Директор департамента - Владлен Качанов

21

В СВИДЕТЕЛЬСКИЙ БОКС ввели надменного человека лет пятидесяти — пятидесяти пяти с характерной немецкой внешностью. Не дожидаясь вопросов, он представился, слегка кивнув в сторону президиума:

— Альфред Розенберг.

Имя немца ни о чем не говорило председателю, и тот, — все еще находясь под впечатлением допроса Гюго, первым делом поинтересовался:

— А вы, случайно, не социалист?

— Я национал-социалист.

Макслотер не понял, о каком социализме идет речь, поэтому спросил:

— Чем же ваши убеждения отличаются от крамольных идей мистера Гюго?

— Идея национал-социализма, — стал объяснять Розенберг, и в его словах зазвучал артистический пафос, — это достижение человеческой души, которое стоит в одном ряду с Парфеноном, «Сикстинской мадонной» и Девятой симфонией Бетховена.

Напыщенное самодовольство иммигранта не понравилось Макслотеру.

— Нам тут не до лирики, мистер. Выражайтесь короче и точнее! В двух словах: в чем суть этой идеи?

— Должна быть установлена диктатура людей высшего порядка над людьми низшего порядка.

Американец повеселел. Наконец-то среди всей этой интеллигентской банды революционеров попался глубоко порядочный человек. Его рассуждения перекликались с популярными в Америке расовыми теориями. Макслотер с детских лет был убежденным расистом и теперь искренне радовался, обнаружив среди иммигрантов своего единомышленника.

— Да-да, — одобрительно закивал головой американец, — вы совершенно правы. Расовые бунты в нашей стране подтверждают справедливость ваших слов. Эти черномазые слишком высоко о себе возомнили. Сегодня они требуют равноправия, а завтра захотят управлять всей страной. Их противозаконные бунты надо пресекать решительно и безжалостно, не правда ли?

Нацистский теоретик полностью разделял беспокойство Макслотера по поводу расовых беспорядков в Америке.

— Негритянская проблема в Соединенных Штатах, — сказал он, — является жизненно важной для будущего существования страны. Если не будут приняты меры для подавления негров, они — эти агенты большевиков — приведут к гибели белую Америку.

— Совершенно верно! — воскликнул восхищенный американец-расист. — Именно так: агенты большевиков. Лучше о них не скажешь.

Он повернулся к членам комиссии, что-то сказал им и вновь обратился к немцу.

— Дорогой мистер Розенберг, — сказал председатель с необычной теплотой в голосе. — Мне доставляет большое удовольствие сообщить вам, что виза на постоянное проживание в раю получена вами по праву и будет продлена на вечные времена. Примите мои искренние поздравления.

Макслотер подошел к свидетельскому боксу и, широко улыбаясь, долго тряс руку немца и хлопал его по плечу.

22

ПОЯВИВШИЙСЯ на месте немца толстый лысый человечек с грузной, как у орангутана, нижней челюстью и отсутствием в глазах каких-либо признаков интеллекта вызвал у Макслотера поначалу антипатию. Фамилию, названную шепелявым иммигрантом, американец не уловил. Но, бросив взгляд на публику и увидев взволнованные перешептывания в первых рядах, Макслотер понял, что стоящий перед ним невзрачный, раздувшийся от самодовольства мужичонка, должно быть, довольно известная фигура.

— Не социалист ли вы? — на всякий случай поинтересовался председатель комиссии.

— Был в молодости, — отвечал иммигрант, выглядевший на шестьдесят с небольшим. — Исключен из социалистической партии за радикальные воззрения.

«Еще один революционер», — констатировал Макслотер. А вслух произнес с иронией:

— Свобода, равенство и братство, не так ли?

— Нет, не так, — твердо отвечал обладатель лучезарной лысины. — Между народами, так же как между отдельными людьми, не может быть равенства. Каждый стремится развить собственные силы, утвердить собственное «я», утвердить себя в жизни. Совершенно прав достопочтенный член вашей комиссии Никколо Макиавелли, заявляя в своих трудах, что вооруженные пророки побеждают, а безоружные погибают. Да, только насилием можно обеспечить единство нации и благоденствие народа. Империализм — неотъемлемая черта всех людей и всех народов, это вечный закон жизни.

Макиавелли презрительно скривился при упоминании его имени. Зато на устах Макслотера мелькнула улыбка. Этот субъект говорил дельные вещи. К тому же он глубоко изучил классические труды Макиавелли. При таких воззрениях этот боров, очевидно, является сторонником политики «с позиции силы»?

— Совершенно верно. Только сильных любят друзья и только сильных уважают враги. С доисторических времен докатился до нас клич: горе безоружным! Нужно вооружаться. Любой ценой, любыми путями, даже если это будет стоить нам отказа от всего того, что называется цивилизованной жизнью.

— Как видим, монсиньор, вас в пацифизме не обвинишь, — прокомментировал с удовлетворением Тьер, все еще находившийся под впечатлением от допроса Виктора Гюго.

— Я не верю ни в полезность, ни в возможность вечного мира. Поэтому я отвергаю пацифизм, который скрывает в себе отказ от борьбы и от самопожертвования. Только война доводит до предела напряжение человеческой энергии и накладывает печать благородства на народы, которые не боятся её.

— Простите, сэр, — с уважением произнес Макслотер, — мне не удалось расслышать ваше имя.

— Меня зовут Бенито Муссолини.

Бог ты мой! Как он мог не узнать эту выдающуюся историческую личность…

— Дорогой Бенито! — едва не вскричал американец. — Место в этом мире, а если пожелаете, и во Вселенском департаменте расследований забронировано за вами навечно.

23

СЛЕДУЮЩИМ разбирали дело Томаса Джефферсона, на которого в департамент расследований поступило убийственное досье из Кружка американских президентов. Коллеги Джефферсона, категорически отрекшиеся от него, просили Макслотера обратить особое внимание на подрывное высказывание бывшего президента, заявившего: «Россия — наш самый сердечный друг среди всех государств на Земле». В сопроводительном письме выражалась уверенность, что автор Декларации независимости был русским агентом, поскольку истинный американский патриот не мог додуматься до того, чтобы собственноручно написать в Петербург: «Я с огромным удовольствием вижу расширяющуюся торговлю между нашими двумя странами. Ваш флаг найдет в наших гаванях гостеприимство, свободу и покровительство, а ваши подданные будут пользоваться всеми привилегиями наиболее благоприятствуемой нации».

Процитированные высказывания не оставляли сомнений в политических убеждениях бывшего президента. Не меньшее возмущение членов комиссии, по делам иммигрантов вызвала его речь, в которой он выступил в поддержку социальных революций и международного терроризма:

— Когда какая-либо форма правления становится губительной, вредной для интересов народа, то народ вправе изменить или уничтожить ее и установить новое правительство, основав его на таких принципах и организуя власть в такой форме, которые будут им сочтены за наиболее пригодные для осуществления его безопасности и счастья.

Торквемада пытался заставить Джефферсона отречься от столь крамольных слов, но американский президент не хотел об этом и слышать.

— Древо свободы, — заявил он, — должно время от времени освежаться кровью патриотов и тиранов —. такова его естественная питательная среда.

От этих слов у Макслотера, зримо представившего себе собственную экзекуцию, зашевелились волосы на голове.

— Побойтесь бога! — просипел он, неожиданно для самого себя вспомнив о всевышнем.

— Восстание против тиранов — это и есть повиновение богу, — отпарировал президент и продолжил: — Мы считаем следующие истины самоочевидными: что все люди созданы равными, что создатель наделил их определенными неотъемлемыми правами, что таковыми являются права на жизнь, свободу и стремление' к счастью.

— На что вы намекаете, Том? Может быть, на то, что нам не следовало соваться во Вьетнам, Ливан, Гренаду? — Макслотер привстал, словно готовясь броситься на стоявшего перед ним третьего по счету американского президента, повинного, по-видимому, только в том, что он процитировал составленную им Декларацию независимости — основополагающий документ суверенных Соединенных Штатов Америки.

Джефферсон не заставил себя ждать с ответом.

— Если существует один — принцип, который нужно внедрить в сознание американцев глубже, чем какой-либо другой, — пояснил он свою мысль, — то он состоит в том, что мы не можем иметь ничего общего с завоевателями.

Вытянувшиеся лица членов комиссии свидетельствовали об обреченности стоявшего перед ними нахального иммигранта, вздумавшего поучать самого Макслотера. Председатель, уже принявший решение, все же счел нужным поставить на место этого зазнавшегося старикашку, когда-то занимавшего, видимо по недоразумению, высокий пост президента.