Великие учителя церкви - Константин Скурат

О покровительстве Божием, или О том, как благодать Божия содействует совершению добрых дел (Собеседование 13). В данном собеседовании подчеркивается необходимость помощи Божией труженику в его подвиге. Без благодати Божией человек "ничего не может сделать относительно своего спасения" [с. 405].

В четырнадцатом собеседовании — О духовном знании — указывается, что лучший путь к уразумению духовных истин лежит в нравственном опыте христианина. "Кто желает достигнуть созерцания Бога, тому необходимо со всем усердием и силою сначала приобрести деятельное знание" [с. 420]. "Невозможно нечистой душе приобрести духовное знание, с каким бы постоянством ни трудилась в чтении. Ибо никто не вливает какую-либо благородную масть или отличный мед, или какую-нибудь драгоценную жидкость в зловонный, испорченный сосуд. Кувшин, однажды пропитанный страшным зловонием, легче испортит даже самое благоуханное миро, нежели сам примет от него сколько-нибудь приятное благоухание; поелику гораздо скорее чистое повреждается, нежели испорченное исправляется" [с. 434].

Пятнадцатое cобеседование — О Божественных дарованиях — свидетельствует, что сила дарований состоит не в чудесах, а в смирении и чистой любви. Поэтому-то святые отцы "не желали творить чудес; даже и тогда, когда имели сию благодать Святого Духа, они не желали обнаруживать ее, разве только в случае крайней и неизбежной необходимости" [с. 441].

О дружестве (Собеседование 16). Видов дружбы, разным образом соединяющих человеческий род, множество. Но только один из них нерасторжим — тот, который основывается на сходстве добродетелей. "Совершенно справедливо мнение благоразумных мужей, что истинное согласие и неразрывное дружество может состояться только между людьми, имеющими одинаковые добродетели и намерения" [с. 467].

В семнадцатом собеседовании — Об определении — уделяется внимание таким случаям, которые в нравственном богословии именуются collisio officiorum, и даются указания, как следует поступать в этих случаях. "Когда за открытие истины угрожает какая-нибудь большая опасность, — наставляет преподобный Кассиан словами аввы Иосифа, — тогда можно прибегнуть к обману, впрочем так, чтобы при этом иметь смиренное сознание своей виновности. А когда нет крайней необходимости, то со всей осторожностью надобно избегать лжи как смертоносной" [с. 477]. "Наши старцы, о вере которых свидетельствуют знамения апостольских добродетелей… полагали… лучше скрывать свою воздержность необходимою и смиренною ложью, нежели обнаруживать ее гордым объявлением истины" [с. 485].

Следующее — восемнадцатое собеседование — хотя озаглавлено "О трех древних родах монахов", но на самом деле рассматривает их четыре: 1) киновитяне (общежительные), 2) анахореты (отшельники), 3) сарабаиты (отвергающие подчиненность игумену и правилам монашеского общежития, живущие по своей воле и на своем иждивении) и 4) ищущие отдельные уединенные кельи, но так, чтобы "почитаться от людей" за свою жизнь. "Такое установление, — замечается в собеседовании о последнем роде монахов, — такая холодность никогда не допустит им прийти к совершенству" [с. 503].

О цели киновии и пустынножительства (Собеседование 19). Цель киновии состоит в распятии и умерщвлении своей воли, в освобождении от мирских забот. А совершенство пустынножителя состоит в том, чтобы соединить со Христом свой дух, "сколько дозволяет человеческая слабость" [с. 521].

В двадцатом собеседовании — О времени прекращения покаяния и об удовлетворении за грехи — приводятся рассуждения о том, когда, каким образом человек может почувствовать себя оправданным, что он должен делать для удовлетворения за прощенное. "В совести нашей есть неложный свидетель, который еще прежде суда уверяет нас об окончании покаяния и даровании нам прощения". Если истреблено в сердце греховное желание, значит прежние грехи прощены [с. 532]. Но "получивший прощение грехов должен удовлетворять за них ежедневными постами и умерщвлением плоти и страстей, ибо, по словам Священного Писания, без пролития крови не бывает оставления (Евр. 9, 22)" [с. 535].

В двадцать первом cобеседовании — О льготах в Пятидесятницу — говорится о сем предмете в смысле ослабления строгости поста на время от Воскресения Господа нашего Иисуса Христа до сошествия Святого Духа на святых Апостолов. Высказывается также взгляд на значение поста в духовной жизни. "Один пост без других добродетелей не может принести пользы… От случайных причин он бывает не только напрасен, но даже ненавистен Богу, как об этом Он Сам свидетельствует у Иеремии (14, 12): поститься будут, не услышу прошения их" [с. 549].

В двадцать втором собеседовании — О ночных искушениях — решается вопрос, смущавший совесть подвижников. В связи с этим определяется различие между святыми и безгрешными. Между ними "большое различие. Ибо иное быть кому-нибудь святым, то есть посвященным богопочтению, ибо это имя, по свидетельству Священного Писания, есть общее не только людям, но и местам, и сосудам храма, и жаровням. А другое быть без греха, что приличествует единственно величию одного Господа нашего Иисуса Христа, о Котором Апостол говорит, присвояя Ему как особенное преимущество, как нечто несравненное и Божественное: Он не сделал никакого греха (1 Пет. 2, 22)" [с. 575, 576].

Предпоследнее, двадцать третье собеседование — О словах Апостола: добра, которого хочу, не делаю, а зло, которого не хочу, делаю — представляет глубокое изъяснение этих слов святого Апостола Павла из послания к Римлянам, гл. 7, ст. 19–25. По утверждению преподобного Кассиана, приведенные апостольские слова относятся только к праведникам, а не к порочным людям. "Сказанное относится к одним совершенным и пристойно святости только тех, которые оказали заслуги апостольские" [с. 583]. Весьма ценно здесь рассуждение преподобного Кассиана о Таинстве Святого Причащения. Как и в седьмом собеседовании, он, завершая и сие — двадцать третье собеседование, призывает всех насколько возможно чаще принимать Святые Тайны, отмечая необходимость их для спасения. "Мы не должны устраняться от Причащения Господня из-за того, что сознаем себя грешниками; но еще более и более с жаждою надобно поспешать к нему для уврачевания души и очищения духа… Некоторые… живя в монастырях, достоинство, освящение и благотворность небесных Таинств оценивают так, что думают, что принимать их должны только святые, непорочные; а лучше бы думать, что эти Таинства сообщением благодати делают нас чистыми и святыми. Они подлинно больше гордости высказывают, нежели смирения, как им кажется; потому что когда принимают их, то считают себя достойными принятия их. А гораздо правильнее было бы, чтобы мы с тем смирением сердца, по которому веруем и исповедуем, что мы никогда не можем достойно прикасаться Святых Тайн, в каждый Господский день принимали их для уврачевания наших недугов" [с. 605].

Последнее — двадцать четвертое собеседование, озаглавленное "О самоумерщвлении", говорит о трудностях и радостях "царского" подвижнического пути. "По истинному учению Господа, царский путь приятен и легок, хотя и кажется жестким и шероховатым. Ибо когда благочестно и верно служащие понесут на себе иго Господне и научатся от Него, что Он кроток и смирен сердцем, то уже некоторым образом сложив тяжесть земных страстей, при содействии Господа, найдут не труд, а покой душам своим… Следовательно, путь Господень имеет приятность, если по закону Его проходят" [с. 628].

Заканчивает свои собеседования преподобный Иоанн Кассиан обращением к слушателям и читателям: "Остается просить, чтобы меня, доселе колеблемого опасною бурею, духовное веяние ваших молитв сопровождало к безопасной пристани безмолвия" [с. 633].

Знакомство с содержанием собеседований преподобного Кассиана позволяет сделать вывод, что первые десять из них, написанные раньше, в период острой борьбы с пелагианством, умалявшим действие благодати Божией на человека, подчеркивают ее необходимость в деле спасения. Последующие же собеседования, появившиеся позже (после 427 г.), когда стали распространяться взгляды блаженного Августина Иппонского, принижавшего активность человека, поддерживают эту активность и обращают особое внимание на значение усилий человека в деле своего спасения при непременном действии и благодати Божией. Усматривать здесь противоречие в суждениях преподобного Кассиана несправедливо, ибо речь идет лишь о перенесении акцента с одной стороны проблемы на другую.

Что касается формы изложения собеседований — как будто преподобный Кассиан высказывает не свои наставления, а египетских подвижников, то объясняется она подлинным смирением святого [28]. Этим же следует объяснить и то, что на протяжении всех собеседований вопрошающим всех пятнадцати авв выступает не он сам, а его друг и спутник инок Герман. Только изредка он свидетельствует и о своем участии, но опять-таки не выделяя себя, когда говорит: "Мы в ответ на это сказали: мы это сделали для Царства Небесного" [с. 168]. "Мы пришли в его (аввы Пафнутия. — К. С.) келлию" [с. 204]. "Мы спросили этого блаженного Даниила" [с. 224] и т. д.