Неизвестные Стругацкие. От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты - Светлана Бондаренко

— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Тора. — Убедил… Почти! — сейчас же добавил он, подняв палец.

— Теперь мальчик. Кир. Одиннадцать лет. Тут дело даже не в том. — Я стал загибать пальцы: — Панкратов, Альбина, мальчик Кир… в конце концов, и художница — хоть и напугалась вначале, но все же вернулась…

— Согласен, — сказал Тора. — Кстати, я не помню, там были еще дети?

— Были. У Григорянов двое детей — девяти и двенадцати лет. Эти напугались смертельно.

— Мальчики?

— Мальчик и девочка.

— Итак, дисперсия реакций, — произнес Тора с лицом, как мне показалось, нарочито каменным. — Бесспорно. Действительно, это бросается в глаза. А еще?

— А еще — сам характер паники, — сказал я. — И должен признаться, это не мне первому пришло в голову. Все-таки паника панике рознь. Эта паника, судя по результатам… То есть, судя по тому, что мне рассказали, это было, как если бы дьявол объявился в средневековой деревне. Полная потеря самоконтроля, причем устойчивая потеря. Ведь по крайней мере семеро бежали не только из Малой Пеши, они бежали с Земли!..

— Достаточно, — сказал он. — Понял. Это ты хорошо сказал: дьявол в средневековой деревне. Очень точное сравнение. Еще?

Я помотал головой.

— Больше ничего. Если там и было еще что-то замечательное, я не углядел.

Он кивнул и принялся молчать. Каждый раз после моего рапорта он довольно долго молчит: переваривает полученную информацию, сопоставляет ее с тем, что я упустил, и с тем, что мне не может быть известно, выстраивает свою версию события, и я не знаю, что еще происходит там, за этой гладкой смуглой маской с приятно приподнятыми уголками губ, весело и приветливо прищуренными глазами и широким лбом под коротким каштановым ежиком без единого седого волоса. В такие минуты он всегда напоминает мне какого-то древнего божка, лукавого и хулиганистого. От человека с таким выражением лица можно ожидать чего угодно. Например: он сейчас хохотнет, хлопнет в ладоши и воскликнет: „Слушай, они там придумали новый сорт пива! Пошли попробуем, а?“ Или: он станет вдруг мрачным до черноты и процедит с отвращением: „Ни к черту, безобразно, давай начинать все с начала!“ Но на самом деле, конечно, если я хоть что-нибудь в нем понимаю, если хоть чего-нибудь стоит опыт нашей с ним работы, он должен сейчас сказать: „Ну, и как ты все это объясняешь?“

Что ж, сегодня я готов к ответу. И кроме самой общей версии у меня есть для него подарочек с изюминкой. Я спрошу его: „Скажите, Тора, знаете ли вы, чем занимается Флеминг в Нижней Пеше?“ В ответ он что-нибудь сострит или съязвит. Он, конечно, не может знать, чем занимается Флеминг в Нижней Пеше, я и сам узнал это всего час назад и совершенно случайно: подслушал. На этой работе я иногда подслушиваю. Так вот, когда он сострит, я снисходительно улыбнусь и скажу: „Нет, Тора. Флеминг пытается там воссоздать наивероятнейший облик наших обожаемых Странников. Они там собрали всю информацию, которая имеется по этому поводу, загнали ее в свои котлы и теперь варят, надеясь получить на выходе хотя бы муляж…“ По-моему, это должно произвести на него впечатление. Если мне очень повезет, это должно даже ошарашить его. Конечно, сам по себе этот любопытный факт ничего в нашей истории не проясняет. Но согласитесь, он открывает некие новые перспективы и вообще наводит на размышления.

Тора сказал:

— Институт Чудаков — тебе знакомо такое словосочетание?

— Да. — Я ощетинился, предчувствуя очередную остроту. Нет, никогда мне не понять этого человека, никакой опыт не научит меня и не поможет. Он не собирался острить. Он не интересовался, как я объясняю события в Малой Пеше. Он, кажется, вообще забыл вдруг про Малую Пешу. Он даже не поблагодарил меня за работу, как неизбежно делал это прежде. Он сказал:

— Тебе придется отправиться к ним в Харьков. Не возражаешь?

— У меня же еще эта статистика. Или это вас тоже больше не интересует?

Он поднял бровь.

— В каком смысле „тоже“?

— Ну, инцидент в Малой Пеше вами исчерпан? Вопросов больше нет?

Он вдруг перестал приятно улыбаться.

— Ты можешь мне еще что-нибудь добавить?

— Могу, — сказал я. — Но я не уверен, что это вам интересно. Его вдруг словно прорвало.

— Слушай-ка, голубчик, — прошипел он. — Давай-ка без дурацких обид! Что это за детский сад: уверен, что интересно, не уверен, что интересно… Когда я докладываю президенту… — Он замолчал. — Выкладывай.

Я рассказал ему об очередной затее Флеминга.

— Ну и что? — сказал он.

— Не знаю, — сказал я. — Но мне кажется, что это совершенно новый подход, а значит — совершенно новая технология, а значит…

— Понял. Может быть. Организуй срочный официальный запрос Флемингу, Горбатскому, Бюргермайеру. Пусть пришлют заключения по поводу энергетики и всего прочего. Пусть сообщат, кто из них дошел до этого уровня… Между прочим, сам мог бы догадаться послать.

— А я и догадался, — сказал я мстительно. — Еще из Пеши.

Несколько секунд он смотрел на меня с непривычным выражением. По-моему, это была смесь бешенства и одобрения. Мне даже страшновато стало. Никогда еще не видел я его таким, как сейчас. Потом уголки губ его снова приподнялись, и он снова превратился в древнего божка, лукавого и хулиганистого.

— Чтобы не было обид, — сказал он, — давай условимся. Все, что произошло в Малой Пеше, уже произошло. Нам остается сделать выводы. И мы с тобой их сделаем. Потерпи немного. Не сучи ножками.

Я ничего не стал говорить. Все-таки я не люблю его.

— Теперь о статистике, — продолжал он. — В каком она у тебя положении?

— Примерно полдела сделано.

— Хорошо. Поработай еще сегодня, а завтра, перед тем как отправляться в Харьков, передашь мне основные результаты. Там вообще-то есть хоть что-нибудь интересное?

— На мой взгляд — да. Правда, придется, наверное, посылать дополнительные запросы, но это уже на ваше усмотрение.

— Теперь слушай новую задачу. Институт Чудаков. Оказывается, около года тому назад на Землю прибыл с частным визитом некто Колдун, удивительный мутант с планеты Саракш, пожелавший ознакомиться с нашей цивилизацией. Принимал его институт Чудаков, который, естественно, решил воспользоваться случаем и произвести все возможные исследования этого поразительного феномена. В чем состояла эта феноменальность, я со слов Торы получил лишь весьма смутное впечатление: ясновидец, ридер, психократ, а паче всего — „сапиенс, способный при виде капли воды сделать вывод о существовании океана“. Этот Колдун, оказывается, нужен был нам сейчас позарез. Проблема же состояла в том, что, пробывши четыре дня на Земле, он вернулся к себе на Саракш и там исчез, словно растворился в тамошних жутких радиоактивных джунглях. На протяжении последнего месяца Прогрессоры на Саракше пытаются (по просьбе Торы) выйти на связь с Колдуном, и у них ничего не получается. То ли Колдуна здесь на Земле мы как-то, сами того не ведая, обидели; то ли после своего визита он потерял всякий к нам интерес; то ли еще что-нибудь, специфически Колдуново и потому нам не представимое… Короче говоря, мне надлежало отправиться в институт Чудаков, поднять там все доступные материалы по обследованию Колдуна, переговорить со всеми сотрудниками, которые имели с ним дело, и попытаться понять, не произошло ли что-нибудь странное с Колдуном в этом институте, не сохранились ли какие-нибудь странные отзывы его о Земле и наших порядках, не совершал ли он каких-нибудь поступков, в то время оставшихся без внимания, а ныне представляющихся в новом свете…

— Психократ — это что такое? — деловито спросил я, когда Тора замолчал.

Он прищурился.

— Психократ — это общее название для существ, способных подчинять себе чужую психику.

— А, это вроде мохнатого слонопотама?

— Мохнатый слонопотам — это что такое? — спросил он, не моргнув глазом.

Не удержавшись, я рассмеялся.

— Простите, Тора, — сказал я, — но это в самом деле какое-то странное задание.

— А у нас в КОМКОНе все задания странные, пора бы и привыкнуть.

— Но не до такой же степени!

— Именно до такой! Будем искать колдуна. Настоящего колдуна, заметь, я с ним знаком, он настоящий колдун, с говорящей птицей на плече и прочими причиндалами… Да еще колдун с другой планеты! И нужный нам позарез.

— Возможный союзник, — проговорил я, не удержавшись.

Он снова перестал улыбаться. Он не любил, когда я показывал, что догадываюсь, чем мы с ним занимаемся.

— Имей в виду, что в Харькове ты будешь выступать как сотрудник Большого КОМКОНа. Это не прикрытие, поисками Колдуна действительно занимается Большой КОМКОН.

— Хорошо, — сказал я.

— Есть какие-нибудь вопросы?

— Нет. Пока нет.

— Ты сейчас домой? Или будешь работать?

— Я буду работать, — сказал я. — До семнадцати, не позже. А потом поеду домой и буду все время дома.