Киндер, кюхе, кирхе (СИ) - "Андрромаха"

Олег щелкнул выключателям, зажигая еще два рожка люстры, добавил свет над плитой и вытолкнул любовника на середину кухни:

- Смотри: ни одного синяка. …Руки подними! Покажи спину!

Миша поднял руки и развернулся спиной.

- Не надо! – безысходно и отчаянно рыдала Наташа.

- Посмотри! – Олег тряс ее за плечо. – Убедись! – а потом, любовнику: - Честно отвечай: я хоть один раз тебе что-нибудь сломал?

- Нет, - мотал головой Мишка.

- А на скорой тебя увозили?

- Нет.

- Ты слышала, Наташ? – потом он повернулся к другу: - Одевайся!

Миша взял рубашку, но дрожащими пальцами никак не мог попасть в рукав. Тогда Олег обнял его одной рукой, другой собрал с пола разбросанную одежду:

- Всё, пошли, уложу тебя спать. Успокойся. Прости меня. Ты просто сейчас был не прав.

Наташа сидела у стола и плакала, закрыв лицо руками. Олег уже тащил Мишку из кухни, когда тот обернулся в дверях:

- Наташа, простите!... Я не хотел!...

Олег отвел его в комнату, сорвал покрывало с постели, уложил дрожащего парня и сам опустился на колени перед кроватью:

- Миня, прости! Это очень нужно было сейчас. Ты поймешь когда-нибудь. Я тебе расскажу. …Понимаешь, здесь нельзя так говорить. Я же не бил тебя по-настоящему, правда?

- Не бил, - эхом отозвался Мишка.

Его колотило. Олег закутал его одеялом.

- Она бы не поверила словам. Это было самое верное, понимаешь? – Олег говорил торопливо, сам не особо веря своим словам. – Минь, ты ведь сильный у меня, да? Ты простишь меня, правда? Я пойду Наташу успокою.

- Иди! – откликнулся Мишка.

- А ты мне пока подушку согрей, хорошо? – Олег взял подушку и запихнул ее к Мишке под одеяло. – Обними ее и спи! А я поговорю с Наткой и вернусь. Надо, чтобы она перестала плакать.

- Хорошо, - кивнул Мишка. – Я – согрею.

Олег вышел на кухню. Наташа уже без рыданий сидела за столом, бессильно уронив голову на сложенные руки.

- Как ты? – тихо спросил брат. – Давай, давление померяю?

- Помнишь, как отец бил маму? – вместо ответа еще тише сказала она. – Здесь, в этой квартире? Помнишь, как соседка кричала: «Он убил ее, убил!»? Как ее увозили на скорой? Как он выбил тебе два зуба, а мама говорила: «слава Богу, молочные!»

Олег встал у подоконника и прислонился лбом к стеклу:

- А однажды нас дядя Витя забрал на такси, а я выбежал в тапочках. Была зима. И я простудился, пока ехали.

- …А наутро я сюда прибежала одна, чтоб забрать твои валенки. Мне было тринадцать. Или четырнадцать?... И я так боялась, что отец меня убьет. Не могла решиться открыть дверь, стояла в подъезде, пока не замерзла. Но он спал. Я забрала валенки, мамину шаль и свой портфель. А в школу меня мама в тот день всё равно не пустила….

- Наташ, я не бью его, правда. То, про что он сказал – мне неловко тебе это говорить - это секс такой. Такой бывает, знаешь?

- Вы оба теперь врете, - сказала она без выражения. – Он для тебя подтвердит всё, что угодно.

- Нет же, Нат! Это – правда! Если б на нем были следы побоев, я б не заставил его при тебе раздеваться.

- …Олег, если мама узнает, что ты бьешь человека, который тебя любит, она не переживет. Если узнает, что гей – пусть! Но если узнает, что ты как отец – это убьет ее. Это самое страшное для нее в жизни, понимаешь?

- Нат, говорю ж тебе – только игра! …Не знаю, зачем ему это потребовалось рассказывать. Ему водки пить совсем нельзя. Его «метёт» сразу и без остановки.

- Он-то как раз всё правильно сказал. И про то, почему я Вадика с вами не отпустила. И про то, чего я боюсь. Он – очень мудрый, твой маленький Миша. И, я боюсь, он разрешит тебе всё, также как мама разрешала отцу. Только этого нельзя, ты понимаешь!?

- Нат, мне этого не надо! Мишка сам меня просил о жестком сексе. Долго просил, а я не соглашался. Ты понимаешь, почему. Потом я решился. И оказалось, я – могу. Не заводиться, не калечить. Просто так… любить. Нат, это, правда, не для нашего с тобой разговора….

- Олег, только Юру – никогда! Ты меня слышишь? Я сразу заявлю в полицию, если узнаю. Юра не должен страдать!

- Нат, замолчи! Зачем ты?... – голос Олега прервался слезами.

- Прости! – она приняла транквилизатор, и теперь ее клонило в сон. – Олег, я – лягу. Ты иди к нему. Извинись, хорошо? И за меня извинись. Он прав: я действительно ему не доверяла… и так глупо….

Когда Олег пришел в комнату, Мишка дрых «без задних ног». Олег посидел на краешке кровати, положив ему руку на плечо. Но того окончательно сморило опьянение, он даже не обоснулся.

 - Господи, заяц, кто ж тебя за язык-то тянул? – прошептал Олег. – Ладно, спи. Разрулим как-нибудь!

Но утром его настроение уже не было таким мирным. Он злился на Мишку за пьянку. И за страшные слова, которых теперь уже никогда не забудет Наташа. И у него тянуло под ложечкой, когда он пытался представить, что произошло бы, если бы эти слова услышала мама.

Когда Мишка проснулся, Олег стоял у окна.

- Лёля, привет! – произнес Мишка виновато и заискивающе. – Как вчера - обошлось? Что я не так сказал-то?

- Ты всё правильно сказал: что я тебя бью. Вот это мы сейчас и прокрутим! Раздевайся и ложись!

- Ты что?! – испуганно вскинулся Миша. – Здесь? Услышат же!

- А ты орать собрался? – в голосе Олега звучала насмешка.

- Знаешь же, что – нет. Но - при них?!... Меня приняли в семью. Со мной общаются на равных. Не унижай меня, не надо! Как я буду им потом в глаза смотреть?

- Мамы с Раей дома нет. А как ты будешь выглядеть перед Натой – это вчера надо было думать, прежде чем ей про наши постельные игры рассказывать. Ну, а Вадик…. Вадик – взрослый мальчик, как-нибудь разберется, что к чему.

Мишка артачился:

- Лёль, я не лягу! Давай до дома подождем….

- Окей! – Олег резко распахнул дверцы шкафа и принялся бросать вещи в сумку. – Собирайся: мы едем домой.

- Лёля, не нужно!... Ну как мы уедем?! Тебя здесь так ждали: Лариса Станиславовна, Рая. Мы пробыли всего два дня. …Если хочешь, я уеду один!

- …Как по пьяни хрень нести, так ты – мужик! А как отвечать, так - тряпка!? Я хочу, чтоб Ната поверила, что то, что у нас с тобой бывает, – игра, после которой тебе на задницу садиться больно. А не побои, после которых тебя в гипс закатывают. Не зли меня, ложись!

Мишка был раздавлен. Он сидел, закрыв лицо руками. Потом встал, подошел к Олегу и вытянул недособранную сумку из его руки:

- Ладно. Пусть,… - он полностью разделся, щеки его пылали. - Ты хоть дверь задвинь чем-нибудь.

- Никто не войдет. Дай мне ремень!

Мишка вытащил ремень из своих брюк, протянул его мужу и медлил, не решаясь лечь. Вид у него был абсолютно несчастным. Он подошел совсем близко к кровати и в последний раз, уже не надеясь на пощаду, проговорил серьезным, чуть подрагивающим голосом:

- Олег, прошу тебя: не надо!

И вдруг Олег согласился:

- Ладно, не надо! – и бросил ремень на кровать. – Одевайся, пойдем завтракать.

- Правда? – вскинул голову Миша.

- Да.

- Ты простил? Мы не уезжаем?

- Не уезжаем, – Олег сунул сумку обратно в шкаф и вышел из комнаты.

Мишка оделся и выскользнул в ванную. Долго умывался холодной водой, стараясь смыть с горящего лица румянец стыда и позора. Долго брился. Расстроенно посмотрел в глаза своему отражению:

- При чем здесь: «мужик или тряпка»? – собрался с духом и пошел на кухню.

- Доброе утро! – он постарался сказать это бодро и независимо.

- Доброе! – Олег со смеющимися глазами разливал кофе из турки по двум чашкам. Кроме него на кухне никого не было.

- А где хозяева?

- Мы с тобой сейчас хозяева.

- А Наташа с Вадиком?

- Уехали в маркет. Давно, с утра еще.

- И ты знал?...

- Что уехали? Знал.

И в этот миг у Мишки внутри словно щелкнул какой-то тумблер:

- Тебе так нравится надо мной издеваться? – он посмотрел на Олега горько и осуждающе, развернулся и ушел в комнату.

Олег, подхватив обе чашки, пошел за ним: