Гапур — тезка героя - Ахмет Ведзижев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иди сюда, шайтан! — закричала она.
Ну, сейчас мне достанется на орехи!
— Ради бога, не трогайте его, Хагоз! — Мама Сулеймана схватила бабушку за руку. — Вы же понимаете, дело не в кульке соли. Я просто хотела вас предостеречь: нельзя мальчику ездить на таком бешеном коне! Большая беда может случиться!..
Я опустил голову и молчал. Вы думаете, я жалел Сулеймана? Нисколько! У меня и тени сомнения не было, что я поступил правильно, наказав его. В конце концов, разве не Сулейман посмеялся надо мной в тот день, когда тетя Напсат угощала нас чапилгашами? Сулейман! И «судьей» еще меня обзывал. И кричал «Це модж». Так что попало ему за дело!
А сейчас, признаюсь, я на Сулеймана еще больше злился. Почему я не наябедничал бабушке, не сказал ей, кто подставил мне синяк под глазом? Потому что я — мужчина, я свою обиду в сердце ношу. А Сулейман — курица-несушка, вот кто!
Но тетю Напсат я жалел. Она всегда ко мне хорошо относилась. Так за что же ей страдать? Ей соль была нужна, а я эту соль скормил коню Инала…
У меня даже такая мысль мелькнула: если б около сельмага я вспомнил о тете Напсат и понял, как она будет переживать из-за этой истории, я, может быть, и помиловал бы Сулеймана…
Тетя Напсат ушла, но бабушка еще долго косилась на меня и ворчала, что я — ее горе, что если она и умрет, то не по воле аллаха, а из-за меня.
ОСЛИК, КОТОРЫЙ СТОИЛ ДЕШЕВЛЕ ЧЕРЕМШИ
Уже начало темнеть, когда с улицы мужской голос позвал бабушку:
— Тетушка Хагоз, вы дома?
Бабушка поспешила во двор. Мне было любопытно, кто пришел, и я выскочил вслед за ней. У калитки стоял Касум.
— Добрый вечер, тетушка Хагоз! — вежливо сказал он. Бабушка ответила. Но сказать «добрый вечер» Касуму, которого она и в глаза и за глаза честила вором и мошенником, она не хотела. Поэтому она произнесла что-то нечленораздельное, лишь отдаленно похожее на приветствие.
— Тетушка Хагоз, — ничуть не смутился Касум, — я слышал, вы продаете ослика?
— Продаю, — ответила бабушка.
— А можно на него поглядеть?
— Почему же нельзя — можно…
Бабушка направилась к сараю и через минуту вывела во двор низкорослого осла. Я видел ослов черных, как сажа, и белых, как молоко, коричневых, как шоколадные конфеты, и желтых, как мед. Но этот был необыкновенный: тускло-серебристый, что ли. Мне он из-за цвета даже понравился.
— Хороший ослик? — спросил Касум, пренебрежительно поджав губы и усмехаясь. Он делал вид, что спрашивает о качествах ослика лишь из вежливости, а на самом деле ему, мол, все ясно: ослик дешевле черемши стоит.
«Вот хитрец так хитрец! — подумал я. — Только бабушка еще хитрее! Она тебя сразу раскусит!»
— Спрашиваешь, хороший? — Бабушка пожала плечами. — Не знаю, в скачках он не участвовал. И как он насчет джигитовки — сказать не берусь…
— Ладно, ладно, — заговорил Касум. — Я и так вижу: ослик неплохой…
— А видишь — чего же спрашиваешь? — Бабушка ни за что не хотела упустить случая лишний раз кольнуть Касума. — Знаешь ведь, как ингуши говорят: «Веревка должна быть длинной, а речь — короткой». Или забыл эту пословицу?
Касум не ответил. Помолчав, он произнес:
— Дорого будет стоить твой ослик?
— Двадцать рублей, — ответила бабушка. — Дешевле черемши… Если хочешь знать, мой племянник заплатил за него сорок, но мне недосуг с ним возиться — вот и уступаю…
— А если пятнадцать? — быстро сказал Касум.
— За пятнадцать я его себе оставлю! — так же быстро ответила бабушка.
«Пусть остается», — решил я. Мне действительно вдруг захотелось, чтобы этот серебристый ослик остался у нас. Конечно, до лошади ему далеко: нет у него настоящей стати и с ветром наперегонки он не пойдет, а все-таки он живой, настоящий!
— Ладно, — сказал Касум, протягивая руку к уздечке. — Я его покупаю…
— Уздечку-то оставь, — предупредила бабушка.
— Я с уздечкой покупаю!
— Нет, — твердо сказала бабушка. — Уздечку я не отдам.
— Тогда уступите в цене, тетушка Хагоз…
Бабушка посмотрела на Касума долгим взглядом и вдруг, круто повернувшись, потащила осла к сараю.
— Хорошо, тетушка Хагоз! — крикнул Касум. — Беру без уздечки!..
Я знаю, почему бабушка не пожелала расстаться с уздечкой. Есть у ингушей поверье: продаешь корову, лошадь или осла — оставь себе уздечку, тогда скотина у тебя не переведется. А коли отдашь уздечку — пусто будет в хлеву…
Касум накинул на голову осла веревку и повел его к воротам. Осел не упрямился, шел за своим новым хозяином. Только за воротами он неожиданно поднял морду и затрубил: «И-аа, и-аа!»
Жалобно так трубил, будто со мной и бабушкой прощался. Пусть говорят, что хотят, а я думаю, что животные понимают, где им хорошо, а где — плохо.
ПЯТЫЙ ДЕНЬ КАНИКУЛ
С утра пораньше я взялся за «Амбарную книгу». Давненько я над ней не сидел. Сколько событий — веселых и грустных — произошло за эти несколько дней, а я их никак не отразил!
Я мысленно перебрал главные события: создание группового портрета, тренировка на футбольном поле, ссора с Сулейманом…
Как смотреть на эти события? Глазами дяди или все-таки своими?
Беда мне с этой «Амбарной книгой»! Сидя над ней, особенно ясно ощущаешь, что дядина правда — одна, а моя — другая. У меня есть своя правда, и я был бы рад говорить о ней в полный голос не только во второй части «Амбарной книги», которую я готовлю для Гамида Башировича, но и в первой, разбитой на шесть колонок…
Я вздохнул. Проще всего было бы
