Эрос - Хельмут Крауссер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг раздается звонок в дверь – впервые в этом году. Лукиан открывает. Перед ним стоит Софи – та, кого он едва ли воспринимал как реального человека, а скорее как химеру, плод воображения своего одержимого шефа. На ней красивое белое одеяние – изящно подчеркнутая талия, высокий воротничок. Софи стоит и покачивает сумочкой.
– Добрый день. Э-э-э… я… вы… Вы еще помните меня?
– Конечно, соседка.
– К сожалению, мы с вами пересекаемся так редко… Но я очень часто вспоминаю ваш чудесный букет. А ведь я даже не поблагодарила вас толком!
– Не стоит благодарности.
– Вы живете так тихо и незаметно. Поэтому я все время забывала заглянуть к вам.
– Ох, к сожалению, я не могу пригласить вас войти. У меня такой тарарам…
– Нет-нет, не беспокойтесь. Я только хотела попрощаться с вами.
– Попрощаться?…
– Я уезжаю в Берлин. Что вы так смотрите? Вы считаете это неправильным?
Лицо Лукиана просветляется. Он всегда терпеть не мог Вупперталь и так и не привык к нему.
– О нет… Это здорово!
Софи глядит на него вопросительно. «Я что, такая плохая соседка?» – написано в ее глазах.
Лукиан пытается улыбнуться.
– Я имею в виду… У меня тоже есть такие мысли!
– В Берлин? Какое совпадение! Кто же вы по профессии? Ой, как интересно!
– Я… м-м… Я редактор.
Этот род занятий, вместе с правдоподобной легендой о своем образе жизни, Лукиан придумал так давно, что теперь вспомнил его с трудом.
– Ах! Очень интересно! В каком же издательстве? Простите, я, наверное, слишком любопытна… – Софи усмехается и кокетливо поглаживает пальцами свое колено.
– Я работаю внештатно. Свободный редактор. То здесь, то там.
– Это чертовски интересно!
– Не думаю. А ваш друг? Он тоже едет с вами в Берлин?
– Мы разбежались. Он уже женился.
– Что, так скоро?
– Скоро? Ну да. Ему не терпелось. Надо было заводить детей и все такое. Вскочил на первую встречную… А ты не хочешь немножко прогуляться?
– М-м-м… – Лукиан не знает, как отнесется к этому его шеф, но отвечает: – Да, хочу, – и почему-то повторяет, отрывисто и решительно: – Да!
– Вот здорово! Я только накину на себя что-нибудь потеплее!
На дворе март. Двадцать второе, пятница. В закусочной неподалеку от вокзала Софи и Лукиан беседуют и попивают глинтвейн, в котором слишком много корицы.
– Так ты редактируешь научные книги или беллетристику?
– По-разному. По большей части беллетристику.
– Ты не любишь рассказывать про себя и свою работу?
– Ну почему… Белль э трист – красота и печаль. Извечные соседи.
– А может, тебе лучше писать самому? Или эта фраза про красоту – всего лишь истасканное редакторское клише?
– Может, и так.
– А я иногда пишу стихи. Довольно неуклюжие и очень-очень грустные.
– Гм.
– Но тебе нечего бояться! Этих стихов, кроме меня, никто не увидит.
– Как знать, – произносит Лукиан с легким сарказмом, но ему тут же становится неловко из-за этого, и он спрашивает Софи, какую специальность та изучает.
– Политологию. Но я уже закончила университет.
– Что же ты будешь делать после этого?
– Революцию! – смеется Софи. – Нет, конечно, просто я сама еще точно не знаю, чем буду заниматься. Сейчас пишу кандидатскую. О политической составляющей в философии Камю.
– Вот как?
По счастливой случайности как раз в том, что касается Камю, Лукиан чувствует себя уверенно. Он говорит, что ему очень нравятся работы этого философа, особенно «Миф о Сизифе».
– Да? А мне эта книга что-то не очень…
Глинтвейн сделал обоих чуть раскованнее. Лукиан предлагает сходить в ближайшую галерею – о ней он прочитал в местной газетке.
– Что же там интересного?
– Не знаю. Что-то с телевизорами. Художник назвал это видеоартом.
– И что же это может быть?
Лукиан утверждает, что сюрпризы тоже бывают приятными. А художник – азиат. Софи полагает, что это звучит интригующе.
В маленькой галерее «Парнас» они разглядывают инсталляции Нам Юнь Пайка,[20] весьма причудливые работы новаторского уровня. Перед посетителями выставлено несколько включенных телевизоров, картинка на которых искажена под воздействием электромагнитов. Лукиан не видит в этом ничего особенного. Софи расценивает его реакцию как консервативно-обывательское неприятие нового и заявляет, что ей это нравится. Ей нравится почти все новое, главное, чтобы оно прошло испытание на практике.
– Тогда мне тоже это нравится.
– И как это называется?
– Оппортунизм.
Софи хохочет. Лукиан отворачивается, ситуация вдруг начинает беспокоить его. Он уже так тесно общается с этой женщиной, развлекает и забавляет ее. Куда это может завести?
– Почему вы решили ехать в Берлин?
От напряжения он опять начинает «выкать», но тут же решает, что такие чопорные ужимки излишни, и повторяет вопрос уже в другой форме:
– То есть, я хочу спросить, почему ты решила ехать в Берлин?
– Биргит открыла там контору. Вместе с парой друзей. Биргит – моя сводная сестра.
– Так.
– В Берлине жизнь кипит. Там я сумею найти работу. А здесь мне все напоминает о Рольфе. Просто руки опускаются!
– Понимаю. Иногда полезно сменить обстановку, переехать в другой город.
«Что за глупости я говорю! – мысленно ругает он себя. – А если она спросит, где прошло мое детство, что я скажу? Не упоминать же, в самом деле, Мюнхен и Аллах». Лучше он сам будет задавать вопросы.
– Ваш, пардон, твой голос какой-то нерадостный…
– Видишь ли, Люк… можно, я буду называть тебя Люком? Звучит не так старомодно.
– Да, конечно. Все зовут меня Люком…
– Боюсь, что я одна из тех, кто никогда не находит счастья. Меня давит изнутри какой-то груз. Или в моих жилах течет неправильная кровь? Или во всем виноват окружающий мир? Я сама ничего не понимаю. Может, я заброшу свою кандидатскую ко всем чертям. Слишком много работы. Лучше уж найти место, где хорошо платят.
– Это было бы… – Не договорив, Лукиан глядит на свои наручные часы. – Прости, у меня есть еще дела. Мне надо бежать. Очень жаль!
– Да-да…
Софи и сама не понимает, почему ей тоже жаль, что Лукиан убегает. Этот парень ведет себя так неуклюже, скованно и заторможенно, но тем не менее в нем есть нечто таинственное.
Лукиан протягивает свою визитку:
– Может, дашь о себе знать из Берлина?
– Конечно. А я думала, ты тоже туда собираешься…
– М-да, возможно, но в любом случае не сразу. Нужно еще многое выяснить, расставить по местам, разложить по полочкам… А потом, может быть, наши дороги и пересекутся!
– Надеюсь. Да, Берлин притягивает к себе как магнит. Буду очень рада увидеться.
На улице стало темно и холодно. Софи мерзнет, несмотря на свое элегантное белое пальто с каракулевым воротником, которое купила на распродаже за совсем незначительные деньги. Такой удобный момент, чтобы обнять ее…
– У меня… обязательства, – говорит Лукиан тихо.
– Понимаю.
– Мне было очень приятно пообщаться с тобой. Удачи тебе в Берлине! Никогда не сдавайся. Помни, что мир еще безумнее, чем мы предполагаем.
Он протягивает Софи руку.
– Разве мир на самом деле такой уж безумный?
– Поверь мне.
Пожав ее ладонь обеими руками, он быстро уходит, стараясь скрыть выступившие на глазах слезы.
Софи удивлена. Лукиан разговаривал с ней так, словно только что узнал, что у нее нашли раковую опухоль или другую смертельную болезнь.
Сразу после этой встречи Лукиан, сильно взбудораженный, примчался в Ойленнест. Мы поговорили с ним в парке. Было видно, что такая жизнь опротивела ему. Вслух об этом Лукиан не говорил – возможно, подыскивал себе достойную альтернативу. Я и сам тогда находился в глубоком кризисе и жил на таблетках. Чтобы поспать хоть немного, я вынужден был принимать сначала веронал, позже мне стали делать уколы морфия, который достал для меня доктор Фрёлих. Я выглядел невыспавшимся и неухоженным, оброс бородой и едва воспринимал внешние события. Мало-помалу я превращался в фантом, в серый призрак. Скоро мне стало ясно, что человек моего уровня может руководить делами и по телефону, не покидая замка. С людьми я стал обходиться довольно грубо, за что мне позже становилось стыдно.
Лукиан зачем-то пытался скрыть свой тревожный настрой, а ведь человека, потерявшего семью и вместе с ней смысл жизни, так легко понять. Он имел полное право беспокоиться. Но я догадывался, вернее, мне казалось, что я догадываюсь об истинной причине его волнений. Похоже, Софи вскружила Лукиану голову.
– Она едет в Берлин! Уже на следующей неделе! Я намекнул, что и сам собираюсь переехать туда же, и она отнеслась к этому нормально.
– Нет. Нет.
– Мне ничего не стоит переехать в Берлин. Алекс, я так несчастен в Вуппертале!
– Нет. Ты останешься здесь, со мной. Смотри мне в глаза. Я болею. Я не могу больше спать. Все это безумие!
Лукиан поглядел на меня испуганно – возможно, я чересчур повысил голос. После этого он изменил тактику и заговорил откровенно:
