Агния Барто - Борис Иванович Соловьев

Предлагает он ворон Охватить со всех сторон, А веселую синицу Он берет за единицу...

Пока он говорит «длинно, гладко, весь отряд зевает сладко» — от его «увлекательной речи» ребят так разморило, что им уже расхотелось «делать домики пернатым».

Подчас «показуха», очковтирательство, бюрократическое крючкотворство, мертвящее всякое живое дело и враждебное ему, скрываются под самыми возвышенными словами и «передовыми» (но только лишь с виду!) начинаниями, которые могут ввести в заблуждение иных слишком простодушных и недальновидных людей. Вот почему, внушает поэтесса, к такого рода «показухе» надо присматриваться особенно зорко и внимательно.

В стихотворении «Цветы не знали» (1962) автор ведет речь о мальчиках, решивших, что поливать цветы из лейки устарело; то ли дело насос, который они заказали! Вот это подлинно передовой метод!

Ну что ж, на словах все выглядело очень прогрессивно и убедительно, а на практике получилось по-другому:

Прибыл в пятницу насос, Но цветы не знали, Что о них решен вопрос, И в четверг завяли.

И сколько таких цветов (как и многих других!) вянет, пав жертвой самых прогрессивных, казалось бы, начинаний, очень привлекательных на первый взгляд, но лишенных одного: связи с настоящим делом, с реальностью подлинной жизни.

Вот девушки-шефы, которые взяли на себя благородную миссию «окружить любовью бабушку Прасковью». Их встреча с бабушкой и «помощь» ей — все это описано в деловито-точных, лишенных преувеличений и гипербол, а вместе с тем и беспощадно сатирических тонах — уж слишком велико несоответствие поступков новоявленных «шефов» с подлинной заботой о старом человеке:

Спокойно спит старуха, Не ведает печали, И вдруг ей прямо в ухо Подружки закричали: — Как ваше здоровье, Бабушка Прасковья?

Вот с этого и начинаются «печали» бабушки Прасковьи, которая сбилась с ног, обслуживая ворвавшихся к ней «шефов», чей труд был оценен «по достоинству»:

Им галочку в тетради Поставили в отряде: «Окружена любовью Бабушка Прасковья».

Так поэтесса едко высмеивает замыслы и дела, сводящиеся к очередной «галочке», жадной и хищной птице, которая может причинить много бед и нанести большой урон, если вовремя не разглядеть ее.

Но есть и другие опасные птицы, с которыми поэтесса ведет напряженную борьбу, как это мы видим в стихотворении «Хищница» (1961). Здесь «хищница» — это сова-копилка, которая захватила такую власть над мальчуганом, что вместе с его пятачками готова проглотить и его самого, вытравить в нем все доброе, человеческое.

Стала хищная сова Предъявлять свои права. Я хотел купить значок Другу к именинам. Звяк — остался пятачок В животе совином.

Она заставляет мальчика охотиться за каждой копейкой, она незримо следит за каждым его шагом и даже проглотила деньги, предназначенные на подарок к маминому рождению! Да, худо бы пришлось рассказчику, ведущему это горестное повествование, если бы он не нашел простой, но единственно верный выход:

Я разбил эту сову, Хорошо опять живу!..

А героиня другого стихотворения, «Подари, подари...», маленькая Люсенька, привыкла выклянчивать разные подарки:

Ходит бабушка зимой В теплом шарфе с бахромой. Клянчит, клянчит Люсенька: — Я мала-малюсенька, Ты мне шарфик уступи, А себе другой купи.

Эта Люсенька пока еще «мала-малюсенька», но она со временем подрастет и может превратиться в большую стяжательницу,— вот почему тревога за судьбу подобных Люсенек придает многим стихам А. Барто суровое, гневное, остро сатирическое звучание.

В стихотворении «Жадный Егор» мы знакомимся с мальчиком, жадность которого вытесняет у него все прочие помыслы и интересы. В то время как на праздничной елке ребята веселятся и радуются, играют и танцуют, Егор интересуется только одним: «А подарки скоро?»

Когда праздничный вечер кончается и вожделенный подарок получен, Егор захвачен одним вопросом:

— А на елке в парке Завтра будут выдавать Школьникам подарки?

И хоть здесь ни слова не сказано прямо и открыто в осуждение Егора, но читатель его осудит, ибо автор сумел внушить — без излишних наставлений и нотаций! — что человек жадный, эгоистичный обкрадывает прежде всего самого себя.

А вот другой «рыцарь наживы», который так и зовется «Копейкин» — кличкой, а не по фамилии. В ответ на любую обращенную к нему просьбу он затвердил лишь одно: «А что ты мне за это дашь?» — и даже, когда застегнул младшему брату штанишки, «взял с него за попеченье полпеченья». Так вырастают маленькие мещане, которые могут стать и большими, если вовремя не встряхнуть их, если не обнаружить перед ними всего уродства и всей постыдности замашек и привычек, присущих «Жадному Егору», «Копейкину», «Люсеньке». Автор наглядным образом показывает, как они