивай, после скажешь.

–　Демьян Федотович,　– шумно выдохнув, начал дьяк с расстановкой,　– сам знаешь, сегодня на площади словили твои соколы-стрельцы Ваську Уса, дружка разбойника Степашки. Ну и потащили в разбойный приказ, чтобы по закону дознать. Ну, Фимка, наш заплечный, Ваську к костелому привязал, как водится, одежку с него сорвал и щипцы в огонь уже сунул, да вдруг дотумкал башкой своей лысой, что дело тут нечисто. И позвал этого,　– кивок на сердито сопящего отца Герасия,　– его преподобие. А я в это время мимо случился и тоже решил посмотреть, чего ж так Фимка испугался, раз за отцом Герасием кинулся. А увидев, с пыткой решил повременить, велел тебя кликнуть – чтоб сообща разобраться.

Дьяк сделал паузу, зыркнул на церковника и бросился головой в омут:

–　Демьян Федотыч, во те крест, не Васька Ус это. Крути меня на дыбе,　– не он.

Отец Герасий вознамерился было встрять, но воевода вялым жестом остановил его.

–　Первое, одежка,　– принялся загибать пальцы Мелеков.　– Не нашенска она, сразу понятно. Штаны эти шутовские, сапоги на завязках, кафтанне кафтан… Вот, глянь-ка.

Он достал из-под стола кожаную сермягу пленника, протянул воеводе. Воевода молча одежку принял, помял в руках, осторожно, чтоб не замутило, понюхал. Пахло свиной кожей, табаком и мужским потом. А кожа-то отличной выделки, тут Лешка прав – в наших местах такую не мнут. А уж подкладка – загляденье…

–　Ты, Демьян Федотыч, на застежку посмотри,　– посоветовал дьяк.

Воевода посмотрел на то место, где должны располагаться пуговицы – и пуговиц не нашел. Вместо них по кромкам тянулись два металлических заборчика, в самом низу сцепляющихся друг с другом посредством железного язычка. Демьян Свиридов за него потянул и аж ахнул, даже недуг на мгновенье отступил.

Со звуком, какой получается, если неспешно рвать лист бумаги, язычок пополз вверх, будто бы склеивая заборчики воедино! Он потянул язычок вниз – и заборчики послушно разошлись. Потянул вверх…

–　Говорю же – бесовская одежа, колдовская!　– грянул над ним голос отца Герасия, который, оказывается, наблюдал за опытами воеводы через его плечо.　– В огонь ее – и весь сказ, пока порча какая не завелась от нее!

Воевода отмахнулся от его преподобия и осторожно положил сермягу к остальным вещам пленника. Действительно, странно. А во рту было сухо, как июльским полднем на кряже. Эх, медку бы сейчас…

–　Ну? Откуда, позволь узнать, у Васьки такая одежка?　– продолжал пытать Мелеков.

–　От дьявола!　– споро ответил отец Герасий.

–　Да замолчи ты!　– Воевода повернулся к дьяку.　– Ну и что? У иноземцев, говорят, и не такие диковинки в ходу. Может, Васька ограбил какого-нибудь басурманина или там еврейца и в его рухледь себя обрядил, коли впору пришлась.

Протопопскую мысль о том, что в руки им попался колдун, Демьян Свиридов отстранил – едино только из-за того, чтоб с прохиндеем Герасием в согласии не оказаться.

–　Нет, не Васька это,　– убежденно замотал плешивой головой дьяк.　– А чует мое сердце, что это государев человек – то ли гонец, то ли тайный дознаватель, к нам посланный.

–　Почему так думаешь?

–　Ты на тело его посмотри. Хоть и богатырское, но чистое, точно у девки, ни шрамика, ни язвочки, ни ранки. У Васьки Уса, думаешь, такое? Я слыхал, он по молодости и кандалы носил, и бит бывал батогами,　– да и особенной силой не отличен… А у этого, помимо, зубы белые, ровные один к одному. Как у родовитых бояр, не у безродного казака. И, к слову, цепочка золотая у него на шее, не то, чтоб толстая, но сразу видно – богатая. Васька-то Ус – казак, ему золотье носить не с руки. А вот если решить, что это царев али боярский посланец из Москвы к нам по какой-то государевой надобности к нам пожаловал, то сразу все…

–　Брешешь!　– неожиданно вспомнил протоиерей. Почувствовал, хитрый поп, что не его выходит.　– Есть шрам, я сам видел, и ты видел! Слева под лопаткой, будто тонким прутиком раскаленным вкручено!

–　Это где ж так пытают-то – чтоб железной палочкой под лопатку потыкать, а больше ничего?　– язвительно прищурился дьяк, но сбить протопопа с панталыку было не просто:

–　А если и не пытали, то, стало быть, это Илья-пророк колдуна молниею поразил!

–　Ах ты ж песья кровь, а крестик серебряный нательный, крестик-то с какой радости колдун носить будет?! Да ты ж сам его трижды перекрестил, и вербную свечку жег, и железный нож к его сердцу подносил, и иголки в родимчик втыкал, и молитвы читал – что он, в корчах стал биться? Исчез вдруг?

–　А борода?

–　Что борода?

–　Нет у него бороды, волоски одни поганые из щек лезут! А ведь всем известно: колдуна силы волшебной лишить можно, ежели ему бороду срезать! Вот кто-то уже до нас и постарался!

–　А я говорю – Васька Ус-колдун это!

–　А крестик?

–　А родимое пятно?..

Воевода обхватил руками стол с разложенными на нем бесовскими вещицами, приподнял над полом и шваркнул оземь так, что от грохота едва не рухнули стены Разбойного приказа. И только тогда вновь открыл глаза.

Заполошно взметнулись и затрепетали язычки пламени на верхушках свечей. Спорщики разом замолкли. Боль в организме воеводы Демьяна Свиридова испуганно сжалась в комок на темени и тихонько дрожала, как мышь.

–　Ишь… чумовые. Самих бы на костелом, чтоб поумнели… Цыц, я сказал! Не посмотрю, Лексей, что ты дьяк Разбойного и дружок мой, размажу по стене, как клопа. И ты, батюшка, тоже охолонись.

Воевода призадумался похмельной головой. Теперь становилось ясно, чего так испугался Мелеков,　– настолько, что даже осмелился ругаться со всесильным протоиереем.

Если окажется, что полоненный и впрямь не разбойник, а напротив, царев человек, хоть бы и не из первопрестольной, и по ошибке его пытали с попустительства воеводы, то… Последствия ясны как Божий день. А если выяснится, что он не один в город приехал…