День «Б» - Вячеслав Бондаренко

— Так точно, — отозвались бойцы.

— Поехали.

И «БМВ» тяжело, медленно пополз вперед по лесной дороге.

А еще через час в Минск разными путями попали шестеро английских десантников.

Пятерка, возглавляемая Алексом Торнтоном, действовала точно по инструкции. Переночевав в заброшенном доте под Заславлем, она вышла на Минское шоссе и присоединилась к колонне отступавших немецких войск. Никто из этих отчаявшихся и безмерно уставших людей не заинтересовался личностями Алекса и его товарищей. Они ровно ничем не выделялись из толпы ободранных, выпачканных в пыли и грязи военных, еле тащивших ноги по тридцатиградусной жаре. В пути колонна шесть раз попадала под бомбежку советских штурмовиков, и тогда Алекс и другие десантники вместе с немцами бросались врассыпную, ища убежища под деревьями.

Ник Честер въехал в Минск на броне германской самоходки. Распрощавшись в черте города с ваффен-оберштурмфюрером Карклиньшем, Ник так и не узнал, что через час после этого Карклиньш, экипаж самоходки и другие солдаты латышской дивизии СС были задержаны и расстреляны фельджандармами за самовольное оставление позиций и бегство в тыл…

Глава 21

На военно-полевом аэродроме Минска одновременно приземлились два истребителя «Мессершмитт-109» я трехмоторный транспортный самолет «Юнкерс-52». Большая часть аэродрома уже была повреждена бомбовыми ударами советских самолетов, и теперь немецкие бомбардировщики и истребители сбились в кучу, словно испуганное стадо. Аэродромная команда заканчивала подготовку новой взлетной полосы — в дни эвакуации нагрузка на аэродром возросла многократно. Вот и сейчас навстречу прилетевшим самолетам тяжело выруливал транспортный «Дорнье-17», увозивший из Минска награбленные ценности.

Зарулив на стоянку, «Юнкерс» и истребители сопровождения остановились. По приставной металлической лесенке из фюзеляжа «Юнкерса» спустился высокий офицер лет 45, с холодным и надменным лицом. На офицере была безукоризненно чистая и выглаженная серая форма СС, украшенная внушительным набором эсэсовских и нацистских регалий — знаками «За верную службу в СС» 2-й степени, «Германские руны СС» и «За долгую службу в НСДАП» 3-й степени, орденами Германского Орла 3-го класса, «За военные заслуги» 1-го и 2-го классов, лентой Железного креста 2-го класса, а также итальянским орденом Святых Лазаря и Маврикия. Для полноты картины не хватало разве что шеврона «Старого бойца». Это был порученец Шелленберга штандартенфюрер СС Хайно фон Клюгенау.

Предупрежденный о его прилете комендант аэродрома смотрел на Клюгенау с иронией и неприязнью. «Ясное дело, — читалось в его взгляде, — вы там, в Берлине, ходите в чистеньком, а кинь вас сюда, под русские бомбы, что бы вы запели тогда?..»

— Штандартенфюрер, оберштурмфюрер Хойзер сказал, что привезет пленного прямо на аэродром, — обратился он к берлинскому эсэсовцу. — Вы можете подождать в моей палатке… Правда, — с подчеркнуто невинным видом добавил он, — с минуты на минуту мы ожидаем налета русских штурмовиков. В последние дни они бомбят нас по часам и еще ни разу не ошиблись…

Холеное лицо берлинского эсэсовца передернулось.

— В таком случае позаботьтесь о безопасности моего самолета, мне ведь лететь обратно… И прикажите подать машину. Я поеду к этому Хойзеру сам.

Еще десять минут ушли на поиски свободной машины. Наконец фон Клюгенау с гримасой страшного отвращения на лице сел в обшарпанный «Ханомаг-Рекорд» — единственное, что удалось найти в окрестностях аэродрома, — и уехал.

К коменданту, прихрамывая, подошел командир эскадрильи бомбардировщиков, низенький майор люфтваффе, и, дымя дешевой сигаретой, с насмешкой сказал:

— Здорово ты его поддел насчет русских штурмовиков. А вообще что-то неясное, тебе не кажется?.. Такие птички, по идее, должны лететь не на фронт, а в обратном направлении… Может, чем провинился?

— Небось за орденком прилетел, — сплюнул комендант. — Погуляет по Минску, послушает из убежища бомбежку, отметится «участием в боях» — и назад, в рейх…

Утром 28 июня бойцов белорусской роты «Шума» подняли по тревоге. Невыспавшиеся, усталые солдаты поспешно выстроились на площади перед заславским костелом.

— Солдаты! — громко начал по-немецки оберштурмфюрер СС Дауманн, которому была подчинена рота. — Вчера вы не выполнили поставленную перед вами задачу. Более того, вы ее гнусно саботировали! Вместо того, чтобы искать диверсантов врага, вы занимались черт знает чем!..

Немецкий унтер-офицер, сильно задумываясь над каждым словом, переводил речь эсэсовца. Солдаты стояли понурые.

— Разрешите доложить, оберштурмфюрер? — Вперед шагнул роттенфюрер Шпак. — Бойцы вверенной мне роты глаз не смыкали, чтобы поймать врагов Германии! Они прочесали более…

— Мне плевать на то, что они прочесали! — взорвался Дауманн, выхватывая из кармана мундира блестящий обрывок упаковочной бумаги. — Почему эту важнейшую улику должен обнаруживать я, Пауль Дауманн, а не ваши солдаты?!

Шпак изумленно заморгал.

— Да, да, нечего строить такую рожу! — продолжал орать немец. — Это обертка от английского чая, который британские свиньи заваривали в своем укрытии! А укрытие это было в двух милях от города! Кто-нибудь из вас заглянул в заброшенные германские доты?!.

Строй молчал.

— Так вот, — тяжело дыша, заключил Дауманн, — если в течение ближайших суток диверсанты не будут найдены, данной мне властью я расстреляю за саботаж и невыполнение приказа пятнадцать человек из роты. Кого захочу. Понятно?!

Унтер-офицер перевел. Солдаты начали растерянно перешептываться.

— Молчать! — заорал Дауманн и взглянул на часы: — Сейчас семь утра! К семи утра следующего дня англичане должны быть здесь! Живые!

— Оберштурмфюрер, — растерянно вставил Шпак, — а если диверсанты уже проникли в Минск? Как тогда?..

Дауманн прищурился.

— Вы соображаете, что вы говорите?.. Они не должны проникнуть в Минск, за этим мы и здесь!.. Разойтись!..

…Капрал Кастусь Зеленкевич шагал в цепи рядом с унтер-капралом Сергеем Бовтом. По приказу Шпака их группу бросили на прочесывание лесного массива, расположенного западнее Заславля.

— М-да, вот так попали, — вполголоса произнес Бовт, — один раз чудом от расстрела ушли, так уж второй точно попадемся…

— Рано себя отпеваешь. А немец дотошный оказался, сволочь. И в доты сунул нос. Я думал, он их вообще не заметит…

— Выслуживается перед начальством.

— Недолго ему осталось, — усмехнулся Кастусь. — Наши пушки уже по ночам слыхать.