Волшебная нить (СИ) - Ольга Тартынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующей станции Бронский был вынужден заночевать. Смотритель объявил, что лошадей не будет до утра, а фельдъегерских трогать не велено. Нечего делать, юный путник расположился на ночлег в отведенной ему убогой комнатке. Опасаясь клопов, он не решился прилечь на диван. Чтобы занять себя, Левушка достал из багажа томик Вальтера Скотта и заодно на всякий случай прихватил шкатулку с деньгами. Засветив огарок свечи, он раскрыл книгу и принялся читать, однако некая посторонняя мысль не давала юноше покоя. Давеча, доставая подорожную, он обратил внимание на незнакомые бумаги, но рассмотреть их было недосуг. Теперь Левушка вспомнил об этом, и смутное подозрение подтолкнуло его к шкатулке. Еще не понимая зачем, повинуясь внутреннему голосу, он медленно раскрыл ее. Под свертком с деньгами, врученными ему отцом на проживание, лежали незнакомые бумаги в конвертах. Левушка осторожно взял один из конвертов, и сердце его на миг остановилось. Это были два Катиных письма. Юный Бронский дрожащими руками раскрыл одно из них...
32.
Катя припрятала найденную доверенность подальше от посторонних глаз. Дядя не должен знать, что она рылась в его бумагах. Прошло немало времени, прежде чем миновала опасность и дядя несколько успокоился, смирившись с потерей или лишь делая вид. Вот тогда девушка достала из тайника заветные листочки, исписанные любимой рукой. Проверив, заперта ли дверь, она прильнула глазами к бесценным строкам.
"Любезный друг мой Катенька!
С тех пор, как я увидел Вас, сердце мое пребывает в смятении и тоске. Душа стремится к Вам и только к Вам. Однако судьбе угодно испытывать меня. Скоро я должен ехать в Петербург, ибо оставаться здесь не имею ни желания, ни терпения. Быть возле Вас и не иметь возможности увидеть Вас, взять Вашу прелестную ручку, заглянуть в глаза прекраснейшей из смертных!..
Целый день я брожу по лесу и твержу Ваше имя. Общество людей мне несносно, ведь Вас нет среди них. Я бегу от суетных разговоров в тишину белой пустыни..."
Катя читала и чувствовала, как душа ее наполняется радостью и счастьем. Неизъяснимое блаженство таили эти пылкие строки. Бронский негодовал и жаловался, печалился и грезил. Письмо его дышало неподдельной страстью. Прочитав прощальные строки "Христос с вами, ангел небесный. Я жду вашего ответа", Катя схватила другое письмо. Оно, как и последующие, хранило трепет любви и страсти, нетерпение и желание юного безумца. Все вокруг сделалось пустым и ненужным, кроме этих писем, дававших ей подлинную жизнь...
Катя в изнеможении опустилась на подушку, не выпуская из рук последнего письма. Голова ее кружилась, сердце сладко ныло, переполненное чувствами. Она невольно прижала к губам послание любви. Ах, если бы это были его уста!.. Тотчас вспомнился чувственный изгиб, манящая сладость вкуса, жадная власть этих уст. Так явственно вообразив страстный Левушкин поцелуй, Катя невольно застонала, но тотчас встряхнулась, отгоняя наваждение. Поднявшись с кровати, она бережно собрала письма и спрятала их на прежнем месте, в тайнике. На щеках девицы играл румянец, а взгляд мечтательно туманился...
Между тем и Левушка, намучившись путешествием, находил единую отраду в перечитывании двух Катиных писем. Скоро он выучил их наизусть и все же от времени до времени доставал из шкатулки нечаянно измятые в тряске листочки и впивался глазами в безыскусные строки.
"Милостивый государь Лев Сергеевич!
Как скоро мы более не увидимся, я взяла на себя смелость, не дождавшись от Вас обещанного письма, написать первой. Вот Вы опять скажете про дурной тон провинциальных девиц. Что же делать? Мне следует немедленно Вас забыть, а я думаю только о Вас. Теперь Вы вольны смеяться надо мной сколько угодно.
Я не знаю, благодарить мне или проклинать судьбу, приведшую Вас в домик мельника в тот роковой час. Теперь не знаю. Я благодарила Бога за спасение, за Ваше дружеское участие, за все... Я все помню: ночь в доме мельника, разбойников, бал у Давыдовых, спектакль, фанты... Теперь же мне хочется все это забыть навсегда!..
Вы уезжаете, мой дорогой Левушка, и я вас больше не увижу! Зачем я узнала Вас! Теперь мое уединенное существование делается мучительным вдвойне: ведь я теперь знаю, как сладко разделенье. Мое одиночество станет непереносимым от мысли, что где-то есть родная душа, но ей никогда не соединиться с моей душой!.. Не знаю, слать ли вам слова привета или горестные пени. Вы обещали писать и не пишете...
В Вашей воле смягчить мою боль несколькими словами участия, но Вы молчите. Бог Вам судья, однако, будьте благополучны, не печальтесь и не унывайте, как
Ваша бедная Катя".
Опять и опять читая эти строки, Левушка страдал от бессилия. Он подлинно бесился, вспоминая, как ждал ответа на свое письмо и впадал в отчаяние, не получая его, между тем как она, Катенька, тоже писала и мучилась ожиданием... Вновь поднялась обида на отца, уж было подзабытая. Зачем, за что? Чем они с Катей заслужили столь жестокое обращение?
Выходило, что Катя тоже не получала писем, стало быть, ей их не передавали. Кому нужно, чтобы страдали два юных сердца? Не матушка ли Кати тут замешана? Левушка помнил, с каким едва ли не ужасом смотрела на него Марья Алексеевна, когда ряженые плясали в их доме. Значит ли это что-либо? Во втором письме Катя писала:
"Вы жестоки, Лев Сергеевич! Довольно того, что я первая решилась написать, но Вы не оценили моего порыва! Что делать, должно быть, Ваше сердце занято другой. Уж не вздыхаете ли Вы по одной из Волковских барышень: вот бы одолжили!
Впрочем, мне дела нет до Ваших увлечений! Только зачем все эти признания, преследования, томные взоры и вздохи, краденые поцелуи? Или это лишь игра? У вас в Петербурге, должно быть, так принято обольщать неопытных девиц? Если так, то прошу Вас меня оставить!
Прощайте, Лев Сергеевич. Бог Вам судья, но за что Вы меня так мучаете? Довольно того, что дома я живу как в темнице, с чужими людьми, холодными и равнодушными!.. Ах, если б был жив мой батюшка, никто не посмел бы меня обидеть!
Напишите хоть одно слово, всего одно..."
Сердце доброго юноши сжималось от боли, когда он перечитывал эти строчки. Катя одинока, ее окружают чужие люди! Верно, по их злой воле Катя не
