Рейтинг темного божества - Татьяна Степанова

Однажды он спросил его — ну ладно, ты явил настоящее чудо, ты здорово помог мне: больше она со своим скульптором в гостиницу на ночь не ездила. Но со мной-то она… меня-то она… меня ведь она так и не полюбила! Он засмеялся на это, словно услышал свежий анекдот, и ответил: «А чего ты хочешь от меня, Иван? Я же предупреждал тебя: любовь — это твое желание. Тебе искать путь, как его исполнить. А я могу указать только вехи этого пути».

Вехи пути к исполнению желания оказались с острыми разящими шипами. Канталупов и не подозревал, что его на самом деле ждет впереди. Но он был готов ко всему. Ему было уже все равно, и сворачивать на полдороге он не собирался: впереди была заветная цель, и он, как танк, пер к ней напролом.

Он часто возвращался мыслями к тому дню, когда их пути впервые пересеклись — там, на Крымском мосту, в трогательной сцене спасения утопающего. Он назвался тогда Стефаном, просто и скромно Стефаном, и привез полумертвого Канталупова в свой дом. Там были белые стены, много зелени, светлая спальня, белые шторы на окнах и маленькая медсестра в белом халатике. Она осмотрела Канталупова и сделала ему укол в предплечье. После этого сладкого укола он уснул и спал долго. Ему приснился совершенно волшебный сон — будто он в номере какой-то гостиницы и с ним его Ирина. Он сжимает ее в своих объятиях и любит, любит, любит до умопомрачения, все никак не в силах насытиться своей страстью. А она, покорная и нежная, целует его глаза, нос его такой смешной, курносый, стриженные ежиком волосы. Гладит и ласкает его, все жарче, все исступленнее.

Он вскрикнул во сне и проснулся в тот момент, когда наслаждение стало запредельно острым, отозвавшись сладкой болью во всем теле. Рядом с собой на постели он увидел медсестру — у нее было личико фарфоровой куколки и волосы странного платинового оттенка, как и у того, кто назвался Стефаном. Белый халатик разошелся, открывая ухоженное тело и упругую грудь. Тесно прижавшись к ослабевшему от наслаждения Канталупову, эта беляночка без всякого стеснения продолжила свое занятие — руки ее нежно и плавно скользили по его обнаженному животу и бедрам. Еще не успев толком проснуться и сообразить, что к чему, он весьма бурно кончил. Медсестра-беляночка вытерла свои прозрачные хрупкие ладошки о шелковую простыню. Она улыбнулась Канталупову и коснулась губами его щеки. Но это было совсем не похоже на женский поцелуй.

— Ну вот тебе и легче, парень, — услышал Канталупов знакомый мягкий голос. — Познакомься, это моя сестра Анна.

Все последующие месяцы общения с ним и с нею, его сестрой, Иван Канталупов терялся в догадках — для чего она надела на себя в ту самую первую их встречу этот прохладный, крахмальный, сияющий белизной медсестринский халат? В таком облачении он никогда ее больше не видел, хотя белый цвет она обожала и нередко рядилась в длинные, странного покроя белые балахоны во время сеансов трансмедитационной релаксации, собиравших полные залы адептов. В белом она должна была появиться и здесь, на ставших уже традиционными лесных мистериях.

Лесные мистерии… Канталупов думал о них со странным чувством. Да, это вам не семинар для полоумных левитаторов и релаксантов во Дворце культуры завода точной механики. Это действо выше градусом, и публика на него съезжается совсем иная. И никого из желающих приобщиться и поучаствовать не пугает ни этакая даль — почти двести километров от Москвы, ни этакая глушь — ближайшая деревня в пятнадцати верстах, а главный ориентир — покосившийся дорожный указатель на просеку к лесному озеру. Но суть действа все та же, как и там, во Дворце культуры. Все тот же театр, без которого пока не обойтись. Не зря, наверное, он говорил: «Время кликуш прошло, время волхвов проходит, наше с вами время, братья и сестры, еще не наступило…»

Он называл братьями и сестрами немногих. С самого первого дня знакомства с ним там, на Крымском мосту, Иван Канталупов случайно или неслучайно оказался в числе этих избранных, особо приближенных Он был горд его выбором. Но порой думал: а почему он выбрал для себя именно их тесный, спаянный общей целью круг? Может быть, потому, что все они слушались, почитали его? Потому что верили его словам, не ставя ни единой буквы под сомнение? Или же оттого, что их мысли и сокровенные желания были у него как на ладони? Читать в их сердцах и умах было ему легко, как по открытой книге. Но даже у него, наделенного таким редким даром, этот фокус получался не со всеми. Возможно, только их — немногих, избранных, отмеченных какой-то особой печатью — он видел насквозь, а другие — прочие, кто обращался к нему за советом, исцелением и помощью на всех этих нескончаемых сеансах, семинарах и мистериях, — были для его внутреннего взора темны и недоступны пониманию.

Эх, видел бы его сейчас кто из мышкинцев, подумал Иван Канталупов, крепко сжимая руль. Так ни в жизнь не поверили бы земляки своим глазам! А ведь год всего и прошел какой-то, с тех пор как сел он на родной пристани на тот московский теплоход. Нет, видно, не теплоход то был, а сама судьба.

А Мышкин — городок его кондовый, родина его изначальная — за это время совсем не изменился. Пристань все та же, и Волга все та же. И сын его Игореха тоже не изменился, не вырос особо даже — пацан мелкий. Жена Ольга, брошенная, покинутая, — о, та изменилась кардинально! Гордость свою женскую окончательно в землю втоптала. Звонит и звонит на его мобильный — плачет, упрекает, грозит, скандалит. Он, Канталупов, у нее теперь и сволочь, и подонок, и гад ползучий… Насчет последнего эпитета она, пожалуй, и права — дракон, он ведь и правда гад, из семейства гадов. В грязи, несмотря на все свои радужные крылья, чешуйчатое брюхо волочит.

Ничего, поползаем еще немного в этой грязи, в крови… А потом возьмем и взлетим на крыльях мечты. Ждать совсем недолго уже осталось. А препятствия, что на пути к общей цели внезапно возникли, общими же усилиями уже близки к устранению. Мимо Канталупова по неосвещенному шоссе промчалась на большой скорости машина. За ней другая. Тишину ночи вспорол рев мотоцикла. Канталупов сбавил скорость, уступая дорогу, — что ж, народ съезжается. Скоро и там, в лесу у озера, будет целая толпа, как и в том затхлом Дворце культуры завода точной механики застойных времен.

Через два километра он свернул направо — на просеку. Свет фар выхватывал из темноты длинную вереницу припаркованных автомобилей. И они все продолжали прибывать. Хлопали крышки багажников, двери. пикала сигнализация. Из машин высаживались шумные компании. Канталупов подъехал к озеру и оставил свою «Тойоту» в лесу. Темнота не пугала и не смущала его — здесь он бывал не раз и даже с закрытыми глазами мог найти дорогу к воде.

— Я бываю здесь регулярно. Подзаряжаюсь. Тут просто сумасшедшая энергетика. Чувствуешь себя на двадцать лет моложе…

— Что ни говори, а в языческих перформансах был и сохранился некий целительный посыл…

— Импульс!

— Я и говорю: посыл. Осторожнее, тут контейнер-мусоросборник.

— Девчонки, а какие сюда мужики порой на огонек заглядывают — отпад! Я зимой семинар тантры-йоги посещала. Так там одни дохляки закомплексованные. Руки потные, нервные все какие-то, зажатые, пугливые как зайцы. А тут у Брата Стефана и сестры Анны совсем другой народ. В прошлый раз я с одним таким познакомилась — так думала, что…

— А сексом обязательно заниматься?

— Ну, можешь, конечно, строить из себя пай-девочку, только…

— Да я просто спросила, ты что? Я же сама хотела…

— Ой, а свечи-то мы не забыли?

Мимо Канталупова, оживленно перешептываясь, прошмыгнула стайка молодых женщин — явно подруг.

Люди все прибывали. Казалось, в самом воздухе ночи витало какое-то странное всеобщее возбуждение, и оно нарастало с каждой минутой. В темных зарослях, не дожидаясь начала действа, уже вовсю обнимались парочки. В сумках звякали бутылки. Канталупов прошел мимо двух парней, целовавшихся взасос возле красного спортивного «Мерседеса». Тут и там в ночи мерцали оранжевые огоньки. Это возжигались свечи, их становилось все больше и больше — точно сюда, к озеру, слетелся целый рой светляков. Со всех сторон слышались приглушенные голоса:

— В прошлый раз сестра Анна говорила, что Изида смогла зачать ребенка даже от мертвого Озириса. Существуют мощные магические ритуалы, которые лечат импотенцию лучше всякой «Виагры»… Только надо послать к черту предрассудки и брезгливость.

— А мне только и остается теперь, что просить Изиду. Моего Сашку совсем простатит замучил. Я с прошлого здешнего сеанса фигурку священную привезла ему, ну у которой член-то шевелится, а он так на меня разорался… Шваркнул ее прямо в камин, идиот… Я ему говорю — я за нее триста баксов сестре Анне уплатила, это действенный амулет, ради нас же с тобой стараюсь. А он орет: «Дура набитая!» — точно это я виновата, что у него простатит…

— Тут мне рассказывали про одну бабу, жену бизнесмена. Посещала она эти мистерии. Так вот ей очень помогло — родила, представляете? Причем никакие там пробирки, никакие суррогаты не понадобились. Ну а уж если магия Изиды-Озириса моего благоверного оживить не поможет, ей-богу, буду на стороне замену искать. А что? За этим сюда многие ездят…