Убийство по-китайски: Золото - Роберт ван Гулик

— Яд пошел выше! — Голос его был напряжен. — Мне надо спешить! Я расскажу вам, как это обычно начиналось… Вот я просыпаюсь среди ночи, что-то распирает мне грудь. Вот я встаю и брожу по комнате, туда-сюда, туда-сюда. Но комната слишком мала, я хочу на волю. Я должен выйти на улицу. Но улицы слишком узки, высокие стены домов давят, хотят сокрушить меня… и дыхание у меня перехватывает от ужаса. И вот, когда я почти уже задохнулся, он овладевает мной.

Стряпчий Тан глубоко вздохнул и как будто расслабился.

— Вот я влез на городскую стену и спрыгнул по другую сторону — точно так же, как я это сделал вчера ночью. Я на воле! Свежая горячая кровь бьется в моих жилах; я силен, я бодр; свежий воздух наполняет мою грудь, и никто не может устоять передо мной. Новый мир открывается для меня. Я различаю запах каждой травинки, я чую запах влажной земли и знаю — недавно здесь пробежал заяц! Я открываю огромные глаза, и вот я могу видеть в темноте. Я потянул носом, и вот я уже знаю: там, впереди, за деревьями — вода. И тут я ловлю другой запах — запах, который вынуждает меня припасть к земле и заставляет напрячься все мои нервы. Аромат теплой, алой крови…

Страшные перемены происходили с лицом Тана. Зеленые глаза вперились в судью узкими зрачками, скулы вдруг расширились, рот ощерился, обнажились острые желтые зубы; серые усы стали дыбом, подобно щетине. Леденея от ужаса, судья заметил, как зашевелились уши. Две когтепалых руки вынырнули из-под одеяла.

Вдруг скрюченные пальцы разогнулись, руки упали. Лицо Тана застыло в предсмертной гримасе. Он прошептал чуть слышно:

— И я просыпался в своей постели, весь в поту. Я вставал, зажигал свечу и спешил к зеркалу. Облегчение, отвратительное облегчение я испытывал, когда я не обнаруживал следов крови на лице! — Он помолчал и вдруг взвыл: — А теперь я скажу вам, что, пользуясь моей слабостью, он вынуждал меня принимать участие в его мерзких преступлениях! Этой ночью я сознавал, что охочусь на Цао Миня; я не хотел набрасываться на него, я не хотел ранить его… но я был вынужден, клянусь, был вынужден, я был вынужден… — Его голос поднялся до крика.

Судья, чтобы успокоить Тана, положил руку на его лоб, покрытый холодной испариной.

Вопль перешел в клокотание, исходящее из глубин его горла. Тан в отчаянии смотрел на судью, пытаясь что-то сказать. Невнятный звук слетел с его губ. Судья склонился над ним, чтобы расслышать, и Тан выдохнул из последних сил:

— Скажите мне… моя ли это вина?

Веки его закрылись. Нижняя челюсть отвалилась. Лицо обмякло.

Судья встал и с головой накрыл Тана одеялом. Теперь Судие Вышнему предстоит дать ответ на вопрос мертвеца.

Глава шестнадцатая

Судья Ди заказывает на ужин лапшу; он аплодирует древнему собрату по должности

В воротах управы судья Ди встретил старшину Хуна, который, узнав о несчастье, поспешил в гостиницу, чтобы справиться о здоровье Тана. Судья сообщил ему, что старший стряпчий, сломленный убийством письмоводителя Фана, покончил с собой.

— Злой рок преследовал его, — добавил он, умолчав об остальном.

Вернувшись в кабинет, судья Ди сказал старшине:

— Мы потеряли Тана и Фана — двух старших служащих уездной канцелярии. Вызови третьего письмоводителя, пусть он займется делами Тана.

Все утро вместе со старшиной и писцом судья занимался этими насущными делами. Записи о браках, рождениях и смертях, а также все счета управы стряпчий Тан вел с дотошной тщательностью, но за два пропущенных дня накопилось немало недочетов. Третий письмоводитель произвел неплохое впечатление, и судья назначил его временно исполняющим обязанности Тана. Если покажет себя, то получит должность старшего стряпчего, а это повлечет за собой другие передвижения в должностном списке канцелярии.

Покончив с этими делами, судья Ди устроился пополдничать под огромным дубом, росшим в углу двора. Он пил чай, когда явился старший пристав с докладом, что поиски По Кая покуда не дали результатов и, где тот скрывается, неизвестно. Как в воздухе растворился.

Хун отправился в канцелярию проследить за работой и принять просителей, а судья, вернувшись в свой кабинет, опустил бамбуковую штору, распустил пояс и лег отдохнуть.

Тревоги и волнения двух минувших дней в конце концов стали сказываться. Судья закрыл глаза, попытался расслабиться и привести мысли в порядок. Дело об исчезновении госпожи Ку и Фан Чуна, подумал он, прояснилось, но расследование убийства судьи-предшественника не сдвинулось с места.

Нельзя сказать, что по этому делу не хватает подозреваемых. Есть По Кай, есть Е Пен и магистр Цао и пока еще неизвестное число монахов из Храма Белого Облака, включая Хой-пена, — уж очень скоро предстоятель появился на месте неудавшегося покушения на его, судьи, жизнь. Совершенно ясно, что Е Пен как-то замешан в преступлении, но ни он, ни Хой-пен, ни магистр Цао не похожи на людей, способных возглавить такое дело. Злой гений, стоящий в тени за их спинами, вне всяких сомнений, По Кай. Он явно наделен незаурядными способностями и замечательным присутствием духа и, кроме того, законченный лицедей. Он прибыл в Пенлей сразу после убийства судьи; похоже на то, что подготовительную работу он поручил Е Пену и Ким Сону, а сам явился из столицы, чтобы заняться основным делом. Но что это за дело? Придется отказаться от вывода, к которому пришли они с Хуном, — злоумышленники покусились на него самого и на его двух помощников не потому, что предполагали, что ему известно об их планах больше, чем то есть на самом деле. Даже столичный следователь, имея под рукой многих опытных сыщиков, не смог добраться до истины. И для преступников, конечно, не секрет, что сам он в своих собственных изысканиях сумел добраться лишь до монашеских посохов, которыми пользовались для контрабанды золота в Корею. Очевидно, небольшие слитки золота проносили в бамбуковых посохах. Надо сказать, что монахи сильно рисковали на пути в Пенлей, поскольку по всем дорогам и трактам на равных промежутках стоят заставы, где любого путника, кроме должностных лиц, досматривают. Об имеющемся золоте должно быть заявлено, и на каждом участке пути за него должна быть уплачена подорожная подать. Однако на уклонении от этой подати и от пошлины при вывозе из Пенлея много не заработаешь. Все это наводит на весьма неприятную мысль, что тайный вывоз золота — всего лишь прикрытие и что этим хитроумным ходом противник хочет отвлечь внимание судьи от какого-то куда более важного предприятия. Настолько важного, что ради него пошли на убийство одного имперского должностного лица и покусились на жизнь другого. И это предприятие должно завершиться в ближайшее время — не этим ли объясняются столь дерзкие действия преступников? Они очень торопятся! И вот, в то время как он, судья, не имел ни малейшего представления об их планах, мерзавец По Кай успел подружиться с Ма Жуном и Цзяо Даем, получив таким образом доступ к сведениям обо всем, что происходило в управе. А теперь этот неуловимый злодей руководит всем из своего тайного укрытия!

Судья Ди вздохнул. Он задался вопросом, как поступил бы на этой стадии расследования судья более опытный — взял бы он под стражу магистра Цао и Е Пена и подвергнул бы их допросу с пристрастием, и есть ли на то законные основания? Поразмыслив, судья Ди решил, что для принятия столь чрезвычайных мер недостает доказательств. Не может же он схватить человека только за то, что тот подобрал посох в тутовой роще, или потому, что он не выказал интереса к судьбе собственной дочери. А в отношении Е Пена, подумал судья, он поступил правильно. Домашний арест — весьма умеренная мера пресечения и достаточно оправданная тем, что судовладелец ввел судью в заблуждение лживыми сведениями о незаконном вывозе оружия. При этом По Кай лишился второго своего приспешника сразу после того, как потерял Ким Сона. Будем надеяться, это помешает По Каю в исполнении его замыслов, а может быть, и вынудит отложить их до лучших времен, и таким образом у суда появится хоть какое-то время для дальнейшего расследования.

События развиваются с такой быстротой, размышлял судья, что у него до сих пор не было возможности посетить начальника форта в речном устье. Или начальник должен прибыть в управу первым? Отношения между гражданскими и военными чиновниками всегда были делом довольно тонким. Если у военного чиновника равный разряд, то гражданский, как правило, имеет перед ним преимущества. По под началом у этого чиновника, скорее всего, более тысячи человек, а такие чиновники — люди спесивые. И все же очень важно было бы выяснить, что думает этот человек о тайном вывозе золота. Он должен быть знатоком корейских дел и, весьма вероятно, смог бы объяснять, зачем вывозить золото в страну, где оно облагается не меньшим налогом, чем в Китае. «Жаль, — подумал судья, — не успел я расспросить Тана о тонкостях взаимоотношений между местными чинами; бедный старик был докой по части правил; он объяснил бы…» Судья не заметил, как уснул.