Лихорадка - Лорен Де Стефано

— Наверное, никак. Разве можно знать что-то совершенно точно?

Я поворачиваю голову и ощущаю под щекой его ключицу. На одежде Габриеля задержался запах странного домика Аннабель и жар от ее камина. Я вижу перед собой аккуратные стопки карт из колоды таро. Императрица. Император. Мир.

— Я никогда не верила, что умру, — добавляю я. — Брат говорил, что я просто не могу с этим смириться.

— Кажется, твой брат совсем не такой, как ты, — говорит Габриель.

— Он и правда не такой, — соглашаюсь я. — Он умнее меня. Он может улаживать дела и решать проблемы.

— Ты тоже можешь улаживать дела и решать проблемы, — возражает Габриель. — Не принижай себя. Я никого умнее тебя никогда в жизни не встречал.

Я тихо смеюсь:

— Ты встречал очень мало людей.

— Это точно.

Чувствую его ухмылку. Он опускает голову, его губы касаются моего лба: они обветренные и теплые, и мое тело просыпается. Габриель возвращается ко мне!

На секунду начинает казаться, что слова гадалки — не безумные бредни. Начинает казаться, что все наладится.

Я просыпаюсь и четко ощущаю, что секунду назад находилась в уютном, надежном месте. Там было светло. Но когда открываю глаза… я в грузовике, тут все так же темно, рядом кто-то двигается. И дрожит.

Я вдруг понимаю, что это Габриель. Начинаю вести руками вдоль его тела; ладони касаются лица, оно холодное и потное.

— Ты не спишь? — спрашивает он.

Голос у него скрипучий, почти нечеловеческий.

— Да, — отвечаю я, выпрямляясь и вслепую приглаживая ему волосы.

Откуда-то из глубины кузова доносится шорох пакетов и хруст чипсов. Но сейчас меня меньше всего волнует, что Мэдди решила перекусить найденными в грузовике товарами.

— У тебя ломка, — говорю я.

В темноте ничего не видно, и из-за этого хриплое дыхание Габриеля кажется еще более пугающим.

— Габриель? — Ответом служит мучительный стон. — Что у тебя болит?

Ему не сразу удается отдышаться и произнести:

— Как будто все внутри обмотали веревками и затянули.

Трогаю его за руку — меня пугает, насколько напряжены мышцы. Кажется, я вот-вот нащупаю его вены.

— Не молчи, — прошу я.

Вновь прикасаюсь к его руке, он дергается. Слышно, как его онемевшее тело ударяется об пол.

— Габриель?

— Ты должна ввести мне еще «ангельской крови»! — хнычет он. По-настоящему хнычет, и это настолько страшно, что мне действительно хочется исполнить его просьбу. — Хотя бы немножко. На оставшуюся дорогу.

— Не получится. — Я ложусь рядом и притворяюсь, будто вижу его в темноте. Холодное дыхание касается моего лица. От Габриеля пахнет кровью и чем-то кислым. — Я просто не разгляжу, куда вводить иглу. Я могу тебя убить.

— Ну и пусть! — шепчет он.

Я делаю вид, будто не услышала.

— Осталось совсем недолго, — говорю я мягко. — Постарайся подремать. Я буду дежурить. Так мы с братом делали, чтобы защитить друг друга.

У Габриеля вырывается звук, который в равной степени можно считать стоном или смехом.

— Дженна была права, — говорит он. — Ты считаешь, что обязана обо всех заботиться.

— Ты о чем? Когда она это сказала?

— До того… — начинает Габриель.

Его голос обрывается. Я думаю, что от боли и ломки у него начался бред.

— До чего?

— До того, как заболела.

Я резко сажусь, опрокинув ящик с пакетами и наделав столько шума, что на мгновение у меня все белеет перед глазами.

— Что именно она сказала?

Мой голос становится пронзительным и испуганным. Что-то больно сжимается в груди.

Габриель не отвечает, я трясу его за плечо. Он недовольно ворчит и отодвигается от меня.

— Она сказала, ты так занята тем, чтобы не выдать своих слабостей и держаться храбро, что не понимаешь. А вот Распорядитель Вон понял, и поэтому ты в опасности.

Его голос стихает — сон начинает затягивать Габриеля.

— Не понимаю чего? — переспрашиваю я.

Я близка к отчаянию. Я догадывалась, что у Дженны были от меня тайны, но они умерли вместе с ней, и я не рассчитывала их узнать. Однако теперь Габриель передает мне ее слова, и начинает казаться, будто она снова со мной.

Видимо, этот разговор Дженны и нашего слуги был тайным, иначе Габриель рассказал бы мне о нем, когда еще мог мыслить ясно. Однако ломка и бред внезапно подвигли его на откровенность.

Возможно, мне не следует пользоваться его положением, но я не могу удержаться и снова задаю тот же вопрос:

— Чего я не понимала?

Он отвечает, прежде чем окончательно погрузиться в сон:

— Насколько ты важна.

13

Грузовик останавливается. Не знаю, сколько прошло времени. Несколько часов. Может, целый день. Я протягиваю руки в темноту, нахожу Мэдди и притягиваю ее к себе. К счастью, она не орет.

Голова Габриеля лежит у меня на коленях. В течение последних нескольких часов его размеренное дыхание свидетельствовало о том, что он спит, но теперь Габриель вздрагивает и просыпается.

— Ш-ш! — говорю я ему. — Затаись. Мы остановились.

Мы жмемся друг к другу за кучей ящиков. У Мэдди в руке шуршит пакет. Я зажимаю ее руку своей, чтобы прекратить шум.

При звуке приглушенных голосов у меня чуть сердце из груди не выскакивает. Габриель обнимает меня за плечи и задерживает дыхание.

Дверь открывается. Я прикусываю губу, в горле мотыльком бьется крик. Слышу шорох: это «собранные» девушки отодвигаются от внезапно появившегося света. Мне слышно их испуганное перешептывание.

По металлу гремят тяжелые ботинки, кузов сотрясается под чьим-то весом.

— …могли бы к утру добраться до Западной Виргинии и там отдохнуть. Только тогда надо ехать сразу.

Это голос молодого мужчины.

Ящики берут и выносят по одному.

Другой голос отзывается:

— Можно было бы остаться на ночь.

— Денег нет.

— Один из нас мог бы спать в кабине, а второй — в кузове.

Громкий хохот удаляется и стихает.

Я вытягиваю шею и поверх ящиков вижу резкий желтый свет солнца, садящегося за облетевшими деревьями. Шоферы исчезают в здании с розовой неоновой вывеской, гласящей: «ФЛАМИНГО ШЕСТЬ». Ниже прикреплен самодельный знак со словом «Открыто».

— Пошли, — шепчу я, подталкивая Мэдди впереди себя.

Габриелю настолько дурно, что он ползет за мной на четвереньках. Я стараюсь помочь ему аккуратно выбраться из кузова, но в итоге все равно тяну сильнее, чем надо бы — боюсь, что шоферы вернутся раньше, чем мы успеем скрыться.

Мэдди несет сумку матери, доверху набитую пакетами со снеками и чипсами. Не знаю, с чего мадам решила, будто эта девчонка тупая: пока что Мэдди неизменно оказывается сообразительней меня.