Кальде Длинного Солнца - Джин Родман Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он замолчал, ожидая ответа. Орев нервно щелкнул клювом.
— Ты и старик идите сюда и можете пойти со мной. Или дай ему уйти и вернись сам в яму, и тогда, если захочешь, сможешь уйти вместе со всеми. Но я собираюсь посмотреть на него.
Рука Синели коснулась его плеча, и он вздрогнул.
— Ты со мной, Сиськи?
Она кивнула и взяла его под руку. Они сделали шагов сто в сгущающейся тьме, когда между их головами провизжала стрела; Синель судорожно вздохнула и уцепилась за него еще крепче.
— Предупреждение, — сказал он ей. — Он мог бы попасть в нас, если б захотел. Только он не захотел, потому как мы могем вывести его наружу, а сам он не могет.
Он повысил голос, как и раньше:
— Старик кончился, а, Гелада? Я нашел тебя. И ты думаешь, что, когда я уйду, все будет пучком. Все будет не так. Все будет так, как я сказал. С нами авгур, маленький парень, которого ты видел вместе с Сиськами, когда стрелял в нее. Просто отдай нам тело старика. Мы заберем его, помолимся над ним и, могет быть, где-нибудь достойно похороним, если найдем место. Я никогда не встречался с тобой, но, могет быть, ты знавал Дрофу, моего братана. Того, который стырил Золотой кубок Молпы? Хочешь, мы приведем Тура? Он поручится за меня.
— Он говорит правду, Гелада, — крикнула Синель, — на самом деле. Я не думаю, что ты еще здесь, наверняка ты убежал дальше в туннель. Я б так и сделала. Но ежели ты здесь, ты могешь доверять Гагарке. Наверно, ты был в яме очень долго, потому как все в Орилле знают, кто такой Гагарка.
— Птица видеть! — пробормотал Орев.
Гагарка медленно пошел по мрачному полумраку туннеля.
— Он взял лук?
— Взять лук!
— Положи его, Гелада. Если ты выстрелишь в меня, ты выстрелишь в последнюю возможность выбраться отсюда.
— Гагарка? — Голос из темноты мог принадлежать самому Гиераксу — гулкий и безнадежный, как эхо из могилы. — Так тебя зовут? Гагарка?
— Точняк. Братан Дрофы. Он был старше меня.
— У тебя есть игломет? Положи его.
— Нету. — Гагарка вложил тесак в ножны, снял тунику и бросил ее на пол. Подняв руки вверх, он сделал полный круг. — Видишь? Я взял клинок, и больше ничего. — Он опять вынул тесак и поднял его вверх. — Я оставляю его здесь, прямо на тунике. И ты видишь, что у нее тоже нет оружия. Свой гранатомет она оставила солдату. — Он медленно пошел во тьму, показывая пустые руки.
Внезапно что-то сверкнуло впереди, в ста шагах от него.
— У меня потайной фонарь, — крикнул Гелада. — Из жира церберов.
Он опять раздул пламя, и на этот раз Гагарка услышал его слабое дыхание.
— Я должен был понять, — пробормотал он Синель.
— Мы не любим использовать их. — Гелада встал, костлявый мужчина, не намного выше Наковальни. — По большей части не зажигаем. Фитиль быстро кончается. Парни приносят их сверху и просто оставляют.
Гагарка, медленно шедший через темноту, ничего не сказал, и Гелада повторил:
— Из жира церберов, когда нет масла.
— Мне казалось, что вы делаете их из костей, — небрежно сказал Гагарка. — И, могет быть, сворачиваете фитили из волос. — Он уже подошел настолько близко, что неясно видел тело Плотвы, лежащее у ног Гелады.
— Да, иногда. Только волосы плохо горят. Лучше уж жечь тряпки.
Гагарка остановился рядом с телом.
— Ты его приволок сюда, а? У него штаны порвались.
— Волок так далеко, как смог. Он тяжелый, как поросенок.
Гагарка рассеянно кивнул. Однажды, когда они с Шелком ужинали в отдельном кабинете в Вайроне, тот рассказал ему, что у Крови есть дочь, лицо которой похоже на череп, и говорить с ней — все равно, что говорить с черепом. Вот у Дрофы лицо — совсем другое дело, хотя она жива, а Дрофа мертв, и его лицо действительно превратилось в череп. Лицо отца Мукор, дряблое лицо Крови, совсем другое — мягкое, красное и потное, даже когда он говорит, что тот или другой бык должен заплатить.
Но этот Гелада тоже превратился в череп, как будто он, а не Кровь, был отцом этой шлюхи Мукор — безбородый, как и любой череп, или почти безбородый, с серо-белыми грязными костями, отчетливо видными даже в вонючем желтом свете потайного фонаря; просто говорящий труп с маленьким круглым брюхом, локтями, большими чем руки, и плечами, похожими на вешалки для полотенец. В руке он держал потайной фонарь, а маленький лук, похожий на детский и сделанный из костей, скрепленных сыромятными кожаными полосками, лежал у его ног вместе со стрелами, старым ножом Плотвы — тем самым, с широким лезвием — и рядом со старой головой Плотвы, с которой исчезла старая фуражка; растрепанные белые волосы старого рыбака казались короной, а чистые белые кости его руки, наполовину очищенные от плоти, были белее, чем его старые глаза, белее всего в витке.
— Тебе хреново, Гагарка?
— Ага, немного. — Гагарка тяжело опустился на пол туннеля рядом с телом Плотвы.
— У него было перо. — Быстро наклонившись, Гелада поднял нож Плотвы. — Я сохранил.
— Точняк. — Рукав тяжелой голубой туники Плотвы был отрезан, из его предплечья и плеча были вырезаны узкие полосы. Орев спрыгнул с плеча Гагарки и внимательно изучил работу.
— Не клюй, — предупредил его Гагарка.
— Бедн птица!
— Взял пару ломтей. Ты тоже смогешь, когда будем выходить.
— Сохрани для себя. Тебе они понадобятся.
Уголком глаза Гагарка увидел, как Синель чертит знак сложения.
— Высочайший Гиеракс, Темный Бог, Бог Смерти…
— Он сопротивлялся?
— Почти нет. Встал за ним. Накинул удавку на шею. Хорошо умею. Знаешь Мандрила?
— Зажги фонарь, — сказал Гагарка, не глядя на него. — Палустрия, вроде бы я слышал.
— Мой кузен. Здорово работал с ней. Что с Водяной чумой?
— Дохлая. Как и ты. — Гагарка выпрямился и вонзил свой нож в округлый живот. Кончик прошел под ребрами и вверх, прямо в сердце.
Глаза и рот Гелады широко открылись. Какое-то мгновение он пытался схватить Гагарку за запястье, чтобы вытащить клинок, который уже закончил его жизнь. Потайной фонарь со стуком упал на коркамень, за ним старый нож Плотвы, и на них обрушилась темнота.
— Тесак!
Гагарка почувствовал, как ноги Гелады ослабли и тело