Легенда об Арсении и Марине - Адам Орех
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вон, вижу я такое забавное заведение, которое называется обычно парикмахерскою, ибо там из людей, на людей, как должно казаться, не похожих, делают людей, весьма, как должно казаться, похожих на людей (словом иным, делают красивенькими), но называлось сие заведение именем «Маша, Наташа — любимая Даша!» Логотип этого бизнеса нашего был таков: три женщины, имеющие нечеловеческого происхождения улыбки, танцуют с различными парикмахерскими приборчиками (я бы мог описать все сии прибамбасы, но, увы, отказываюсь от подобного рода работы — к сожалению весьма великому!) и как бы ремонтируют головы уважаемых мужчин и головы — да и не только головы — женщин, какою степенью уважаемости обладающих — мне неизвестно. Ну хорошо! Да будет так! Через окна вижу я множества человеков, одни сидят, а другие стоят и делают какие-то танцы пальчиками, так что у них, у других человеков, власы отпадают, причём весьма, наверное, красиво отпадают, быть точнее отпадают не совсем красиво, не как колибри порхает в джунглях, а отпадают как балерины начинающие, и делают другие власы более красивенькими. Но, в общем, ладно. Вот, встал человечек мужеского пола, а у него на голове торчит как бы три банана фиолетоваго цвета. С глазами, изобразившими удивление при взгляде на зеркало, он, произнёсши такое необычное слово, как: «Спасибо!» — отдал довольно-таки, надобно сказать, приличную копейку, а, возможно, даже и не совсем уж такую уж и приличную, ибо страшно было смотреть на сию сумму размера, вероятно, крупненького. Ну и сделав-то всё вышеперечисленное, он взял и вышел из салона. Далее я увидал некоторую женщину, последовавшую за нашим добрым господином. У ней на лице был такой макияж, как будто это был не человек, а какая-то мумия, ибо лицо было всё белое, как в муке иль в песке тропическом, а губы красные настолько сильно, что казалось, что это был мешок, наполненный кровью иль красною краской, а не губки весьма молоденькой дамы. Глаза были обведены, как у первобытного шамана, чёрной краской, причём чёрной настолько, что глаз, находившийся в центре сей забавной игры, походил на какую-то звезду, порхавшую во тьме космоса. На ушах этой модной женщины висели серьги в виде, как сейчас сие очень модно, крестов бордового с золотым цвета (при виде данного приёма мне стало очень страшно и как-то особенно даже, наверное, совестно, что я осмелился включить это ужасное святотатство; к чему это пишу — не знаю). Далее на шее, ибо одежда была весьма, к сожалению, открытая, висел какой-то амулет с синим камнем, сидевшим в золотом круге, то есть как бы находившимся в объятиях блестящего кольца. К тому ж я совершенно забыл про ногти сего удивительного существа. Они походили как бы на протянутые на сантиметра так три, или семь, или где-то на половину сих размеров, то есть пять, плитки шоколада в каком-то месте чёрного, в каком-то месте белого и в каком-то месте коричневого цветов. Но, возможно, эти когти походили и на модное ныне и в особенности в данном городе блюдо, называемое картофелем фри, или, как то обычно произносят, картошкою фри. Но это, впрочем, неважно. Сия дама получила на данном предприятии такую причёску, как бы напоминавшую гору какого-то красного (надеюсь, ты, мой дорогой друг и читатель, не обидишься за использование подобной лексической единицы) навоза, причём гору довольно-таки высокую. Вот, произнеся благоприятное слово и отдав нужную сумму денег, женщина вышла из помещения. С походкою, свойственной всякой кокетливой самке, она пошла дальше: спустилась по разрушенной лестнице, повернула направо — но вдруг! вдруг раздался такой сильный ветер, что весь сей игрушечный навоз взял и потерял свою форму так, что вместо горы, сотворённой, как должно в это нам верить, мастером, оказалась уж весьма странная ерунда. Но что поделать? Впереди эту женщину ждала, вероятно, какая-то весьма щепетильная встреча иль, быть может, какая-то такая вот дискотека иль нечто подобное сему; но план нарушился: воры подкопали и украли и моль и ржа истребили. Как эта дама расстроилась! ибо она потратила время, деньги, возможно, заработанные не самым честным путём, и ничего не получила взамен! Слёзы полились из её глазок, так что смылась вся эта мука иль песок и разрушился весь этот космос… «Проклинаю Тебя, Бог!» — раздалось из уст её, и мигом шоколад и картофель начали разрушаться вонючими её зубами — блюда, видно, весьма вкусные (такой вывод я сделал, когда увидел, с каким аппетитом данная самочка грызла свои дорогие ногти). Ну а что тебе Бог-то говорил, а? «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Что ж ты теперь злишься, если не слушаешь Господа? М? Таков люд человеческий.
А впрочем, перейду к героям нашим. Что они? Где они? Я, честно говоря, уже их из виду потерял. Но идут они, всё ещё идут. О чём думают? М? Как вам кажется? О чём думают люди в дороге? Я уже поднимал этот вопрос, помню-помню. Я говорил о том, что людям обыкновенно достаточно скучно быть в движении; но ведь из этого состоит, пожалуй, жизнь наша, ибо все ожидания суть движение. Мне кажется, надобно поменять отношение к сему делу. Но, впрочем, я захожу куда-то не совсем туда — я должен залезть в головы героев наших и, как человек весьма, наверное, внимательный,
