Самая коварная богиня, или Все оттенки красного - Наталья Андреева

Олимпиада Серафимовна даже всплакнула. Он поморщился: фальшивые слезы. Мать постоянно торчит в своем театре, хоть бы чему-нибудь научилась у артистов! Не умеет правдоподобно разыграть ни радость, ни скорбь!

– Мама, иди к себе, – не удержался он.

– Я тебя не одобряю. Все это попахивает авантюризмом. Говорят, ты в третий раз хочешь жениться…

– Это мое дело! Вы меня достали! Я, в конце концов, мужчина или кто?!

– Хорошо, хорошо. Только не кричи. Я сейчас уйду. Тебе надо успокоиться. Я прекрасно помню ваши ссоры с Натальей. Ты успокойся, прими лекарство, а я зайду попозже, и мы договорим.

– Да не хочу я это обсуждать! Все уже решено!

– Ничего не решено. Я твоя мать, а я еще не разобралась в ситуации.

Когда надо, мать умеет настоять на своем. Не мытьем, так катаньем. Та еще интригантка! С великим Эдуардом Листовым развелась, но умудрилась остаться членом семьи, договориться с новой женой, а теперь еще и на наследство претендует!

– Я никого не хочу видеть, мама, неужели непонятно? – устало сказал Георгий Эдуардович.

– Уже ухожу… Когда приезжает эта твоя… Женщина?

– Как только все будет готово. Завтра-послезавтра. На днях.

– Что ж, Наталье собирать вещи? А как же Егор?

– Я его не гоню.

– Где же он будет жить?

– Что, комнат в доме мало?

– Не так много, как ты думаешь. И потом: что скажет наследница? Как ты собираешься договариваться с Марусей?

– Мама, ты многого не знаешь, – невольно вздохнул Георгий Эдуардович. – Решение мною принято, и оно не обсуждается. Ни Наталью, ни Веру я здесь видеть больше не хочу. Равно как и Нелли.

– Ты и в самом деле спятил…

– Уйди, пожалуйста.

– Я-то уйду, – Олимпиада Серафимовна, словно боевой конь, вскинула увенчанную черепаховым гребнем голову. – Но знай: на этот раз я не на твоей стороне. Я недолюбливаю обеих твоих бывших жен, это правда. Но что касается третьей, я ее заранее ненавижу. Ради нее ты рушишь семейные устои, ломаешь то, чего не строил…

– Мама!

Как же все-таки много в ней фальши!

– Да, я твоя мать! И я тебя осуждаю.

– Я не выйду к ужину. И ничего мне сюда не носите! Не пытайтесь со мной договориться! Все равно ничего не получится!

Мать в ответ громко хлопнула дверью.

Поистине, для Георгия Эдуардовича это был ужасный день. В суете он как-то забыл про Майю, про то, что собирался поговорить о ней с мачехой. Еще и это! Нет, надо отвлечься и забыть про все. Полюбоваться еще разок «Дерринджером», окунуться в грезы. Где они, ковбои с Дикого Запада?

Георгий Эдуардович достал из потайного ящичка бутылку отличного французского коньяка – нужно снять стресс. Попозже, когда алкоголь немного расслабит, можно будет попросить у Ольги Сергеевны ужин. Только тайно, чтобы никто не знал. Эта женщина непременно должна остаться в отличие от других. К черту маму, обеих бывших жен и Нелли! Но хорошая прислуга нынче на вес золота. Ольга Сергеевна отлично умеет готовить и, кажется, любит детей. Бесценное качество! Ведь в доме скоро появится младенец.

…На веранде в это время царило скорбное молчание, пока Наталья Александровна не попросила водки.

– Когда женщины напиваются, они делаются вульгарными, – прокомментировал Егорушка. – Я помню, как ты, мама, блевала на розовый куст, а я держал тебя за волосы, чтобы ты не захлебнулась.

– Егор! – взвизгнула та.

– Наталья, он прав, – вздохнула Олимпиада Серафимовна. – Держи себя в руках.

– С вами не соскучишься! – рассмеялся Эдик. – Столько эмоций за один вечер можно получить лишь за карточным столом. Как только дедушка умер, вы стали мне так же интересны, как и покер, господа. Забавно смотреть, как вы делите деньги.

– А ты-то зачем сюда приперся? – прошипела Наталья Александровна. – Разве не за тем же?

– Я в отличие от вас полностью контролирую ситуацию. И знаю много такого, о чем вы даже не догадываетесь, – намекнул Эдик.

– Ваши напитки, – Ольга Сергеевна неслышно опустила на стол поднос.

Нелли Робертовна вдруг спохватилась:

– А где же Миша? Он мне нужен, я его не отпускала! Миша!

– Я здесь, – словно из воздуха материализовался шофер.

– Я хотела с тобой поговорить, но потом… Я передумала уезжать, так что можешь выпить водки с Натальей Александровной.

– Я не пью! – вспыхнул Миша. – То есть бросил. Почему вы меня все время унижаете?

– Господи, я без всякой задней мысли это сказала, – смешалась Листова.

– Хватит ломаться! Наливай! – скомандовала Наталья Александровна.

– Что ж… – Миша налил водки себе и ей и ловко опрокинул рюмку.

– Класс, рабочий класс! – рассмеялся Эдик. – Настя, с этой вредной привычкой он не расстанется никогда. Запомни. Никогда Михаил, не знаю, как его по отчеству, не оценит тонкий букет шато Марго. Его идеал – сивуха. Это не лечится.

Егорушка при этих словах сердито засопел и, протерев носовым платком стекла очков и нацепив их обратно на нос, закричал:

– Почему вы все это терпите?! Он же обижает вас! Да что там! Оскорбляет! И делает это намеренно! Почему никто ему не скажет, что он – негодяй? Почему его не выкинут отсюда? Миша! Ты-то что сидишь?

Майя вжалась всеми своими тонкими косточками в кресло и замерла. Опять назревает скандал.

– «В воздухе пахнет грозой…» – промурлыкал Эдик, распрямляя плечи. – Торро, Егор! Порви меня! И ты, Михаил. Возрази хоть разок. Выдавливай из себя раба. Я ведь искренне желаю тебе счастья.

Олимпиада Серафимовна вздохнула и сердито сказала:

– Помолчи наконец Эдуард. Дурью ты маешься, вот что я тебе скажу. Ведь у тебя есть и голос, и слух. И внешность дай бог каждому. Языками владеешь. Досталось талантов! Не поскупился творец. Почему ты не займешься чем-нибудь стоящим, Эдуард? Вместо этого прожигаешь жизнь, отца терроризируешь, брата изводишь.

– Чем, например, бабушка, я мог бы заняться? Как ты сказала? Стоящим?

– Ты мог бы стать артистом. Или даже дипломатом.

– Хочешь сделать мне протекцию? Спасибо, бабушка, но я патологический лентяй. Карьера артиста меня в принципе не привлекает. Утомительные репетиции, бесконечные гастроли, дрянная пища в дурных гостиницах, визжащие от восторга девицы – все это навевает на меня тоску. Что касается международной дипломатии, то опять-таки надо притомляться, лизать толстые зады на пути к карьере, подличать, заниматься шантажом. Это путь долгий, а я хочу все и сразу.

Эдик широко зевнул. Олимпиада Серафимовна открыла было рот, чтобы ему возразить, но ее опередила Вера Федоровна, накинувшись вдруг на свою визави:

– Что это ты старые платья стала перешивать, Наташа? На новые денег не хватает? А говоришь, что дела в магазине идут хорошо.

– Я? Старые платья? – вскинулась Наталья Александровна. – Какая чушь!

– Святая правда, – заупрямилась Вера Федоровна. – Я отлично помню этот твой бледно-сиреневый костюм. Та же самая ткань. Перелицовка.

– Что ты в этом понимаешь! Перелицовка! Это же Италия! Всемирно известный бренд!

– Я не понимаю?! Да я… – Вера Федоровна осеклась, поймав тревожный взгляд сына. – Видать, показалось. Италия так Италия.

Итог подвела Олимпиада Серафимовна, сказав:

– Мы слишком устали и перенервничали. Надо бы отдохнуть. Давайте расходиться.

– Но погода сегодня такая хорошая! – заспорила с ней Настя. – Мы могли бы погулять!

– Я, пожалуй, составлю тебе компанию, – Эдик поднялся из-за стола. – Я тоже не хочу спать. Пойдем.

Пару проводили выразительными взглядами.

– Не понимаю, что между ними происходит. Неужели он собирается сделать Насте предложение? – заволновалась Нелли Робертовна.

– Ха! – покачала головой слегка опьяневшая Наталья Александровна.

– Мой сын ничего мне об этом не говорил, – пожала плечами Вера Федоровна.

– Во всяком случае, это не наше с вами дело, – качнула огромными серьгами Олимпиада Серафимовна. – Я предпочитаю политику невмешательства.

– Кто бы говорил! – тут же съязвила Наталья Александровна.

– Мама, у тебя на подбородке губная помада, – заметил Егорушка. – Ты выпила, и она размазалась. Смотрится отвратительно.

– Егор!

– А что я такого сказал?

Майя, поднявшись, пробормотала:

– Я тоже, пожалуй, пойду.

«Это мой последний день в доме Листовых», – грустно подумала она. Почему она к ним ко всем уже привыкла. И даже смирилась с обстановкой в доме, хотя здесь живут такие разные люди. Но самозванке пора уходить.

– Спокойной ночи! – раздался ей вслед дружный хор голосов.

…Настя с Эдиком тем временем спустились в сад.

– Поговорила?

– Да.

– И что?

– Маруся согласна нам помочь.

– Маруся? – удивился Эдик. – Постой… Я думал, ты к тете ходила.

– Зачем? Она больше ничего не решает.

– А деньги?

– Она даст денег. Маруся. Она такая… Такая доверчивая. Даст.

– Но мне нужно сейчас. Понимаешь?

– Что я могу сделать? У меня нет. Столько, сколько тебе надо, нет, – со слезами в голосе сказала Настя.

– Милая, есть вариант, – Эдик взял ее за руку и несильно сжал. – Помоги мне сейчас, а я отплачу тебе потом. Никогда не забуду, клянусь! У папы в кабинете лежит пистолет. Я его хорошо разглядел, вещь антикварная, чрезвычайно дорогая. Если бы я его заполучил, у меня появились бы деньги, чтобы отдать долг. Ты должна мне его принести.