Роузуотер. Восстание - Таде Томпсон

поднимает глаза к темнеющему небу. Движение плавное, но механическое. Прежде чем Джек успевает продолжить мысль, к нему бросается Дахун, отшвыривая с дороги стулья и вопя, чтобы Джек убирался. Дахун хватает мальчишку и погружает в его шею армейский нож. Крови нет, ребенок не кричит от боли. Дахун залезает в рану руками и копается в ней, что-то ища; на лице его застывает гримаса сосредоточенности. Он извлекает какую-то штуковину, какое-то устройство. Раздается свист, становящийся все громче, – такой звук Джек уже однажды слышал. Он оглядывается в поисках ракетного следа, но тот еще не виден. Дахун бьет по устройству, пытаясь его уничтожить. Он находит какую-то важную деталь и ломает ее как раз в тот момент, когда Джек замечает ракету, – слишком близко.

Люди уже сообразили, что им грозит опасность, и теперь бегают, кричат, толкаются и прячутся. Ракета взрывается в двадцати футах над библиотекой. Ударная волна сокрушительна; все окна разбиваются. Пока что никто не пытается совладать с ситуацией, однако один из телохранителей Джека вскоре оказывается рядом. В нескольких футах от них валяется подобие ребенка, выброшенное, как вчерашняя газета. Трибуна разнесена на куски, повсюду кружат цветочные лепестки, а среди обломков видны изуродованные тела детей. Есть и трупы взрослых, но большинство отделалось ранами. Уже воют сирены. Быстро среагировали. Звон в ушах Джека начинает униматься, и он видит, как к нему приближается покрытый пылью Дахун.

– Не стоит благодарности. Я нанят. За спасение вашей жизни мне причитается бонус в размере пятидесяти тысяч долларов. Американских долларов. О, и поскольку вас только что пытались убить, я хочу, чтобы вы знали: цена могла бы взлететь, как ракета, но останется прежней; простите за каламбур.

Джек кивает и вяло машет рукой куда-то в сторону Дахуна:

– Да-да, делай как знаешь и что должен.

Дахун осматривает его.

– У вас, похоже, кружится голова. Возможно, это сотрясение мозга. Вернемся к этому разговору завтра.

Картера среди раненых Джек не замечает. Какая жалость. Подходит Лора; из уха у нее течет прозрачная жидкость.

– Кажется, тебя нужно подлатать, – говорит Джек.

– Позже схожу, – отвечает она. – Президент только что пытался вас убить.

– Да.

– Как вы собираетесь на это ответить?

– Я не стану отвечать. Сегодня он выступит с соболезнованиями и осудит произошедшее в самых категоричных выражениях. Возможно, даже предложит правительственную помощь. В любом случае это будет дымовая завеса. Вот что мне от тебя нужно: выясни, кто будет моим конкурентом на этих выборах.

– Я уже знаю, – сообщает Лора.

Прежде чем он успевает спросить, звонит телефон; это его жена. Она уже знает о взрыве и, выслушав рассказ Джека, говорит: «Mimi l’epon agbo nmi; ko le ja». «Мошонка козла болтается, но не отваливается». Иными словами: да, твой мир пошатнулся, но у тебя хватит сил, чтобы это пережить.

– Я тебя люблю, – говорит Джек.

– Возвращайся домой. Ты сегодня уже достаточно сделал.

Джек дома.

– Белый шум.

Нет.

– Песни китов.

Нет.

– Шум прибоя.

Нет.

Джек дома. Для него это первый момент покоя за весь день; но покоя нет. Его ум не перестает кипеть. Джек не помнит, чтобы когда-нибудь так уставал. Ему уже доводилось обманывать смерть, но адреналиновая реакция наступает каждый раз – как и теперь. Он дрожит, не сопротивляясь этому, принимая это. Ощущение похоже на страх, но Джек не боится. Он опрокидывает стул и позволяет себе упасть вместе с ним. Миг невесомости краток, но до того, как спинка стула ударяется об пол, впечатавшись в спину и затылок Джека, он утрачивает контроль. Он царапает икры о передние ножки стула, ноги резко сгибаются в коленях. Руки остаются неподвижными. Джек принимает боль, впитывает ее. Он слышит голос из прошлого: «Это величайший жизненный урок, мальчик. Ты садишься на стул, опрокидываешь его, отказываешься от контроля, принимаешь удар, а потом ждешь в тишине. Если жизнь не заговорит с тобой, делай это снова и снова, пока эта сука не выдаст тебе свои секреты».

Джек ждет в тишине, но жизнь ничего ему не выдает, поэтому он встает, поднимает стул и повторяет все еще раз. И еще раз. В голове у него поет кровь, локти болят, ноги покрыты синяками. Жизнь, или Вселенная, – не важно, – шепчет ему. Контроль снова в его руках. Джек подходит к окну, велит ему стать прозрачным и устремляет взгляд на купол.

Джек дома.

Глава шестнадцатая

Энтони

Третья прореха в ксеносфере расположена в жилом районе. Энтони приходится остановить такси в нескольких ярдах оттуда, потому что ему становится плохо. Его новый глаз не различает цветов. Энтони чувствует, что это тело повреждено, однако власть над организмом ускользает от него, и он не может вылечиться так, как ему бы хотелось. В ксеносфере – Энтони то погружается в нее, то выныривает – это место выглядит клубящимся черным облаком, пятном тьмы. Он оглядывается в поисках Молары, но никого не находит. В Роузуотере он останавливается посреди улицы; ему так плохо, что хочется лечь. Он думает, не провернуть ли снова трюк с глазом, однако новый и так уже вырос не различающим цветов – что если это не единственный дефект? Он может остаться слепым, лишиться световосприятия. Энтони все еще размышляет над этим, когда слышит рев двигателя – это скорая помощь. Она проезжает мимо, и… в следе этой машины… есть нити, подобных которым он никогда раньше не ощущал, но при этом знакомые. Квантово-запутанные воспоминания бьют тревогу: там, внутри, сознание домянина. Энтони почти не замечает вторую машину, проносящуюся следом. Ему все равно. Возможно, новый носитель каким-то образом травмирован? Куратор говорила, что с ним что-то не так. Но что? Прохлаждаться времени нет – ему нужно спешить туда, куда направляется скорая.

Энтони заставляет тело придать ему сил и бросается вслед за выцветающими щупальцами чуждости. Он блокирует боль и усталость. Он останавливает накопление молочной кислоты в мышцах и выжимает из тела все возможное. Он оставляет в ксеносфере сгустки сплетенных воедино ксеноформ через равные интервалы – хлебные крошки для Молары, на случай если он умрет раньше, чем найдет носителя. А может, и для него самого. Люди таращатся на него, поражаясь его скорости; по мере того как расстояние между ним и прорехой растет, Энтони становится сильнее и бежит все быстрее. В какой-то момент он замечает, что след, по которому он идет, становится ярче, и понимает, что машина остановилась. Он ускоряется, повышая растяжимость сухожилий, производя больше синовиальной жидкости в суставах, увеличивая ширину шага. Через каждые несколько ярдов Энтони отталкивается