Капитан Сорвиголова - Луи Буссенар

Мина, заложенная на путях английскими саперами, сработала безошибочно, и теперь должна была последовать атака. Место вокруг было совершенно безлюдное, и помощи ждать не приходилось.

Стальная обшивка вагонов была недостаточно толстой, чтобы служить надежной защитой при обстреле, но все же до некоторой степени предохраняла от пуль. Охрана поезда насчитывала до пятидесяти буров, которые не собирались дешево продавать свою жизнь.

Ожидая диверсий на путях, буры прицепили впереди локомотива пустой вагон и тендер с углем, и эта предосторожность себя оправдала: развороченный взрывом вагон слетел под откос, а тендер рухнул набок, загородив путь паровозу, который почти не пострадал. Беда была в том, что колеса следующего за локомотивом вагона соскочили с рельсов и врезались в землю по самые оси. В результате паровоз не мог двинуться ни вперед, ни назад.

Тем временем англичане, расположившиеся в укрытиях по обе стороны железнодорожного полотна, открыли огонь. Охрана поезда ответила, а машинист полез под локомотив, чтобы выяснить, насколько взрыв повредил рельсовый путь.

Два отрезка пути длиной в несколько метров были вырваны подчистую. Их можно было заменить: в последнем вагоне находился запас рельсов, но самое сложное – каким-то образом сбросить с путей сошедший с рельсов вагон, чтобы дать задний ход. Одна группа буров занялась ремонтом пути, другая – забралась под вагон, чтобы попытаться, выгребая землю из-под увязших колес, свалить его с насыпи.

Тем временем англичане не унимались, и вскоре двое буров получили тяжелые ранения.

Сорвиголова и Фанфан кипели от бешенства. Впервые в жизни они оказались в положении, когда не имели права подвергать себя ни малейшему риску, пока не вручат генералу Жуберу пакет Кронье. Сорвиголова вел огонь из-за прикрытия, хотя это никак не сказывалось на его меткости.

Наконец бурам удалось уложить под локомотивом новые рельсы. Теперь все зависело от того, сможет ли он дать задний ход, разогнаться и, ударив с ходу в тендер, сбросить его под откос.

Почти все буры занялись спасением поезда, огонь с их стороны ослабел, и англичане осмелели. Их кавалеристы гарцевали на расстоянии револьверного выстрела от вагонов.

– Опять уланы! – пробормотал Сорвиголова.

Улан было около сотни. Две трети из них спешились и открыли стрельбу по бурам, работавшим на пути. Пришлось оставить работу и взяться за ружья. Вокруг взорванного поезда завязалось настоящее сражение. Англичане упорствовали и несли чувствительные потери, уже можно было заметить замешательство в их рядах, когда к ним подоспело подкрепление. Положение буров стало критическим.

Несколько лошадей без всадников, испуганных выстрелами, бешено носились по велду. Одна из них запуталась в болтающихся поводьях и упала в пятидесяти шагах от поезда. Жан Грандье мгновенно вскочил.

– Куда? Ты в своем уме? – успел крикнуть ему вслед Фанфан.

– Нам с ними не справиться. Выкручивайся, как сумеешь, а я попытаюсь прорваться. Прощай, Фанфан!

В эту минуту Сорвиголова думал только о поручении Кронье. Спрыгнув с площадки вагона, он бросился к упавшей лошади. Пули свистели вокруг, но Жан, не обращая внимания на эту музыку, освободил ноги животного от поводьев, и лошадь тотчас вскочила. Сорвиголова прыгнул в седло и послал ее галопом в ту сторону, где находился Ледисмит.

Вдогонку ему ударили двадцать карабинов. Внезапно Сорвиголова странно дернулся в седле, покачнулся, но тут же выпрямился, вскрикнув не то от боли, не то от бешенства. Он продолжал мчаться вдоль подножия утесов, среди которых змеилась река Клип.

– Браво, Сорвиголова! – закричал, сияя от гордости за своего командира, Фанфан.

Но уже в следующую секунду мысли его приняли совсем другое направление. «Все-таки нам не выкарабкаться, – размышлял Фанфан, – если в ближайшие полчаса к нам не подоспеет помощь… Эх, попадись и мне какой-никакой конек, уж я бы тоже не оплошал. Да что поделаешь – нет его! Придется, видать, самому поработать мозгами».

В эту минуту грянуло «ура!»: бурам наконец удалось пустить под откос сошедший с рельсов вагон. Путь назад был открыт. Машинист дал задний ход, чтобы сдвинуть вагоны и сцепить их между собой, а затем, набрав скорость и рискуя разбить паровоз, пустил его полным ходом вперед. Первый удар лишь немного сдвинул тендер, но уже второй сбросил тяжелую махину с насыпи.

Казалось, мужество и сверхчеловеческие усилия буров не пропали даром: оружие и боеприпасы, которыми был нагружен поезд, спасены.

Машинист дал полный ход. Поезд понесся вперед на всех парах, но за ближайшим поворотом налетел на огромный обломок скалы, сброшенный на рельсы. Этот удар оказался намного сильнее первого. Он повредил котел паровоза, из пробоин повалили густые облака пара.

– Ну, теперь все! – охнул Фанфан. – Пришел и твой черед продемонстрировать собственный номер.

И пока англичане вели огонь по окончательно застрявшему составу, Фанфан стал осторожно пробираться к паровозу…

Тем временем Сорвиголова мчался к бурским аванпостам, слабея с каждой минутой. От боли в груди он едва дышал. Ему приходилось напрягать всю волю, чтобы удержаться в седле. Мучительная жажда терзала юношу – в эту минуту он готов был отдать остаток жизни за стакан холодной воды. На секунду он выпустил поводья из рук, достал носовой платок и, просунув под куртку, зажал им рану. Внезапно ему почудилось, что впереди виднеются бурские траншеи.

Так и есть: над валом свежевырытой земли мелькнула дюжина желтоватых вспышек, и над его головой засвистели пули. Выхватив из-за пазухи платок, Жан отчаянно замахал им. Огонь прекратился, из траншей выскочили люди и побежали навстречу странному всаднику.

Сорвиголова собрал последние силы, чтобы держаться в седле. Он осадил коня, которого буры мгновенно подхватили под уздцы. Посыпались вопросы.

– Я капитан Сорвиголова, – с трудом проговорил Жан. – При мне пакет для генерала Жубера от Кронье. Поезд, на котором я ехал, атакуют англичане… Это в пяти километрах отсюда.

Буры наконец заметили кровь, темным пятном выступившую на его куртке.

– Вы ранены?.. Нужна помощь?

– Ведите меня к генералу Жуберу.

– Сейчас он в Нихолсонснеке, это совсем рядом…

«Рядом» означает у буров по меньшей мере километр. В сопровождении нескольких всадников Жан Грандье направился к генералу. Наконец показалась большая палатка, над которой развевался флаг. Через открытые по́лы было видно, что она полна людей.

Сорвиголова, сделав отчаянное усилие, слез с коня и твердым шагом, но с искаженным от боли лицом приблизился к генералу. Отдав честь, левой рукой он протянул ему обагренный кровью конверт и, не успев ничего сказать, рухнул навзничь.