Алмазная реальность - Виктор Бурцев

Впрочем, вариантов немного… Пчелы как пчелы. На гусеничном ходу. С вершины дерева мне было это отлично видно. Мои КОРы еще функционировали неплохо.

— Что это? — спросил Таманский, и я обнаружил, что неугомонный журналист уже сидит на ветке пониже меня.

Чуть в сторонке стоит Марко Ламбразони и, как-то нехорошо прищурившись, смотрит на журналистскую спину. Снайпер хренов… Увидев, что я смотрю на него, итальянец пожал плечами и ушел.

— Так что это, Мозес? — повторил свой вопрос Костя.

— Танки это, Таманский. Танки.

— Ух ты… — Журналист забрался повыше, вытянул шею, — Какие?

— Не увидишь ты ни черта. Только сверзишься…

— Ну ты же увидел…

— У меня зрение скорректированное. Мне как командиру положено.

— Ого, так ты у нас кибер? Коррекция зрения — это процентов на сорок тянет…

— Это по меркам мирного времени. Здесь другие мерки, другие порядки. По контракту мне восстановят зрение в прежнем качестве после увольнения… Если, конечно, живой вернусь.

— Понятно, — кивнул Таманский. — Так что там едет?

— Танки, — опять повторил я и начал спуск.

— Так я понял, что танки… Они разные бывают. Чьи? — спросил сверху журналист.

— А для тебя есть разница, на чьи гусеницы тебе кишки намотает?

— Ну… — Журналист спускался следом за мной. — Ну, может, и наматывать не будут. Может, это ангольские… А?

Я спрыгнул на землю, стараясь унять холодок, прокатывающийся по спине.

— Именно, что ангольские…

— А проблема в чем? — Таманский явно не совсем врубился в тему.

— В том, что останавливаться они не будут. Больше того, у них почти наверняка имеется приказ нас уничтожить.

— Нас?

— Ну не меня конкретно, хотя я бы этому уже не удивился, а скопление людей, имеющееся в данном секторе. Они в боевом построении идут…

— А если ты им все объяснишь?

— Как? — Я развел руками. — У меня нет средств связи, я не знаю их частот, я не знаю нынешних паролей на связь… Если я выскочу перед ними и начну руками размахивать, то они просто переедут через мою черную задницу, делов-то…

— Погоди, а как же ты собирался, не зная паролей… Тебя же первый патруль расстреляет. Свой.

Мы с Таманским шли по направлению к главному лагерю. Впереди маячил Мбуту Зоджи.

— Да никак, — пожал я плечами. — По правилам, я должен сдаться в плен первому же ангольскому патрулю, назвав тот пароль, который мне известен. Далее осуществляется проверка. Сличение идентификационных чипов… Короче, налаженная процедура опознания. Но это с людьми. Да и то не со всеми. А тут танки. Почти наверняка киберы.

— Киберы? — Таманский обеспокоенно посмотрел в сторону пыльного облака, застилающего почти полнеба.

— Скорее всего… Их не так жалко. Комиссар Мбуту был уже совсем рядом.

— Бред какой-то, — задумчиво пробормотал журналист. — Танки против пехоты пускать… Пожгут ведь.

— Кто? — спросил я. — Эти чернокожие орлы с берданками? Тут ни укреплений, ни черта нет. Противотанковых средств раз-два и обчелся. Киберы подойдут на расстояние прямого выстрела, сделают пару залпов, смешают все с землей, а потом начнут давить уцелевших. Ну сожжем мы два-три танка. Это не решает… Ничего не решает.

— Вот это влипли… — сказал Таманский, и мне послышался восторг в его словах. Он схватил меня за руку. — Что я могу сделать?

— Поступаете в распоряжение Абе. Он парень сообразительный, — ответил я и направился к комиссару Мбуту Зоджи, который смотрел на меня вопрошающе.

— Танки? — спросил Мбуту, вытирая черный лоб ладонью.

— Танки, комиссар… Сколько людей у вас тут? Всего.

— Семьдесят пять, комиссар Мозес. У нас есть шесть хорошо замаскированных орудий, а также несколько противотанковых ракет. И гранаты. Много гранат. Я, к сожалению, считаю только до ста.

— Не так плохо, — задумчиво сказал я, глядя на заходящее солнце, — Как скоро тут стемнеет? Я имею в виду, как скоро тут наступит настоящая темнота?

— Через полтора часа будет темно, — четко ответил комиссар.

Я отошел на несколько шагов и осмотрел окрестности.

— Скажите, комиссар… — Мбуту мялся, словно мальчишка… — Сколько там танков?

— Больше, чем вы сможете сосчитать, дорогой комиссар. Больше.

Комиссар Мбуту Зоджи вытянулся в струнку и произнес, чеканя слова так, как не всякие войска чеканят шаг на параде:

— Мы готовы умереть за Великую Африканскую Революцию. Все как один. Ведите нас в бой, комиссар Мозес…

И ушел, не дожидаясь ответа.

Вот тебе и раз… И даже два. Какая каша серьезная получилась, черт возьми.

Ко мне подошел Ламбразони:

— Генерал, там такое дело… Эти орлы собираются пушки выкатывать.

— Пушки?

— Угу. Только глупость это. Пожгут в первые же минуты. Там всего шесть орудий, два, мне кажется, не совсем в порядке.

— А ты откуда знаешь?

Итальянец усмехнулся:

— А я, мой генерал, не только снайпер. Я вообще специалист… по разным видам вооружений. — Он нагнулся, откинул волосы с затылка. — Видите?

И я увидел.

Разъемы, контактные группы… Все очень аккуратно вделано в человеческую плоть, закрыто, спрятано. Универсальный чип, что-то типа огромной военной энциклопедии. Страшно дорогая штука.

— Контракт? — спросил я.

— Личная. Люблю это дело… — ответил Марко, и мне осталось только гадать, как человек, сумевший достать столько денег на новомодную операцию, оказался в африканской мясорубке. — Так вот, там две пушечки не в себе. Два выстрела сделают, и ага.

— Починить можно?

— Можно, только время нужно.

— Будет у тебя время. Иди занимайся… И пришли ко мне Абе и Мбуту.

Итальянец козырнул и уже было направился исполнять приказ, как вдруг остановился и спросил:

— А позиции как же, мой генерал?

— Не твоя забота…

Он только пожал плечами.

Через некоторое время ко мне подошли Абе, возбужденный Таманский и Мбуту Зоджи, сменивший свой парадный костюм на робу цвета хаки.

Таманский напевал в голос какую-то песню, состоявшую, казалось, из одной-двух строчек:

— Марш, марш левой. Марш, марш правой. Я не видел картины дурней, чем шар цвета хаки. Марш, марш левой..

— Что это? — спросил я его.

— Это, мой ге… комиссар, старая милитаристская песня. Говорят, что во времена военных конфликтов на юге наши солдаты шли с этой песней на врага! — бодро отвечал журналист.

Кажется, он был пьян. Ну ничего… С похмелья помирать веселее, само собой получается.

— Замечательно. Абе, прикомандируй господина журналиста к команде из человек так двадцати. Выдай всем лопаты, инструменты, что угодно. Пусть копают окопы. Вон там. — И я указал на вершину холма. — Глубоко копают. Когда устанут, подготовь смену, но так, чтобы процесс был беспрерывным. Ясно?

— Так точно! — воскликнул журналист и побежал шатающейся рысью.

За ним поспешил Абе.

— Сколько у нас еще таких? — спросил я у Мбуту.

— Нисколько, комиссар. Все трезвы. Дело в том… — Он замялся. — Ваш денщик и журналист… э-э-э… обнаружили… ну… такой рецепт быстрой перегонки сока определенных деревьев. И его…

— Продегустировали? — спросил я, видя, что комиссар ищет слова. — Попробовали на себе?

— Так точно. Они все выпили, комиссар. — В голосе Мбуту звучала некоторая обида.

— Хорошо… Приняли огонь на себя. Оба, значит… Ну хорошо. — От Абе я этого, честно сказать, не ожидал. — Итак, комиссар, организуйте еще команду, которая втащит орудия на эту высоту. Вы расположили их чрезвычайно неудачно. И разведите их в стороны, чтобы они могли вести огонь с двух точек. Приблизительно вот так…

Я что-то чертил в пыли. Комиссар Мбуту увлеченно следил за движениями прутика в угасающих лучах солнца. Он согласно кивал, сопел и произносил односложные звуки, а потом, когда я объяснил ему все, что мог, сказал:

— Но мы же не успеем.

— Успеем. Через час стемнеет. Киберы не полезут в бой ночью.

— Почему?

— Дело в том, мой любезный комиссар, что они руководствуются довольно примитивной программой… Они давно не люди. И киберами их называют только по инерции.

Это роботы. С биологическими наполнителями. Дешевая сборка с использованием государственных преступников…

Только знают об этом немногие. — И, глядя на вытянувшееся лицо комиссара, я добавил глупое: — Вот так… Вы слышите?

— Что?

— Тишину.

Мбуту поднял лицо вверх, подставляя его кровавому свету огромного солнца. Прислушался… И сквозь крик, звон и стук, который производили солдаты Великой Африканской Революции, он услышал, как неизменный, давящий, но ставший уже почти привычным гул танковых моторов прекратился. Страшный рой гусеничных пчел успокоился, не доехав до зоны боевых действий несколько десятков метров. Пчелы были готовы для завтрашнего броска.