Вкус жизни (сборник) - Владимир Гой

Он не курил уже много лет, но тут, сам не зная зачем, «стрельнул» у шерпа сигарету непальского производства и, сидя на краю бездонного обрыва, жадно затянулся горьким дымом, от которого долго кашлял, и у него безумно закружилась голова, и только несколько глотков питьевой воды привели в порядок сознание и успокоили кашель. Еще несколько часов он заставлял себя идти к месту ночевки. Шерп с сочувствием поглядывал на своего ведомого и когда видел, что тот уже совсем выбился из сил, предлагал остановиться и передохнуть.

Что может быть вкуснее непальского чая с местным ромом? – только местный ром с непальским чаем, и Сарин убеждался в этом уже десятый день своего путешествия. Промокшая от пота одежда висела на веревке перед самым каменным сараем, который был местом ночевки, и надежды, что она высохнет, не было никакой, каждое вновь проплывающее облако оставляло в ней часть своей влаги и уплывало дальше, а солнечные лучи просто не успевали высушить одежду в короткие промежутки между облаками.

Сарин сидел на деревянной скамейке под навесом возле сарая и медленно потягивал из алюминиевой кружки горячий чай, который обжигал губы, согревая своим волшебным теплом не только тело, но и душу. Часы показывали четыре часа дня – времени было предостаточно, чтобы отдаться на волю своим мыслям и мечтам, что он и сделал.

А мимо по тропе то и дело проходили шерпы с корзинами, полными груза, на своих худых, но удивительно выносливых плечах. Каждому из них он кивал головой и с улыбкой здоровался: «Намастей», в ответ ему кивали и уходили все выше и выше за облака.

Ночью облака прятались Где-то в ущелье, и над головой свободное небо зажигалось миллиардами звезд. Спать не хотелось, казалось, что пропустишь что-то интересное, как в кино. Но часа в три ночи он втискивался в спальный мешок на три размера меньше и дремал до рассвета. От перенапряжения и нехватки кислорода тут мало кто мог крепко заснуть, конечно, кроме местных горцев, поэтому каждая ночь была просто пародией на сон.

Он заметил ее сразу, как только они вошли в горный приют с отметкой «2600 метров над уровнем моря». Она была удивительно хороша. Изящная фигура угадывалось под темно-красным платьем, перевязанным цветным платком, что подчеркивало ее тонкую талию. Длинные черные волосы, большие темно-карие глаза и сумасшедшие губы, от которых голова идет кругом. Он любовался ею как бесценной картиной, от которой веет чистотой, очищающей все вокруг. Ее улыбка была одновременно улыбкой сестры и улыбкой женщины-матери, что помогает мужчине быть настоящим мужчиной. Открытый чистый взгляд. Как давно он не видел таких глаз там, далеко внизу, где правит бал другой мир. В ее глазах жила любовь ко всему, что ее окружало. Она олицетворяла собой ту истинную любовь, о которой многие имеют весьма смутное представление.

Сарин попросил принести ему бутылку рома и чай. Через минуту он уже сделал большой глоток, запил чаем и погрузился в свою нирвану. А по тропе все время кто-то проходил мимо, то поднимаясь в заоблачную даль, то опускаясь далеко в ущелье. Но он никого не замечал, так же как не замечали и его под навесом на деревянной скамейке.

Баяни, так звали это удивительное создание, стояла недалеко от Сарина и с любопытством разглядывала его усталое небритое лицо. Он стащил с себя мокрую от пота майку, противно прилипающую к телу, и повесил ее на веревку под навесом. Она сразу подошла, что-то прощебетала, сняла его майку и унесла в дом, оставив его в недоумении, а через мгновение вернулась и показала пальцем на его мокрые от пота штаны. Сарин чего-то застеснялся, стал отказываться и благодарить: ничего, высохнут и так… Она настаивать не стала, улыбнулась ему и пошла в дом.

Вскоре ром закончился, и Сарин попросил еще. От рома стало хорошо и легко, сердцу хотелось праздника – петь, балагурить и веселиться. Он жестом пригласил Баяни и местных шерпов разделить с ним застолье. Она отказалась, а мужчины – они во всем мире остаются мужчинами – с радостью согласились. Одна бутылка сменяла другую, над ущельем лилась веселая непальская песня непонятно о чем, а Сарин качал в такт головой и что-то мычал.

Утро встретило его щебетаньем птиц и больной головой, над Гималаями вставало солнце. Проводник уже собирал свой рюкзак и сказал Сарину, кивнув в сторону двуглавой вершины: «Мачапучере» – и показал два пальца, что означало еще два дня пути.

И опять тропы, ущелья, пропасти и дикая жажда жизни вперемешку со страхом и мысли о Баяни, о жене далеко дома, о детях, и опять все с самого начала. Глаза упираются в тропу, просчитывая каждый шаг, а ноги все равно то и дело скользят, но сама поступь изменилась – не с пятки на носок, а наоборот. И снова мысли о Баяни, о том, сколько в ней чистоты, что впитала она в себя, наверное, из этих горных рек. А может, я зря иду туда, высоко, может, мне надо остаться там, где провел последнюю ночь? Но это все только мысли, безумные и смешные, надо идти вперед, увидеть красавицу Аннапурну.

О, эти неспокойные люди, не желающие уподобиться жвачным животным, вас мало в этом мире, но ваше присутствие делает его прекрасным. Вы рискуете жизнью, не ставя ее ни в грош, покоряете бесконечно высокие вершины, погружаетесь в бездны океана, летаете, как птицы, в голубых небесах и проникаете во мглу вселенной. Вы, сами того не осознавая, пытаетесь быть похожими на Отца своего небесного и хотите заставить свое бренное тело делать то, что пожелает ваша душа. Вы не пытаетесь найти смысл жизни в повседневном угаре мирской суеты, вас раздражает бездумная толпа, и ваше блаженство – это не объятия белокурой красавицы и не бокал вина, а объятие всем своим сознанием неизведанного пути и поиск его бесконечного смысла, смысла жизни.

Мы не знаем, откуда пришли, мы преклоняемся перед тем, кто нас создал, и в трудную минуту обращаем все мысли к нему, прося помощи и поддержки. Кто знает, может быть, мы ищем в этой жизни то, что здесь невозможно найти, но мы ощущаем всем своим существом, что это Где-то есть, быть может, даже только за чертой, и вы все равно стремитесь в путь, даже если в этих опасностях предстоит снова стать глиной. Вас не удержать.

Кто ты, неведомый носильщик на горной тропе, помогающий людям покорять горы, твоя шея чрезмерно натружена, и широкая лямка, облегающая твой лоб, удерживает немыслимый груз в плетеной корзине за спиной. Сколько ты спас людей, перенося их беспомощные тела на своей худой, но прочной, как сталь, спине! Благодаря тебе в этих горах теплится жизнь, и если бы не ты, ни одна из этих четырнадцати вершин, подпирающих небо, не была бы покорена. В твоем тяжелом, но благородном бытие заключается истинный смысл жизни – жить для других.

Базовый лагерь Мачапучере радостно раскрыл нам свои объятия, тут нашли приют испанцы и веселая пара из Польши. Вечером над ущельем разносились своеобразные непальские песни: что вижу, то пою. Чай с ромом, атомная семидесятиградусная водка, почему-то названная «русская», добавляла в кровь веселья и снимала усталость после трудного трекинга. Все оживленно беседуют между собой на сленге всех народов мира, неплохо понимая друг друга, как бы еще раз доказывая, что когда-то давно у нас был единый язык – язык сердца.

Веселая, смешная Диди, хозяйка местного горного приюта, без устали острила, развлекая постояльцев, предлагая замученным странникам купить непальского кислорода. Сарину и впрямь его не хватало, сказывалась недостаточная акклиматизация, немного подташнивало, и слегка кружилась голова, а впереди еще целый день пути. Сарин немного начинал раскисать, ему казалось, что не хватит сил еще на один рывок к поднебесью, и, может, плюнуть на все и закончить свой путь здесь. Но утром эти постыдные мысли испарились, как ранний туман, и он снова шагал вперед по скользкой и узкой тропе к намеченной цели.

И вот он, момент торжества: перед ним, как на ладони у Шивы, во всей своей красе блистала белоснежная Аннапурна, царица горного массива. Сарин, забыв всякую осторожность, стоял на краю стометровой пропасти и зачарованно смотрел на свою давнюю мечту, о которой столько грезил в своих мыслях и снах. А там, на далекой вершине, безумные ветры крутили снежный хоровод, переливавшийся радугой в солнечных лучах, и сердце кричало ему: ты сделал это!

Но мысли убегали вперед, и уже хотелось выше и выше. Он долго любовался вершиной, а когда ее скрыли облака, поправил на спине тяжелый рюкзак, еще раз бросил взгляд в заветную сторону и произнес с уверенностью: «Мы с тобой обязательно познакомимся поближе». Перед ним еще был долгий путь в долину, но в мыслях он уже снова возвращался сюда.

Вкус жизни

Пик «Намбер тен» уже давно привлекал внимание Фрэнсиса, его остроконечная семитысячная вершина начинала сниться ему по ночам, он обклеил в своей комнате все стены его фотографиями разных размеров. Восхождение на такой пик занимает приблизительно восемь-десять дней, но его это не устраивало, хотелось утереть нос всем – утром начать восхождение, а вечером уже быть внизу и желательно живым.