Книга Кохелет - Ави Иона
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Конец отступления)
(Необязательное отступление)
Рижский пишет в своей книге: «Уже давно в качестве аргумента против многоавторства Книги Экклезиаст указывалось на то, в частности, что она противоречит единству языка и стиля книги. Похоже на то, что основную её часть написала всё же одна рука».
Не имея возможности ознакомиться с трудами новейших библеистов, досконально исследовавших этот предмет (Michel D. Qohelet. Darmstadt), попытаемся, так сказать, заочно ответить тем из них, которые не поддерживают идею многоавторства Книги и считают, что всё в ней – от первого до последнего слова (кроме, может быть, Эпилога) – написано только Автором. М. Рижский, похоже, – в их числе; попытаемся ему возразить при разборе его гипотезы «послания в два адреса». Однако кое-что можно сказать и здесь.
Как мы убеждаемся на примере разных вставок, «единства языка и стиля» вовсе не наблюдается: у Первого редактора – одни характерные словоупотребления, у Второго – совсем другие, у самого Автора – третьи. «Язык и стиль» авторского текста и вставок действительно схожи, но отнюдь не идентичны. «Единство языка и стиля» – вообще слабый аргумент: вспомним, что основной задачей редакторов было как «подделаться» под стиль и язык Автора, чтобы замаскировать вставки, сделав их максимально похожими на авторский текст. Судя по тому, что некоторые библеисты отмечают «единство стиля и языка», им это удалось (впрочем, тут могут быть очень разные мнения). Любой современный гебраист без труда сможет сочинить на древнееврейском языке любой эпохи и в любом стилистическом ключе – так что и древний еврей едва ли смог бы распознать подделку. Тем легче это было сделать редакторам, для которых древнееврейский язык был родным языком.
Кстати – ещё одно, несколько комическое, предположение: редакторы, делая вставки в текст «Экклезиаста», вероятно, и помыслить не могли, что эта книга попадёт в Библию, сохранится на века и тысячелетия, и что её тщательнейшим изучением будет заниматься целый сонм учёных-филологов, учёных-гебраистов. Иначе они куда как ответственнее отнеслись бы к своей задаче, а не сляпали бы наспех несколько неуклюжих вставок. Слава Богу, что нам, как и им, не дано предвидеть будущее своих деяний: иначе бы они, движимые благочестивым рвением и добросовестностью, непременно превратили бы Книгу Кох̃е́лет в нечто такое, что читать было бы вообще невозможно.
(Конец отступления)
* * *
Гипотеза Рижского («послание в два адреса»), в сущности, очень близка к гипотезе, согласно которой Кох̃е́лет из каких-то побуждений воспроизвёл в своём сочинении наряду со своими взглядами взгляды «идеологических противников» – религиозных ортодоксов. Эта гипотеза кажется довольно правдоподобной, но всё же тоже сильно уязвима для критики. (Критика будет схожей, потому что схожи обе гипотезы). Она вызывает ряд вопросов без ответов. Почему отрывки, речь в которых должна идти о справедливости Бога («послание человеку с улицы») не сделаны более многочисленными? Почему они, эти вставки, малочисленны настолько, что оказались совершенно погребёнными под лавиной абсолютно иного – идеологически – материала? Почему они выглядят «как глас вопиющего в пустыне» – одна небольшая вставка на две-три главы? Почему стиль, лексика и даже идеология у этих АБСОЛЮТНО СХОЖИХ ПО СМЫСЛУ фрагментов (при условии, что их вписал сам Автор) совершенно РАЗНЫЕ? С чего бы Автору для своих вставок понадобилось вводить, по крайней мере, два типа словоупотреблений (II.26: «благой перед Богом – согрешающий»; VIII.12-13: «боящийся Бога – нечестивец»), хотя в обеих этих вставках говорится практически об одном и том же? (Не говоря уже о третьем варианте словоупотреблений – «цади́к-раша́» («праведник-нечестивец»), которым Автор неизменно пользуется в оригинальном тексте Книги). Почему Автор, если он действительно задался целью сочинить «двуплановый», «двусмысловой» текст, хотя бы не упорядочил – в отличие от собственной философии – совершенно чуждые ей фрагменты, «пустышки», – не придав им ни малейшего подобия стройности, логики, не выстроив их в систему? В самом деле, почему столь же «еретическая» Книга Иова действительно построена в два диспута, где представлены взгляды и «ортодоксов», и Иова («обвинителя Бога»)? Эта книга – «Иов» – действительно «послание в два адреса»: в ней при желании можно найти достаточно «пищи для ума» и для «человека с улицы», и для вольнодумцев, еретиков, единомышленников Иова. В «Экклезиасте» мы этого не наблюдаем ни в малейшей степени. Никакого даже подобия диспута, т.е. систематического выражения идей, пригодных для «человека с улицы», нет и в помине. «Послание», в сущности, получается только в «один адрес». В Книге Кох̃е́лет, напоминаем, 222 стиха, из них – только две коротенькие цитатки из Торы (в V главе), да ещё небольшой фрагмент (там же) посвящённый чисто культовым вопросам – причём абсолютно второстепенным. В Торе 613 заповедей, – в самом деле, было из чего выбирать, затевая честный «разговор с двумя собеседниками»! Если только – что очень сомнительно – Автор вообще собирался затевать такой разговор.
* * *
И, наконец, рассмотрим предположение, согласно которому Кох̃е́лет «и верил, и не верил в справедливость Бога». «То побеждало страстное желание верить в божественную справедливость, то одолевали сомнения, и всё это отразилось в его Книге». (Рижский) Книга Экклезист – надо ПОНЯТЬ эту книгу – представляет собой вовсе не метания между верой и неверием – обычное состояние колеблющегося полурелигиозного человека. I, II, IX, XII главы нам убедительно доказывают, что эту стадию «душевных метаний» он давным-давно прошёл. Философия Кох̃е́лета – это пессимизм, доведенный до своей конечной точки, у которой возможны только опустошённость и отчаянье («Тщета баз смысла, – всё тщета!» – XII.8) – а вовсе не метание между верой и неверием. Эту стадию он оставил далеко позади; если бы он ещё находился на ней, он вместо
