Бенито Муссолини - Кристофер Хибберт

Впервые он встретился с Гитлером 14 июня 1934 года. Как и предполагал Муссолини, Гитлер и при личном знакомстве вызвал у него чувство антипатии.

Встреча, организованная немецкими дипломатами в надежде, что Муссолини будет более удачлив, чем они, и сможет изменить позицию Гитлера по отношению к Австрии, произошла на королевской вилле в местечке Стра на реке Брента близ Падуи. Гитлер, прибывший в сопровождении большой группы эсэсовцев, включая Зеппа Дитриха, вел себя нервно и выглядел незначительным. Муссолини, обратив внимание, в частности, на его худобу, неряшливую прическу и водянистые глаза, пробормотал про себя: «Мне не нравится его вид». На Гитлере был желтый макинтош, брюки в полоску, дешевые кожаные туфли. К животу он прижимал серую фетровую шляпу, время от времени судорожно ее покручивая, словно, — комментировал французский журналист, — он был «неопытным водопроводчиком, растерянно державшим в руке незнакомый ему инструмент». Муссолини, который приехал на встречу также в гражданском платье, по прибытии на виллу переоделся в пышный мундир и надел черные сапоги с серебряными шпорами.

Еще до того как завершилась их первая беседа, Муссолини уже составил четкое представление о Гитлере. Выйдя из-за стола во время краткого перерыва, он подошел к окну и с изумлением, смешанным с изрядной долей презрения, прошептал: «Да он же просто сумасшедший». К вечеру обстановка на переговорах изрядно накалилась и было заметно, что оба они не только потеряли всякое терпение, но практически находились на грани ссоры. Они сошлись лишь в общей неприязни к Франции и России, но ни о чем другом не смогли договориться, менее всего об Австрии, в которой, как заявил Муссолини, нацисты обязаны прекратить свою кампанию террора. Всю последовавшую за тем ночь обитателям виллы не давали покоя комары и Муссолини так и не смог заснуть до самого утра, выведенный из душевного равновесия не только насекомыми и напыщенными речами «глупого маленького клоуна», но, быть может, и тенью Наполеона, который однажды тоже провел бессонную ночь в Стра. Утром было принято единодушное решение дальнейшие переговоры проводить в Венеции.

Но атмосфера там стала еще более напряженной. Венецианцы с энтузиазмом приветствовали дуче, полностью проигнорировав его гостя. Днем во время прогулки по игровой трассе гольф-клуба Альберони два государственных мужа провели беседу наедине. Их свита, отставшая на почтительное расстояние, смогла разобрать лишь отдельные резкие вскрики, которые позднее Константин фон Нейрат, министр иностранных дел Германии сравнил с «лаяньем двух сцепившихся английских догов». Никто не знал, о чем они там спорили, да и потом никто не смог это выяснить. Они беседовали на немецком, что ставило Муссолини в заведомо неравное положение. Хотя он высокомерно отказался от услуг Пауля Шмидта, переводчика министерства иностранных дел Германии, однако знание дуче немецкого языка не было столь глубоким, как он сам самонадеянно предполагал. По свидетельству Курта фон Шушнига, сменившего Дольфуса на посту канцлера Австрии, Муссолини охотно обращался к немецкому языку, но когда он беседовал на нем, то было заметно, что он испытывает явные трудности, в связи с чем дуче говорил медленно, тщательно подбирая немецкие слова. Вероятно, он не всегда точно понимал немецкую речь Гитлера с ее сильным австрийским акцентом, да еще сдобренную баварскими идиомами.

О существе именно этого спора в гольф-клубе Альберони сам Муссолини никогда не упоминал. Однако позднее он ссылался на другие беседы, случавшиеся в ходе конференции в Венеции, когда они оставались вдвоем. Во время них «вместо обсуждения конкретных проблем Гитлер принимался пространно цитировать на память отрывки из „Майн кампф“ -

этой скучнейшей книги, на чтение которой у меня никогда не хватало терпения».

В самом конце государственного визита Гитлера в Италию Муссолини пригласил его прокатиться на моторной лодке по Венецианской лагуне. Гитлер, вместо того чтобы, расслабившись, развалиться на заднем сиденье и наслаждаться прогулкой, произнес длинную речь о своих расовых теориях. «В течение всей морской прогулки он разглагольствовал о превосходстве нордических рас, — рассказывал потом Сувич Штарембергу, — и порицал народы Средиземноморья, особенно итальянцев, за то, что в их венах течет негритянская кровь». Муссолини, посчитавший безнадежным делом спорить с этим человеком и устроившись поудобнее на кожаных подушках сиденья, молча слушал Гитлера, «несказанно забавляясь в душе бесплатным спектаклем», — добавил Сувич. На следующий день, когда Гитлер выехал из Венеции в Германию, Муссолини спросили, что он о нем думает, дуче ответил, сделав жест рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи: «Он просто болтливый монах».

Однако вскоре, как бы Муссолини ни презирал Гитлера, он осознал необходимость дружбы с ним и убедил себя в том, что Италия больше выиграет от альянса с Германией, чем от союза с демократическими странами Западной Европы. Враждебное отношение Франции и Англии к Италии во время абиссинской войны разрушило все надежды на какое-либо антигерманское соглашение между этими тремя странами, но оно пока еще не сблизило окончательно Италию с Гитлером, который осторожничал и не спешил воспользоваться выгодами возникшего конфликта, опасаясь, что он может иметь временный характер и закончится компромиссом в духе пакта Хора — Лаваля. Да и Муссолини все еще мучили воспоминания об англо-германском морском договоре 1935 года и, куда более остро, мысли о проблеме австрийской независимости и об угрозе аншлюса. До тех пор, пока эта проблема продолжала оставаться на повестке дня в отношениях между Муссолини и Гитлером, о каком-либо альянсе не могло быть и речи. Но, тем не менее, Гитлер более остро, чем Муссолини, ощущал его необходимость; отчасти благодаря именно этому стремлению Гитлера к дружбе с Муссолини и было подписано, при полном одобрении последнего, австро-германское соглашение 1936 года. Хотя это соглашение и устраняло имевшиеся австро-германские разногласия к взаимному удовлетворению обеих сторон, но оно одновременно предоставило Гитлеру возможность, невидимую на поверхности, незаметно подтачивать устои австрийской независимости; вместе с тем, оно дало Гитлеру первый реальный шанс осуществить сближение с Италией. Ибо Муссолини, отвергнутый Западными державами, более не мог столь же успешно выступать в защиту независимости Австрии и должен был быть только благодарен за то, что ее независимость все еще, пусть номинально, но сохраняется. Месяцем позже, когда в Испании вспыхнула гражданская война, условия для тесного сближения Германии с Италией стали просто идеальными. Муссолини, бросившись на помощь Франко не только ради того, чтобы в Европе возникло третье фашистское государство, но также и с тайной надеждой заполучить в Испании морские базы, с которых можно будет удобно угрожать Франции, тем самым еще больше отдалил себя от врагов Германии. Ульрих фон Хассель, посол Германии в Риме, сразу же осознал важность «испанского конфликта для отношений Италии с Францией и Англией». В своем донесении в министерство иностранных дел Германии он предположил, что значение конфликта в Испании будет «таким же, как и абиссинского конфликта, который четко выявил противоречивость интересов европейских стран, предотвратившую возможность для Италии быть затянутой в сети Западных держав». Как выяснилось, гражданская война в Испании могла быть использована и в иных целях. Позволив Италии взвалить на свои плечи основной груз нацистско-фашистской помощи Франко на том основании, что Испания является средиземноморской страной и, следовательно, должна рассматриваться не как немецкая, а, скорее, как итальянская зона влияния, Гитлер теперь мог с удовлетворением констатировать, что гражданская война в Испании истощала ресурсы Италии, достойно заменив в этом отношении абиссинскую войну. Он также мог более не опасаться чрезмерно твердой позиции, занимаемой дуче по австрийскому вопросу, который, по убеждению Гитлера, должен решаться Германией так, как она этого пожелает [19] .