Пять костров ромбом - Геннадий Прашкевич

— С точки зрения инженера или химика это не так уж и плохо.

Хоукс изумленно и пьяно уставился на меня.

— А как же коллективизм, парень?

— Не знаю, — ответил я. Мне не правилась его напористость.

— Чем ты хочешь заниматься в Итаке?

— Это мне подскажет санитарный инспектор Сейдж.

— А, Джейк!.. Конечно… Как высокопорядочный человек, он выбирает для Итаки самых крепких и красивых парней, у него есть такая слабость. Эти парни работают в новейших цехах, с новейшей аппаратурой, правда, по устаревшей методике… Я видел их руки, выбеленные кислотами. Я видел облака испарений в которых лакмусовая бумажка мгновенно приобретает алый цвет. И в общем мне хорошо известно — какого цвета становятся их легкие на третьем — четвертом году такой работы… Неслышно, но быстро к столику приблизился бармен:

— Извините. Хоукс и Гаррис, следующие до Итаки, — это не вы? Просят на посадку. Да, да, через восточный выход…

— Идем! — посмеиваясь, заявил Хоукс. — Нам не придется возвращаться за документами. Мы крепкие и красивые парни. Может, и Итака теперь примет благопристойный вид. Во всяком случае, если попадешь к химикам, дай знать — я подскажу, в каком из цехов штаны будут разваливаться прямо на тебе, а в каком можно будет отказаться от цирюльника…

5

Если Хоукс и шпионил за мной, я его не боялся. Он слишком много говорил. Он не давал мне рта раскрыть. Только в самолете, пристегнувшись к креслу, он зевнул и впал в недолгое забытье. Это меня вполне устраивало. Я получил возможность передохнуть. И успокоил себя — все пока шло нормально, подмена Шмидта удалась, с рейса меня не сняли…

За иллюминатором тянулись бесконечные облачные равнины, касаясь которых самолет сразу окутывался серо-влажным дымком.

— Ещё не океан? — спросил Хоукс, протирая глаза. Я пожал плечами.

— Каждый, кто летит на Запад, — не отставал он, — первым делом восхищается океаном. Может быть, вид этой гигантской лужи и впрямь улучшает пищеварение?

— Возможно, — сказал я, чтобы не молчать. Полузабытые воспоминания всплывали из памяти.

Они не были четкими, наплывали друг на друга, смазывались, и я видел то плоский, неумолчно шумящий океан, то бесконечные рощи, прячущие в себе белые коттеджи, то шхуну Флая, которую все почему-то звали “Марией”, то площадь, над которой возвышался костлявый железный крест древнего костела. Зеленой, песчаной, теплой, окутанной то в туман, то в пылающую листву виделась мне Итака; голодный, но счастливый рай детства. Рай, — именно так мы называли когда-то свой город…

6

На летном поле, пустынном и голом, Д.С.П.Сейдж, по ему одному понятным соображениям, разделил прибывших на несколько групп. Хоукс попал в первую и незамедлительно влез в автобус:

— Ищи меня в ресторанах, Герб!

— Подружились? — вкрадчиво спросил Сейдж, не обращая внимания на своего прежнего соавтора.

Я промолчал.

— Коммуникабельность — прекрасная черта, — отметил Сейдж с тайным удовлетворением.

Я пожал плечами:

— Мне тоже в автобус?

— Нет, мой мальчик, не смешивайся с толпой. Ты работаешь на санитарную инспекцию!.. Видишь машину с двумя антеннами? Дуй к ней. Там за рулем человек вот с такими волосами! Сменишь его, посмотрим — что ты за птица.

Я кивнул и направился к машине.

Человек за рулем и правда был длинноволос. Завивающиеся локоны обрамляли его бледное лицо с крупными, выпуклыми глазами и падали на плечи, очень широкие и сильные. Бесцеремонно осмотрев меня, он грубо спросил:

— Тебя Сейдж послал?

— Да.

— Давно водишь машину?

— С детства.

— Не хами! — предупредил он. — В твоем детстве не было таких машин.

— Да, — сказал я, — приборов на тех машинах была меньше, но я справлюсь и с этой.

— А для чего эти приборы? — спросил он, кивая на дополнительную панель с указателями. — Ты знаешь?

— Нет. Но, надеюсь, мне скажут это.

— В свое время, — хмыкнул он. — Но оно еще не пришло… Мое имя — Габер. Включайся!

— Мы не будем ждать инспектора?

— Обойдется без нас… Дави!

Я выжал сцепление.

— Дуй по шоссе. И не позволяй, чтобы нас обгоняли.

Но обгонять нас было некому. Туман бледными слоями полз через пустынную дорогу, пересекавшую не менее пустынные, изрытые оврагами поля.

— Не узнаешь? — настороженно спросил Габер. — Давно не приходилось бывать в Итаке?

— Я никогда не бывал в Итаке…

Но Итаку я действительно не узнал.

Кое-где сохранились прежние двухэтажные коттеджи, но и они приобрели бурый цвет, а пальмы, окружавшие их, исчезли. Пейзаж теперь определялся не рощами, — вдали, из тумана, поднимались в серое небо башни многоэтажек и труб комбината “СГ”. Над старой аркой из китовых ребер (все-таки хоть она сохранилась!) мерцала неоновая фраза, должная, по-видимому, поднимать дух приезжих: “Ты вернулся в Итаку!”

Шлагбаум под аркой был опущен. Дежурный в желтой униформе с эмблемой “СГ” на рукаве и с пистолетом на поясе кивнул Габеру:

— Кто с вами?

— Сотрудник Сейджа, — хмыкнул тот. — За нами следует целый кортеж, будьте внимательны!

Развернув машину, я сбавил ход. Вероятно, мы въехали в деловой квартал — узкая, зажатая каменными домами, улочка. Ничего такого тут раньше не было. Рыбаки и курортники не нуждались в каменных офисах.

— Бывает тут солнце? — спросил я.

Габер усмехнулся:

— Еще узнаешь… — и прикрикнул: — Притормози!

Тяжелая рука его опустилась мне на плечо, но я успел и сам среагировать.

Нелепо пританцовывая, тряся седой головой, моргая выкаченными, как у глубоководной рыбы, глазами, под нашу машину откуда-то из подъезда выскочила тощая, оборванная старуха. Я не сразу понял — что за ноша была за ее горбатой спиной, а поняв, разинул рот. Из грязного мешка, сквозь специально прорезанные отверстия, высовывались наружу распухшие руки и огромная, голая, абсолютно лишенная волос голова уродливого младенца!

Габер снял радиотелефонную трубку, но его вмешательства не понадобилось — из-за поворота с воем вылетел длинный, крытый брезентом грузовик. Здоровенные санитары все в той же униформе с эмблемой “СГ” грубо схватили старуху и затолкали ее под брезент. Двое или трое прохожих безучастно взглянули на санитаров и проследовали, не останавливаясь, по своим делам.

— Ну и чучело! — заметил я, имея в виду старуху.