Цесаревич Алексей - Элизабет Хереш

Вчера прибыл принц Черногорский (позже король Никита). Он очень постарел и потолстел и передвигается теперь с большим трудом. Сегодня вечером мы даем большой торжественный обед в его честь. Как долго он задержится у нас, я не знаю, говорит, что у него нет никаких дел — при этом привез с собой нескольких министров…»

«Какая наглость со стороны Фердинанда! — возмущается царица-мать Мария Федоровна, комментируя его вступление на престол в Болгарии. — Теперь у него есть то, чего он всегда хотел. Но признают ли великие державы его монарший титул? А что же с Австрией? Кажется, нужно быть только достаточно наглым, чтобы достичь всего в этом мире!»

«Ты права, мама, — соглашается царь с матерью, — наглость не считается ни с чем. Фердинанд совсем некстати сделал глупость. Очевидно, его толкнула на это Австрия — и главный виновник этого Эренталь[33]. Он просто мошенник[34]: обманул Извольского[35], когда они встречались, а теперь излагает все совсем не так, как тогда. Его телеграммы и письма того времени подтверждают эго. Но есть нечто другое, что меня действительно беспокоит, и о чем я до недавнего времени и не подозревал. Несколько дней назад Чариков[36] прислал мне несколько секретных документов Берлинского конгресса 1878 г. Из них следует, что после бесконечных споров Россия согласилась на возможную будущую аннексию Боснии и Герцеговины Австрией!

Теперь я получил письмо от старого императора[37], который обращает мое внимание на эту договоренность с дедушкой[38]. Какая неловкая ситуация! Это письмо пришло две недели назад, а я еще не ответил на него. Ты можешь себе представить, какая это неприятная неожиданность и в каком непривлекательном положении мы оказались. Как уже говорил, я никогда не знал о существовании подобных секретных документов и никогда не слышал об этом ни от Гирса[39], ни от Лобанова[40], во время пребывания которых в должности все это произошло».

Из письма царя матери от 4 марта 1909 г. — т. е. год спустя — видно, что кризис на Балканах стал опаснее: «Австрия теперь, как и раньше, внушает всем опасение, но в течение двух последних дней положение, по-видимому, немного улучшилось. Я созвал Совет Министров, который состоится в пятницу вечером. Хочу обсудить некоторые меры предосторожности на случай, если вспыхнет война между Австрией и Сербией. Так, например, добровольцы не должны поступать на военную службу[41], а прессу нужно держать в узде, чтобы не раздувать агитацию[42]. Если на нас не нападут, мы, конечно же, не будем вступать ни в какую войну. Как это все отвратительно. И так продолжается уже долгое время…»

Две недели спустя царь вынужден бороться в своей стране с широко распространенным тезисом общественного мнения: сочувствие Сербии и требование вмешательства России, о чем он сообщает своей матери:

«Я был очень занят множеством неприятных дел. Сначала должен был уволить министра обороны, который не только не возражал против выступления Гучкова[43], но даже соглашался с ним и не защищал честь армии.

На его место я назначил Сухомлинова, которого знаю уже двадцать лет, и надеюсь, что этот выбор окажется удачным. Одновременно были заменены начальники генеральных штабов — тем самым обновилось все руководство армии.

На прошлой неделе я также созвал Совет Министров в связи с этим злободневным австрийско-сербс-ким вопросом. Эта история, которая продолжается уже несколько месяцев, внезапно усложнилась из-за нажима Германии. Вильгельм считает, что мы можем выйти из затруднительного положения, согласившись с пресловутой аннексией[44], а в случае нашего отказа могут возникнуть очень серьезные и непредвиденные последствия. Так как дело окончательно прояснилось, не оставалось ничего другого, как, поправ гордыню, пойти на уступки и дать свое согласие. Министры единогласно меня поддержали.

По-моему, если эта предупредительность защитит Сербию от разгрома Австрией, то дело стоит этого. Наше решение становилось тем неизбежнее, что мы со всех сторон получаем информацию о том, что Германия полностью готова осуществить мобилизацию. Против кого? Конечно же, не против Австрии!

Но наша общественность не понимает этого, и очень трудно объяснить ей, насколько опасным было положение несколько дней назад. Теперь они поносят бедного Извольского[45] еще более прежнего!»

«В продолжение моего вчерашнего письма от 19-го марта. Никто, кроме моих людей, не желает сейчас войны, и я полагаю, что на этот раз мы были очень близки к ней. Как только опасность миновала, люди сразу же начали кричать — «унижение, оскорбление» и т. д. За слово «аннексия» наши патриоты готовы принести нас в жертву Сербии, которой мы, в случае нападения Австрии, совсем не смогли бы помочь.

Это правда, что формы и методы, при помощи которых действовала Германия — я имею в виду, по отношению к нам, — просто грубы, и мы этого не забудем. Я думаю, она хочет снова[46] отделить нас от Франции и Англии — но сделать это еще раз, вне всякого сомнения, ей не удастся. Такие приемы, скорее всего, дадут противоположный результат».

Царица-мать Мария Федоровна отвечает с обратной почтой из Лондона:

«Я хорошо могу представить себе те ужасные моменты, которые тебе пришлось пережить в последние недели, когда война, казалось, была так близка. Слава Богу, опасность миновала, и я понимаю, как нелегко тебе дались уступки. Конечно же, это единственное, что можно было сделать. Но роль, которую сыграла Германия в этом кризисе, действительно, гнусна и отвратительна. Здесь [в Англии] мы все единодушны в этом вопросе. Я так рада, что ты оставил Извольского на посту. Если бы ему пришлось сейчас уйти, это было бы полным удовлетворением для наших врагов!»

И четыре дня спустя озабоченно добавляет: «Здешние газеты сообщают, что Извольский подал в отставку, надеюсь, ты не отпустишь его, в данный момент это было бы более чем опасно — все здесь говорят это. […] Тебе не помешало бы почитать мнения других об этой великой немецкой интриге, вызвавшей возмущение во всем мире».

Затем царица-мать отправляется с королем Англии, Эдуардом VII, и королевой Александрой — своей сестрой — в круиз по Средиземному морю. Так что эти бурные годы — 1908-й и 1909-й — завершаются гармоническим аккордом.

Рай в Ливадии

Лето 1909 г. царская семья проводит в Ливадии: впервые берут с собой Алексея.

Обычно едут императорским поездом из Царского Села до портового города и военно-морской базы Севастополя; иногда царская фамилия доезжает до судостроительного центра Феодосии. Но на этот раз в Севастополе их ожидает яхта «Штандарт», которая доставит их в Ялту, известнейший курорт Крыма. Оттуда — на автомобиле или экипажем до величественно возвышающегося над Ялтой и морской бухтой Ливадийского дворца.