Русская смерть (сборник) - Станислав Белковский

КОЧУБЕЙ. Говорил. Говорил. Но мы сейчас не об этом. Я точно знаю, что надо поехать на Валаам. К монахам. Это шанс. Я не могу его упустить. Что я потом скажу монахам: что мне платили по тридцать тысяч за выступление, поэтому я не добрался на Валаам?

МАРИЯ. Каким монахам, Игорь? Ты их в глаза не видел. Ты хоть знаешь, кто такие эти монахи?

КОЧУБЕЙ. Я знаю. Я понимаю. Любимая, ты не могла бы позвонить профессору и.

МАРИЯ. Нет, Игорь. Ты знаешь, я всегда готова поработать у тебя секретарем. Но не в этот раз, извини. Если ты хочешь сорвать поездку, в которую вложено столько всего, звони профессору сам.

КОЧУБЕЙ. Я ничего не хочу сорвать. Но поездки же еще нет. Ничего еще не вложено. Я даже не знаю, кто официально меня приглашает. Я только много раз слышал про Борин самолет. Но самолет – это любезность. Боря обрадуется, если мне не понадобится его самолет.

МАРИЯ. Я больше не могу, Игорь. Я еду на работу. Хочешь – звони профессору. Но это будет страшный скандал, я тебя предупреждаю. Я тебя как друг предупреждаю.

КОЧУБЕЙ. Ты разве мне друг?

МАРИЯ. Я буду поздно – сегодня приглашали Толи. У них новая выставка волосатых бабочек.

КОЧУБЕЙ. Бабочек. Где?

МАРИЯ. В доме приемов.

КОЧУБЕЙ. В доме приемов. Очень интересно. Я всегда мечтал поймать гигантскую волосатую бабочку. Похожую на маленького динозавра. Чтобы взгляд, такой гордый и глупый, как у динозавра. Но – бабочка, бабочка как есть. С перепончатыми крыльями. Поезжай, конечно. Ты будешь поздно?

МАРИЯ. Я тебе только что сказала.

КОЧУБЕЙ. Я пока отдохну. Посплю часок-другой. Чтобы набраться сил. И позвонить профессору. И сказать, пока еще есть время, что я совершенно напрасно согласился ехать в Америку. Потому что мне срочно нужно на Валаам. К монахам. Может быть, профессору так понравится эта идея, что он тоже захочет поехать на Валаам? Ты так не думаешь?

Тишина.

XIII

Дедушкин.

ДЕДУШКИН. Машенька! Машенька, дорогая. Это я, Евгений Волкович. Да, я. Я вас не отвлекаю? У вас есть пара минут? Как славно. Видите ли, Машенька, мне уже 76 лет. Весной будет 77. У меня же день рождения 8 марта, вы помните. Я вас сразу же приглашаю. Да, в актовом зале Академии. Банкет – в комнате президиума. Прекрасно посидим, я уверен. Все шутили, что я единственный мужчина, которого поздравляют 8 марта. Да, да, да. Именно так. Видите ли, я уже думаю над тем, что через пару лет пора на покой. Я ушел бы и сегодня, но хозяйство огромное. 22 объекта только в России. 147 000 квадратных метров. Филиал в Лондоне. Филиал в Женеве. Сейчас думаем еще в Лас-Вегасе филиал открывать. Берем пансионат в Сочи. Строим на Новой Риге, где был военный городок. Нельзя все это бросить. Надо кому-то передать. А кому? Вот я потому звоню. Дочка моя, Танечка. Ей в новом году уже 50 лет. Взрослая. Докторскую сейчас доделываем. К майским праздникам защитим. Тоесть она защитит. Она девочка очень хорошая, вы ж ее знаете. Внучка Алисочка уже выросла. Муж второй, Изечка, от Танечки уже ушел. Словом, она могла бы взять на себя. Она упорная и безотказная, совсем как я. Да, вот и я к тому же. Я хотел бы, чтобы Танечку выдвинули в вице-президенты. Академии. На ученом совете. Под Новый год. Но я же не могу сам ее выдвигать. Вы же понимаете. Скажут: кумовство, семейственность. Что вы, что вы. Скажут, скажут. Вы современных людей не знаете. Как при советской власти, только еще хуже. Я потому и звоню. Я хотел попросить. Не знаю, как это лучше сказать. Конечно, конечно. Игорь Тамерланч – самый авторитетный у нас член ученого совета. И если б он предложил. Ну, внес если б Танечку. Кандидатуру Танечки. На вице-президента. Я был бы так ужасно благодарен. Вы же знаете, я всегда так благодарен Игорю Тамерланчу. Особенно, когда его нет на ученом совете. Мы все так переживаем. Так тоскуем, можно сказать. Я, бывает, минут по двадцать не открываю заседание. Все ждем его – может, все-таки появится? А потом открываю и минут двенадцать не могу собраться с мыслями. Думаю, если б Игорь Тамерланч здесь был сейчас. Да, Танечку, Танечку. Дедушкину. Татьяну Евгеньевну. У нее моя фамилия. Первого мужа вы не знали. Он умер. От отека легкого. А второй был Изечка. Купершток. Но Дедушкин же красивее, чем Купершток. И потом, у нее все дипломы на мою фамилию, не переделывать же. С самого начала пошло – Танечка Дедушкина. А Танечка Купершток – это, согласитесь, совсем другое. Можно я вас послезавтра побеспокою. А то ученый совет уже скоро. На вице-президента. Я бы тогда ушел через пару лет. И все бы продолжилось, как сейчас. Уж и не знаю, как благодарить вас, Машенька. Я бы сам позвонил, но так неудобно его отвлекать. Бывает, звонишь, цифры набираешь, так прямо пальцы холодеют: думаешь – отвлечешь Игоря Тамерланча, а у него порыв пропадет. Мы же все новую книжку ждем. Презентация – в Академии. Обязательно. Ой, спасибо. Спасибо вам, Машенька. Обязательно. Я позвоню. Спасибо. Счастья вам, моя дорогая. Счастья. Не здоровья, а именно что счастья.

XIV

Толь, Гоцлибердан.

ТОЛЬ. Где это – Валаам? Я спрашиваю: где это – Валаам?

ГОЦЛИБЕРДАН. Не кипятись. Где-то на севере. Он сам сказал: не на северах, а просто на одном севере. Между Валдаем и Соловками.

ТОЛЬ. Какие там еще монахи? Что за бред? 15-го – в честь него торжественный обед. В Нью-Йорке. В «Уолдорф-Астории». Значит, чтобы он успел прийти в себя, надо вылетать 12-го. Даже 11-го. Вчера первую сотку аванса перевели. Это какой-то паразитический бред!

ГОЦЛИБЕРДАН. Ты, наверное, хотел сказать – параноидальный.

ТОЛЬ. Да, параноидальный. Даже хуже, чем параноидальный.

ГОЦЛИБЕРДАН. Ничего такого уж страшного нет. Отменим поездку к монахам на хуй.

ТОЛЬ. Как ты ее отменишь?

ГОЦЛИБЕРДАН. Что, мало всего такого отменяли в жизни. Успокойся, Боря, я тебя очень прошу, еб твою мать.

ТОЛЬ. Я спокоен. Каждый должен заниматься своими делами. У меня на носу Конгресс вечной жизни. Доклад. Наноразработки. А я вместо этого ношусь с Игоревой поездкой. Да еще получаю какой-то Валаам под ребра. Там вообще есть жизнь, на этом Валааме?

ГОЦЛИБЕРДАН. Бывший концлагерь. С горячей водой большие перебои. Слушай, когда Игорь узнает, что дотуда надо ехать в плацкартном вагоне, а потом еще плыть на дырявой посудине.

ТОЛЬ. Надо сделать, чтобы узнал. Чтобы все это наваждение прекратилось. Отправляем его в Америку. И забываем. У меня Конгресс.

Пауза.

И забываем.

ГОЦЛИБЕРДАН. Надолго не забудешь. Сегодня у него «Фигаро», блядь. Неизвестно, что еще скажет.

ТОЛЬ. Какое «Фигаро»? Я же сказал, чтобы все только через нас. Как ты пустил к нему это чертово «Фигаро»?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ну, почему же чертово? Обычное ебаное «Фигаро». Он сам туда позвонил. Он дружит с Женевьев Пети, которая шеф бюро. Они договорились пить кофе. Сегодня, в пять вечера. В кондитерской дома Соломона. В трех минутах от Патриарших.

ТОЛЬ. Ты послал туда людей?

ГОЦЛИБЕРДАН. Разумеется. Мой повелитель.

ТОЛЬ. Завтра к десяти утра чтоб распечатка была у меня на столе. Пусть не поспят. Пусть придут к семи утра…

ГОЦЛИБЕРДАН. Все будет, будет. Только поможет ли нам эта распечатка?

ТОЛЬ. Что ты имеешь в виду?

ГОЦЛИБЕРДАН. Ни хуя, мой повелитель. Ровно ни хуя. Пойду собирать теплые вещи на Валаам.

ТОЛЬ. Этот юмор меня уже не устраивает. Я поеду к нему сам. Звони ему, скажи, что я приеду.

ГОЦЛИБЕРДАН. Когда ты приедешь?

ТОЛЬ. Я послезавтра приеду. Послепослезавтра. К нему. В Сумерки. Отменю встречу с группой борьбы со старостью и приеду. Все отменю и приеду.

ГОЦЛИБЕРДАН. Я так и передам. Пошел.

XV

Кочубей (в красном костюме), Анфиса.

АНФИСА. Здравствуйте, Игорь Тамерланович. Меня зовут Ноэми.

КОЧУБЕЙ. Но-э-ми… Какое чудное имя. Я, пожалуй, жалею, что ни одну из трех своих дочерей не назвал Ноэми. А как пишется – Наэми или Ноэми?

Пауза.

АНФИСА. Под настроение. Можно и так, и так. КОЧУБЕЙ. Понятно. Вы переводчик, Ноэми?

АНФИСА. Я должна вам переводить. Пять недель. Во время вашей поездки в Штаты.

КОЧУБЕЙ. Пять недель, говорите. Да, пять недель.

За пять недель можно провести экономические реформы в какой-нибудь среднекрупной стране. Полностью. Под ключ. Вы работаете у Бориса, Ноэми?

АНФИСА. Я стажер. Я еще учусь. В университете. На четвертом курсе.

КОЧУБЕЙ. В университете? Интересно. Вот когда я был молод, как вы сейчас, точнее, когда я был юн, когда вы сейчас, в Москве был один университет. Или, нет два – обычный университет и Лумумба. Обычные люди учились в обычном университете, а цветные – в Лумумбе. А я правда, учился в МИМО. И никто не мог сказать, обычный я человек или цветной.

АНФИСА. Мне говорили, что вы очень яркий человек.

КОЧУБЕЙ. Кто вам это говорил?

АНФИСА. Мой папа.

КОЧУБЕЙ. Он разве знает меня?

АНФИСА. Он вас по телевизору видел. Когда вам вручали эту. как-то на Н.

КОЧУБЕЙ. Что мне вручали на Н?

АНФИСА. Нобелевскую премию. Вот.

КОЧУБЕЙ. Мне разве вручали Нобелевскую премию?