Могучая крепость - Дэвид Вебер

Я думаю, между нами, как людьми, которые будут ответственны за то, чтобы ответить на призыв Матери-Церкви, когда он придёт, уместна определённая степень прямоты. Никто во всём Королевстве не может сомневаться в том, почему Мать-Церковь строит такой огромный флот. Учитывая действия черисийцев за последние пару лет, неизбежно, что Мать-Церковь собирается открыто выступить против Кайлеба и Шарлиен так быстро, как только это станет возможным практически. Я уверен, что Кайлеб и Шарлиен тоже это понимают, если только все их шпионы не стали чудесным образом глухими и слепыми. Исходя из этого, я считаю, что было бы лучше с самого начала чётко указать, кому будут служить корабли — и их экипажи — и почему. Притворяясь, что всё по-другому, мы никого не обманем, но это может затруднить нам комплектование кораблей людьми. В сложившихся обстоятельствах, я бы предпочёл иметь возможность с самого начала рассказать своим офицерам и матросам, что им предстоит делать.

Большую часть минуты в кабинете царила тишина. Даже Тораст выглядел скорее задумчивым, чем воинственным… по крайней мере, на данный момент. Наконец, Ферн медленно кивнул.

— И снова я понимаю о чём вы, милорд, — сказал он. — И, признаюсь, я склонен согласиться с вами. Однако на данный момент у меня нет никаких указаний на этот счёт от Капитан-Генерала или Канцлера. Без таких инструкций, несомненно, было бы… преждевременно, скажем так, начинать в одностороннем порядке заявлять о нашей вере в то, что грядёт Священная Война. В таком случае, я не верю, что мы можем разрешить вам начать принудительно вербовать людей во имя Матери-Церкви. По крайней мере, пока. Но я могу попросить епископа-исполнителя Арейна проконсультироваться с Капитан-Генералом по семафору. Я сообщу викарию Аллайну, что согласен с вами в этом вопросе. Я склонен думать, что, хотя Великий Викарий, возможно, не захочет объявлять Священную Войну так скоро, викарий Аллайн, — или, как осторожно не сказал вслух первый советник, по крайней мере, остальная часть «Группы Четырёх», — согласится с тем, что самоочевидно, что флот создаётся для службы Матери-Церкви.

— Благодарю, Ваша Светлость, — пробормотал Тирск.

— Всегда пожалуйста. — Ферн одарил его улыбкой, которая выглядела почти искренней, а затем перешёл к другим вопросам.

— Кое-что, о чём вы, возможно, не знаете, милорд, — сказал он энергично, — это то, что Великий Инквизитор лично постановил, что новые артиллерийские лафеты не являются нарушением «Запретов». Хотя, я уверен, все мы хотели бы, чтобы этот момент был прояснён раньше, вся наша новая артиллерия будет модифицирована по мере её отливки, чтобы ввести в обращение эти самые «цапфы». Кроме того, мне сообщили, что была разработана методика добавления «цапф» к существующим орудиям. Я сам едва ли ремесленник, поэтому детали процесса для меня мало что значат, но я уверен, что такой опытный морской офицер, как вы, поймёт их.

— Кроме того, мы внедряем новые парусные схемы, и мне сообщили, что наши оружейники скоро также начнут конструирование нового, улучшенного мушкета. Учитывая всё вместе взятое, я полагаю, это означает…

V. Архиепископский Дворец, город Теллесберг, Королевство Черис.

.V.

Архиепископский Дворец, город Теллесберг, Королевство Черис.

— Ещё бокал, Бинжамин? — предложил архиепископ Мейкел Стейнейр, стараясь дотянутся и взять графин с бренди, и многозначительно изогнув подёрнутую сединой бровь.

— Я полагаю, в данных обстоятельствах, это не повредит, Ваше Высокопреосвященство, — согласился Бинжамин Райс, барон Волны Грома.

Барон был крупным мужчиной с совершенно лысой головой и мощным носом, который поднялся с самых низов до своего нынешнего положения в Королевском Совете Старой Черис. Хотя князь Нарман Изумрудский официально стал Имперским Советником по Разведке, Волна Грома был главой шпионской службы короля Хааральда до того, как Кайлеб взошёл на Черисийский трон, и продолжал занимать почти наверняка самую чувствительную из разведывательных должностей новой Черисийской Империи. Он занимал эту должность, потому что был очень хорош в том, что делал, хотя недавно приобрёл некоторые преимущества, о существовании которых раньше и не мечтал.

Они со Стейнейром сидели в кабинете священнослужителя на третьем этаже Архиепископского Дворца, расположенного рядом с Теллесбергским Собором, слушая фоновые звуки погружённого во мрак города через открытые окна кабинета. Ночь была относительно прохладной — во всяком случае, для октября в Теллесберге — что было облегчением после дневной жары, а городские шумы этим поздним вечером были приглушёнными. Конечно, они никогда полностью не стихали. Не в Теллесберге, городе, который никогда по-настоящему не спал. Но они определённо уменьшались по мере того, как сгущалась ночь, и дворец был достаточно далеко от вечно работающих на полную мощность доков, чтобы шумы продолжали приглушаться расстоянием.

Официальная резиденция архиепископа располагалась в величественном парке площадью чуть менее трёх акров, поросших лесом и прекрасно озеленённых, которые сами по себе стоили немалого состояния, учитывая цены на недвижимость в Теллесберге. Сам по себе дворец был великолепным зданием, построенным из мрамора золотистого Армакского оттенка, и задуманным так, чтобы быть домом одному из архиепископов Матери-Церкви в великолепии, соответствующем его высокому посту, но вкусы Стейнейра были несколько проще, чем у большинства предыдущих прелатов Старой Черис. Например, великолепная мебель, которой его непосредственный предшественник обставил этот кабинет, была убрана при вступлении Стейнейра в должность. Он заменил её мебелью, которую он и Ардин Стейнейр, его умершая много лет назад жена, собрали за время их совместной жизни. Вся она обладала достаточным вкусом, но также было старой, удобной и (само собой) очень любимой.

В данный момент Стейнейр полулежал, откинувшись на откидывающуюся спинку кресле, которое его жена Ардин заказала для него вскоре после того, как он был рукоположен в сан епископа. С тех пор он приводил его в порядок по крайней мере дважды, и, судя по состоянию ткани, скоро ему придётся оббивать его заново. Причина, по которой он собирался это сделать (на этот раз), лежала, удовлетворённо свернувшись калачиком у него на коленях, мурлыча от счастливого собственничества. Белоснежная кото-ящерица, чьи когти разорвали обивку когтеточки в форме кресла, которой его так любезно снабдили — и которую тоже звали Ардин, несмотря на то, что он был самцом — явно не сомневалась в том, кто кому принадлежит, что бы там ни думали глупые люди.

Теперь Ардин-ящерица прервался на полумурке и поднял голову, чтобы неодобрительно взглянуть на Стейнейра, так как архиепископ наклонился достаточно далеко в сторону, чтобы долить ещё бренди в предложенный Волной Грома бокал. К счастью для представления кото-ящерицы о правильной организации Вселенной, процесс наполнения бокала не занял много