Кровавый след - Деон Мейер

— Слезай с меня! — говорит Инкунзи.

Я оборачиваюсь. Оба стоят сзади, держа «Калашниковы» наготове. Я медленно встаю. Револьвер Инкунзи — «смит-и-вессон» пятисотой модели, два килограмма нержавеющей стали. Я бросаю его в траву. Инкунзи ругается на каком-то африканском языке, нагибается, подбирает свой револьвер, замахивается, метит мне в голову. Но такой тяжелой штукой разве можно замахнуться быстро? Я без труда уклоняюсь, хватаю его за руку, сбиваю с ног. Приклад «Калашникова» бьет меня по спине. Я падаю ничком. Инкунзи тут же бьет меня носком сапога по ребрам. Глухой удар, острая боль. Другие двое бьют меня сзади. Они в кроссовках, поэтому удары не такие мощные. Я даю сдачи, одному попадаю по колену, пытаюсь встать. Это мой единственный шанс. Инкунзи хватает меня за воротник, дергает. Я снова падаю на спину. К ним присоединяется еще один, теперь их четверо. Меня бьют ногами, я перекатываюсь на спину. Главное — защитить позвоночник. Подтягиваю колени к животу, руками закрываю голову. Меня швыряет туда-сюда, все тело болит. Глухой удар по голове, еще один. Сжатыми кулаками защищаю череп, слабо улыбаюсь, ускользаю в укрытие у меня в голове, слишком поздно замечаю подошву, которая метит мне в лицо.

В голове звон, я чувствую запах пыли, слышу отдаленные звуки, в неверном свете пляшут тени. Мое тело — море боли.

Один глаз заплыл. Стараюсь сосредоточиться.

Смутные фигуры.

Постепенно они обретают форму.

Оказывается, я лежу на боку перед «мерседесом», одна рука подо мной, подогнута неудобно. Должно быть, меня сюда приволокли.

Слева от меня на коленях стоит Флеа; руки на затылке. Рядом с ней Лоуренс, он тоже на коленях. К его затылку приставлен револьвер Инкунзи. Между нами на дороге валяются наши пожитки. Моя спортивная сумка, медицинский саквояж Флеа, фляжки с кофе, кружки, подушки, одежда, инструменты. Рядом со мной тело человека, которого мы сбили. Он лежит тихо, как мертвый.

Время как будто остановилось; никто не двигается.

Постепенно в уши проникают звуки. Со стороны кузова слышится металлический скрежет; потом удары молота. Переговариваются мужские голоса.

Флеа плачет.

Я понятия не имел, долго ли пролежал так.

Мимо меня проходят двое. Сильный запах солярки.

— В баках пусто, — говорит один.

— В кузове ничего нет, — отвечает другой.

Инкунзи громко ругается.

— Где они? — спрашивает он у Флеа.

— Не знаю, — испуганно ответила она.

Я медленно поднимаю голову. Меня бьют прикладом в спину.

— Этот очухался.

— Хорошо, — отвечает Инкунзи и смотрит на меня. — Я застрелю твоего приятеля, если не скажешь.

— Чего не скажу? — Голос меня не слушается. Я пытаюсь заговорить снова, но из горла рвется только хриплое сипение. Грудная клетка как будто горит.

— Ты знаешь, что нам нужно. Где они?

— О чем он говорит? — В голосе Флеа отчаянный страх.

— Ты знаешь, — говорит Инкунзи.

— Я не знаю! — умоляющим тоном говорит она.

— Тогда я его пристрелю! — Он спускает револьвер с предохранителя.

— Нет!

Кто-то наклоняется над неподвижной фигурой, лежащей рядом со мной, перекатывает его на спину.

— Инкунзи, Змей умер.

— Черт… Точно?

— Похоже на то.

— Идиот несчастный… Проверь… Погоди. Где ее пистолет?

Второй подходит к тому месту, где валяются наши вещи.

— Вон там.

Инкунзи подходит ближе.

— Дай мне! — Он засовывает большой «смит-и-вессон» за пояс, выхватывает у своего подручного оружие — мой «глок».

— Зачем дамочке такая пушка?

— Он мой, — с трудом сиплю я.

— Что?

— Он мой.

— Вот и отлично, — говорит Инкунзи, подходит к телу Змея, приставляет дуло к виску, стреляет. Повсюду кровь, мозги, осколки костей. Флеа тоненько, испуганно мяукает. Лоуренс кричит, сгибается пополам. Его выворачивает наизнанку.

— Теперь застрелим живого, — говорит Инкунзи и подходит к Лоуренсу. Встает над согнутой фигурой и приставляет мой «глок» к его затылку.

— Где товар? — Судя по выговору, он — наш соотечественник.

— Не знаю! — кричит Флеа.

— Раз…

— Прошу вас, не надо!

— Два…

— Берите рога! — в ужасе кричит она.

— На кой мне сдались твои вонючие рога?

— Так что же вам нужно? — хриплю я.

— Ты и сам знаешь.

Я понятия не имею, о чем он.

— Нет, — говорю я, пытаюсь покачать головой и понимаю, что напрасно это сделал.

— Вы же остановились — еще там.

— Потому что вы ехали за нами.

Он задумчиво оглядывает беззащитную шею Лоуренса Лериша. Нажимает на спусковой крючок. Грохочет выстрел; голова Лоуренса дергается. Флеа издает первобытный, животный крик. Лоуренс по-прежнему стоит на коленях, зато на дороге рядом с ним взметается облачко пыли. Инкунзи промазал нарочно.

Душераздирающий крик Лоуренса. Его снова выворачивает.

Флеа плачет, ее трясет.

Здоровяк оглядывает нас по очереди. Лоуренс жадно хватает воздух ртом, пытаясь остановить рыдания. Вдруг Инкунзи быстро подходит ко мне.

— Ты выбросил их в вельд!

— Что? — спрашиваю я.

Он издает какой-то звук — может быть, смеется, но губа у него разбита. Наверное, у него болит нос. Хоть какое-то удовлетворение!

— Нам все известно. — Он нагибается и кладет большую ладонь мне на затылок.

Сотрясение мозга не способствует здравому мышлению. Я не знаю, что сказать.

— Берите грузовик, — говорю я. — Берите все. Меня тоже. Их оставьте… пожалуйста!

— Нет, — рассудительно отвечает Инкунзи. — Ты только скажи: выкинул их в вельд? Где нам искать? За изгородью?

— Я ничего не выкидывал. Только хотел проверить, едете вы за нами или нет.

Перед тем как ответить, он задумывается.

— Ты профессионал, — говорит он. — Интересно, зачем ты здесь. Огнестрельное оружие, обходные пути… Для этого должна быть причина.

— Мы же везем носорогов.

Он снова издает странный смешок; лицо у него как маска.

— Рога стоят кучу денег, — объясняю я.

— Китайское колдовство, — говорит он и сплевывает в пыль. — Не мое дело.

— А твое дело какое?

Не обращая на меня внимания, он медленно отворачивается. Наклонив голову, задумчиво ощупывает нос, оглядывается на одного из своих подручных:

— Уверен, что здесь ничего нет?

— Да, Инкунзи.

— Ч-черт! — Он достает из кармана платок, вытирает им мой «глок» и швыряет пистолет на землю, к остальным нашим вещам.

— Мы пометили то место, где они остановились. Три камня по обе стороны дороги…

Вот почему они на время отстали!

— …возьми с собой людей, прочешите каждый сантиметр. Они должны быть там.

— А с ними что делать? Прикончим?

Инкунзи смотрит на меня:

— Хотя бы этого гада… Я сам его шлепну. Но сначала…

Он подходит к Флеа, за волосы вздергивает ее на ноги. Разворачивает к себе лицом. Она вырывается, но он держит ее конский хвост железной хваткой, прижимает ее к себе. Приставляет разбитые губы к ее уху, левой рукой лапает ее за грудь, что-то шепчет — я не слышу что.

Ее бьет крупная дрожь.

Он отпихивает ее, быстро оборачивается и возвращается ко мне. Достает из-за пояса «смит-и-вессон», встает надо мной, расставив ноги. Лицо его бесстрастно. Он поднимает револьвер.

30

Чтобы свести к минимуму риск быть убитым опасным животным, необходимо преодолеть беспричинный страх неизвестного, в то же время избегая беспричинного бесстрашия перед тем, что вы, по-вашему, знаете.

У меня есть место, куда я ухожу. Я нашел его еще в детстве. Ничейная земля, убежище. Оно со всех сторон окружено защитными стенами, но это не комната. И не открытое пространство, хотя оттуда все видно и слышно, как умиротворяюще шумит море. Я сознаю, что тело мое остается там же, где и было; боль отдаляется и слабеет, но самого меня там нет. Я знаю, что глаза у меня закатываются; они велят мне не бояться отцовской порки. Я терплю, потому что знаю, что вот-вот уйду, ускользну — остался один шаг. Я лежу тихо, не прошу отпустить меня, не плачу, не кричу. На моих губах появляется улыбка; он звереет, норовит ударить меня еще и еще раз. Давай, бей. Когда-нибудь я вернусь. Отплачу тебе за все. И мне станет легче.

Я ушел в свое убежище, посмотрел ему в глаза, когда он прицелился в меня. Ухмыльнулся.

Он долго стоял напротив, держа палец на спусковом крючке.

Потом покачал головой:

— Ты псих!

Он опустил револьвер.

— Я знаю, где тебя искать!

Он отошел прочь и крикнул:

— Поехали отсюда!

Я не шелохнулся. По-прежнему лежал на ничейной земле.

Я услышал, как они куда-то волокут труп Змея; потом их шаги стали отдаляться. Хлопнули дверцы машин. Взревели моторы, заскрипели покрышки; вверх взметнулись тучи пыли. Я услышал, как они уезжают, увидел, как один за другим исчезают огни. Наконец нас снова окутала благословенная тьма. Флеа ван Ярсвелд тихо плакала. Лоуренс судорожно, со всхлипом, втягивал в себя воздух.