Киндер, кюхе, кирхе (СИ) - "Андрромаха"

Олег, уже в домашней одежде, сел за стол.

- Слышь, я тебе по гроб жизни должен! Ты – молодец, что пришел! …Давай я тебе благодарность напишу на работу. Научи только – как и на чье имя. Страна должна знать своих героев.

- Ага! – гоготнул Игорь. – Мне за ваш случай выговор объявили.

- За что?!

- Инструкцию нарушил. Если не мог сделать инъекцию, должен был госпитализировать.

- А почему не стал?

- Честно? Не вспомнил даже. И хорошо, что не вспомнил. Ты ж видел, в каком он был состоянии. На улицу вынесли бы: перепад температур, судороги – хрен довезли бы!

- А зачем рассказал начальству-то?

- У нас – всё серьезно: планёрки, отчеты. Ну, давайте: за жизнь! – Игорь чокнулся с хозяевами, выпил, потом наткнул сосиску на вилку и махнул Мишке рукой: - Встань-ка.

- Чего еще?!

- Руки протяни перед собой, глаза закрой.

- Я, типа, клоун?

- Ты - пациент. Указательным пальцем коснись кончика носа. Глаза не открывай! Теперь – второй рукой! …Нормально. Кулаки сожми….

Мишка с недовольной миной подчинялся его командам. Потом Игорь кивнул:

- Садись. Всё ок. Это тесты на нарушение мозговых функций. От такой высокой температуры всякое могло случиться…. Шума в ушах не бывает?

- Нет, - помотал головой Мишка. – Ешь уже. Айболит!

Когда опустела бутылка вина, достали из холодильника пиво. Сосиски кончились. Тарелка с нарезками тоже показала дно. Игорь захмелел и, заедая пиво мандаринами, рассказывал Олегу:

- Позавчера у меня на руках малолетка «отъехала» от передоза. Семнадцать лет. Волосы кудрявые. Вызвали нас на чердак, где они ширялись. Приходим, а друганы ее все свалили. Девка – в коме. Пульс – нитевидный. Не спасли! Милиция, понятые. Родителям ее кто-то сообщил. Мать прибежала: нестарая еще тетка, взгляд – безумный…. Думаешь, легко? Твой вон был какой плохой! Я уже прикидывал, чего тебе колоть, если он ласты склеит.

- Не смей так говорить о нем! – оборвал его Олег.

- Прости. Это – профессиональный перекос, - Игорь повернулся к Мишке: - Мих, ты до ста лет должен жить, понял? Знаешь, как он плакал по тебе?!

- Плакал? – обернулся Мишка к другу.

- Свистит он. Не верь, - ответил тот.

У Игоря зазвонил телефон. Он долго ворковал в трубку, потом пояснил:

- Подруга. Алёна. …Пойду! – и уже в коридоре остановился перед фотографией в рамке, где сияющий Мишка у футбольных ворот держит над головой серебристую статуэтку футболиста: - Слышь, а я тебя знаю: ты за электромеханический играл на Кубке Мэра. И в финале нам второй гол забил. Как твоя фамилия-то… Семенов… Сазонов….

- Самсонов! – подсказал с улыбкой Мишка. – Верно, забил. А ты за МЧС играл?

- Ну да. Мы ж к МЧС прикомандированы. Слуууушай, а это получается, ТЫ – гей?!

Самсонов смутился:

- И – что?

- Да не, ничего. Просто мы знали, что у вас в команде пидор есть. А кто – гадали, не угадали. У нас баннер был,… - Игорь коротко хохотнул: - не скажу, что написано было. Короче, нам объяснили: если этот ваш мордоворот, Глазов, на игру не придет – баннер можно растягивать, а если придет, то лучше не нарываться: затолкнет в очко вместе с  обоими древками. Ну, Глазов - пришел. Баннер так и пролежал в пакете. Зря только рисовали, мучились.

Мишка не зло, скорей ехидно хохотнул:

- Вот суки, а?!

- Да ладно! Мы не по злобЕ. А вы с Олегом – классные ребята, - еще немного и Игорь полез бы пьяно обниматься. Но у него звякнула смс-ка, он посмотрел на экран мобильника: – Алёна. Злится!... Знаете, я вот на нее иногда смотрю теперь и думаю: стала бы она так плакать из-за меня?

- Ладно, иди! На скандал нарвешься дома, - начал выпроваживать его Олег.

- Приходите к нам в футбол играть, – уже совсем в дверях обернулся Игорь. – Стадион на улице Кочетова, по воскресеньям, в двенадцать. Ты ж хорошо играешь, Миш?

Олег долго возился с посудой, чистил картошку «на завтра». Когда пришел ложиться, свет в комнате горел, а обнаженный Мишка лежал вниз лицом. Олег подсел и кончиками пальцев коснулся округлой ягодицы:

- Подставляешься?

Мишка кокетливо заерзал под его прикосновениями. Олег подушечками пальцев выводил узоры на волнующих изгибах. Тоненькие волоски на Мишкиной пояснице встали дыбом. Потом он перекатился на спину.

- Аааахххх! – восхищенно застонал Олег от неожиданного зрелища. – Мылыыыш мой! Шёлковый! «Принцесса»!

Гладкий, свежевыбритый лобок переходил в девственно оголенную, присморщенную кожу мошонки. Не решаясь коснуться, Олег повел ладонью в миллиметре от тела. А Мишка ответил на незаданный вопрос:

- Ты правду сказал: врачу по хрену, что у кого как брито. Он сейчас пришел, за руку нормально поздоровался, пальцем не тыкал, не ржал. А я, может, сто лет еще к врачам не попаду. А через волосы я чувствую слабей.

Олег махнул ему рукой, чтоб – заткнулся, зарылся лицом в желанную нежную плоть. И закинувший от наслаждения голову Мишка даже не понял, что он снова плачет.

   *    *   *

- Что рисуем?

- Йепку!

- Руку клади!

Юрка, послушно прижав ладошку к альбомному листу, завороженно смотрел, как карандаш очерчивает его растопыренные пальчики. Миша пересадил малыша на левое колено и покрыл его и свои ноги широким полотенцем:

- Салфетку всегда стелим на колени! Бери ложку!

Юра, зачерпнув из тарелки овсянку, не отрывал глаз от карандаша, бойко скользящего по бумаге.

- Посадил дед репку! – художник щедрыми штрихами изобразил хорошего размера корнеплод. – …Кашу ешь. Остынет! Кто нам, значит, нужен?

- Дед! – деловито ответил малыш. Полложки каши оказалось на подбородке и рубашке.

- Ешь аккуратно, а то не буду рисовать! – предупредил Миша.

Малыш сосредоточенно переправил новую ложку себе в рот и начал жевать. К силуэту одного из пальчиков карандаш уверенно пририсовал уши, глаза, три смешно торчащих волосины и усы.

- Еще кто нам нужен? Бабка! – ответил художник сам себе, и у второго пальчика возникли платок в горошек и нос-пуговка.

- Миш, у вас половина еды на столе! – негромко сказала Наташа.

Но Мишка сдвинул брови и поднес к губам палец, призывая ее к молчанию. Наташа картинно-страдальчески всплеснула руками. Она была нечастой гостьей в доме брата. И наводить свои порядки, слава Богу, не пыталась.

К каждому ее приезду неминуемо набирались какие-то чисто женские дела: капусты насолить, заштопать надорванную манжету дорогой рубашки, протереть плафоны. Мужики, как бы ни старались, не всё видят своим взглядом, не всё умеют. Сейчас она, аккуратно придавливая утюгом крошечные зубчики узорного края, проглаживала термонаклейку на продранном колене Юркиного комбинезончика.

- Есё внуська! – проговорил сквозь кашу маленький едок.

- Верно! – согласился Мишка. – Не размазывай по щекам, видишь, тетя Наташа на нас с тобой ругается.

Юра вскинул на Наташу удивленный взгляд.

- Мишка, Олегу пожалуюсь! – фыркнула та. – Что ты меня перед ребенком подставляешь?!

- Нет, вы, наоборот, авторитет! – улыбнулся Миша.

- Не буду больсе касу! – подвел итог семейным спорам Юра.

- Рисуй внучке косички! – Миша отдал ребенку карандаш, а сам взялся за ложку.

Под пририсованные к пальчикам косички, кошачьи уши и мышиный хвост, Мишка загрузил в увлеченного малыша еще полтарелки овсянки и спросил:

- Всё? Молодчина! Теперь грушу будем есть!

Юрка кивнул. Миша, легко держа мальчика одной рукой, поднес его к раковине, сполоснул перепачканные щечки и достал из холодильника ярко-желтую грушу на блюдце.

- А кто ее купил мне?

- Папа!

- А почему?

- Потому что он тебя любит!

Миша ножом отрезал сочный ломтик и поднес к улыбающейся мордочке. Юрка откусил.

- А еще кто меня любит?

- Давай считать! – большая рука бережно перебирала крошечные пальчики: - Папа – раз. Я – два. Тётя Наташа – три. Мама – четыре.

- Тётя Лиля! – подсказал малыш.

- Тётя Лиля – пять. Еще – бабушка Лариса, Вадик, Рая, дедушка Женя. Помнишь, он приезжал к нам осенью?