Маленький клоун с оранжевым носом - Павел Амнуэль

— Да, все нормально, — сказал я Галке, не слушая ее возмущенных реплик. — Как Света, дома уже или еще у твоих?

— Дома, у нее болит горло…

— Вот оно что, — сказал я. — Тогда я заеду домой на минуту и сразу поеду к Гринбергам. Хочу тебя кое о чем спросить, хорошо?

— Хорошо, — неуверенно сказала Галка, и я отключил связь, чтобы не слушать ее вопросов.

— Вспомни, пожалуйста, еще раз, как это было вчера, — сказал я.

— Опять? — удивилась Галка. — Я уже сто раз…

— Ничего. Вспомни.

— Ты вышел на балкон, — сказала Галка. — Я сидела на диване. Ира стояла у стола и смотрела на меня, мы говорили о платье… это важно, о чем мы говорили?

— Нет, наверно, — сказал я неуверенно.

— О платье… Ира видела в каталоге, ей понравился фасон… Анна Наумовна сидела перед телевизором, показывали… Да, точно: по первому российскому каналу шел этот якобы документальный сериал про суд, как он называется…

— «Федеральный судья», — подсказал я. Я не смотрел сериалов, но хорошо запоминал их названия, стоило хотя бы раз увидеть в программе.

— Точно. Игорек был у себя в комнате, играл, наверно, на компьютере, но в тот момент… Или на несколько секунд раньше? Он открыл дверь, остановился на пороге, я смотрела в его сторону, он, видимо, что-то хотел сказать, потому что взгляд у него был… Когда ты вышел на балкон, Алик встал со стула… вы с ним сидели за круглым столом и о чем-то говорили, верно?

Я кивнул. Говорили мы о шансах израильских баскетболистов в турнире на кубок Суперлиги, но для того, что произошло, это вряд ли имело какое-то значение.

— Он встал и, видимо, хотел выйти к тебе, потому что сделал шаг в сторону балконной двери, потом остановился… это я точно помню… А дальше…

— Да, — напомнил я Галке, потому что она замолчала и, по-моему, задумалась о чем-то постороннем. — Что дальше?

— Ничего, — сказала она. — Я пытаюсь вспомнить… Может, я отвлеклась на секунду, Ира сказала, сколько может стоить платье, шекелей шестьсот, представляешь? Я вдруг услышала, будто что-то упало. Алик… Он как шел, так и упал, не вскрикнул, ничего…

— Шел вперед и упал, — сказал я. — Ты уверена?

— Конечно. Я смотрела на Иру, услышала, как… И сразу перевела взгляд. Алик еще падал…

— Вперед.

— Вперед, конечно. А что?

— Ничего, — сказал я. — Когда я услышал крик и прибежал, Алик лежал на спине. Ты говоришь — он шел и упал. И должен был, значит, лежать не на спине — он ведь не назад падал, верно?

— Нет, — сказала Галка, подумав. — Наверно, вперед…

— Что значит — наверно?

— Ну… Не знаю. Когда я вскочила, все мы… И ты как раз вбежал с балкона… Мы подбежали к Алику… Он на спине лежал, да? Все видели. Значит, упал назад. Может, он упал вперед, а потом повернулся? — с надеждой спросила Галка.

Не знаю. Этого я видеть не мог точно.

— Нет, — сказала Галка, подумав. — Не мог он повернуться, я видела, как Алик падал… Вскочила, подбежала… Он лежал на спине.

— Может, Ира видела?

— А это важно, Мотя? Наверно, он повернулся, когда уже… Ира видеть не могла, она смотрела на меня, стояла к Алику спиной, она тоже услышала, как он падал, но я видела, а она — нет.

— А Анна Наумовна?

— Она смотрела телевизор. Подбежала, когда мы все… Игорь?

— Это самое ужасное, Мотя! Бедный мальчик… Он ведь только вошел и видел, как Алик падал. Господи, у него был такой взгляд! Страшный…

— Страшный?

— Ну, какой взгляд может быть у ребенка, который видит, как… Страшный, насмерть перепуганный…

— Так насмерть перепуганный или страшный? — нетерпеливо спросил я.

— Перепуганный, — сказала Галка.

— Он ведь мог видеть — повернулся отец или почему-то упал уже на спину, хотя падал головой вперед?

— По идее…

— Я спрошу у Игоря, — сказал я.

— Это имеет значение? — неуверенно спросила Галет.

— Может быть.

Конечно, это имело значение!

— Хорошо, — сказал я, пожалуй, перекушу, а потом поеду. Что у нас на ужин?

Дверь в квартиру Гринбергов была не заперта; должно быть, весь день в квартире толпились посетители, я себе представлял, кто именно: полиция, мрачные дяди из похоронной компании, наверняка соседи заглядывали — одни действительно помочь, а большинство, чтобы поглазеть на место, где вчера по-настоящему убили человека. Перед домом стояла группа мужчин, что-то энергично обсуждавших в обычной израильской манере.

Ира ходила по гостиной, переставляя с места на место свои любимые глиняные статуэтки — птичек, животных, несколько красивых японских нэцке. Она и раньше любила менять их местами, некоторые прятала в сервант, другие доставала и расставляла на телевизоре, круглом и журнальном столах, полочке рядом с балконным окном…

— Господи, — сказала она, когда я вошел, — наконец-то! Это кошмар какой-то, я не понимаю, Мотя, почему мне ничего не говорят, я даже не могу забрать Алика, чтобы…

Слово «похоронить» она выговорить не смогла, споткнулась, будто о протянутую поперек дороги проволоку, упала на диван и расплакалась, наверно, впервые за этот долгий день: ей нужно было держать себя в руках, и она держалась.

— Где… — начал я.

Заканчивать фразу не стал, из своей комнаты вышла Анна Наумовна, вся в черном — длинное черное платье, черная косынка, черные разношенные тапочки, и лицо тоже черное: круги под глазами, поджатые губы, чтобы не заплакать, ввалившиеся щеки…

— Мотя, — сказала она, — они действительно думают, что это мы… я… Ира…

— Нет, — сказал я, — почему они должны так думать? А что, вас кто-то…

— Следователь, странная такая фамилия… Аптекарь, кажется.

— Учитель.

— Могу представить, чему он может научить, — пробормотала она. — Он тут полдня проторчал, все спрашивал, спрашивал…

— Вы рассказали ему о болезнях Алика? — спросил я. — О Многомирии тоже?

— Не помню. — Она покачала головой. — Наверно. Он, должно быть, решил, что мы спятили? Я бы на его месте… Он так решил, да?

Если бы он решил именно так, это было бы лучшее, на что мы могли рассчитывать.

— А Игорь дома? — спросил я, потому что из детской комнаты не слышно было никакого движения.

— Конечно, где ему быть? — сказала Анна Наумовна. — В школу не пошел, весь день у себя, ничего не ест, только пьет колу, бутылку за бутылкой.

— Я потом с ним поговорю, — успокоил я Анну Наумовну — Вот только чаю выпью, если можно..:

— Да-да, — засуетилась она. — Пойдем на кухню, я тебе приготовлю. Ты, наверно, и не ужинал?

— Спасибо, — пробормотал я, — только чаю…

Мне нужно было поговорить с ней наедине, пока никто не мешал — Учитель, к примеру, мог явиться в любую минуту, хотя я и надеялся, что на сегодня рабочий день следователя закончился, новых улик у него нет, идей — подавно, почему бы ему не поехать домой и не заняться семейными проблемами? Женат он? Есть у него дети? Я не знал, вопросы эти мне раньше в голову не приходили.