Книга для родителей - Антон Макаренко

Узнав о новом скандале, Евгения Алексеевна долго ходила из комнаты в комнату, молча любовалась узором на скатерти, потом нашла в столовой забытую на столе бутылочку с уксусом и долго рассматривала белые фигурные буквы на темно-синем фоне этикетки. Края этикетки были желтые, и было там написано много разных слов; она увлеклась одним: "мособлпищепромсоюз". В ее глазах сверкнула даже улыбка иронии: не так легко было перевести это слово на обыкновенный язык: московский областной пищепромышленный союз. А может быть, и не так, пищепромышленный как-то нехорошо. Ее глаза остановились на скромной виньетке, удивились ее простоте.

Осторожно поставив бутылочку на стол, она вышла на лестницу, спустилась вниз и позвонила к Коротковым. Там выслушала жалкий бабий равнодушный лепет избитой жены, глядела на нее сухими воспаленными глазами и ушла, не чувствуя ни своего тела, ни своей души.

Поднимаясь по лестнице, она неожиданно для себя толкнула дверь Горохова. Ее никто не встретил. В первой комнате сидела девочка лет четырех6 прямо на голом грязном полу, и перебирала табачные коробки. Во второй комнате за письменным столом она увидела самого горохова. Это был мкаленький человек с узким носиком. Он удивленно поднял голову к Евгении Алексеевне и по привычке приветливо улыбнулся, но заметил что-то странное в ее горящих глазах и привстал. Евгения Алексеевна прислонилась плечом к двери и сказала, не помня себя:

- Знаешь что? Знаешь что, мерзавец? Я сейчас напишу в газету.

Он смотрел на нее зло и растерянно, потом положил ручку на стол и отодвинул кресло одной рукой.

Она быстро подалась к нему и крикнула:

- Все напишу, вот увидишь, скотина!

Ей показалось, что он хочет ее ударить. Она бросилась вон из комнаты, но страха у нее не было, ее переполняли гнев и жажда мести. Влетев в свою комнату, она сразу же открыл ящик письменного стола и достала бумагу. Игорь сидел на ковре и раскладывал палочки, проверяя их длину. Увидев мать, Игорь бросил работу и подошел к ней:

- Мама, ты получила деньги?

- Какие деньги? - спросила она.

- От отца. Папины деньги получила?

Евгения Алексеевна бросила удивленный взгляд на сына. У него вздрагивала губа. Но Евгения Алексеевна думала все-таки о Горохове.

- Получила, а тебе что нужно?

- Мне нужно купить "конструктор". Это игра. Мне нужно. Стоит тридцать рублей.

- Хорошо... А при чем папины деньги? Деньги все одинаковы.

- Нет, не одинаковы. То твои деньги, а то мои!

Мать пораженная смотрела на сына. Все слова куда-то провалились.

- Ты чего на меня смотришь? - сгримасничал Игорь. - Деньги эти папа для нас дает. они наши, а мне нужно купить "конструктор"... И давай!

Лицо у Игоря было ужасно: это было соединение наглости, глупости и бесстыдства. Евгения Алексеевна побледнела, отвалилась на спинку стула, но увидела приготовленный листик бумаги и... все поняла. В самой глубине души стало тихо. Не делая ни одного лишнего движения, ничего не выражая на белом лице, она из стола достала пачку десяткок и положила на стекло. Потом сказала Игорю, вкладывая в каждое слово тот грохот, который только что прокатился в душе:

- щенок! Вот деньги, видишь? Говори, видишь?

- Вижу, - сказал тихо испуганный Игорь, не трогаясь с места, как будто его ноги приклеились к полу.

- Смотри!

Евгения Алексеевна на том же заготовленном листке бумаги написала несколько строк.

- Слушай, что я написала:

"Гражданину Жукову.

Возвращаю поступившие от вас деньги. Больше посылать не трудитесь. Лучше голодать, чем принимать помощь от такого, как вы. Е".

Не отрываясь взглядом от лица сына, она запечатал деньги и записку в конверт. У Игоря было прежнее испуганное выражение, но в глазах уже заиграли искорки вдохновенного интереса.

- Этот пакет ты отнесешь этому гражданину, который бросил тебя, а теперь подкупил тебя старым ножиком. Отнесешь к нему на службу. Понял?

Игорь кивнул головой.

- Отнесешь и отдашь швейцару. Никаких разговоров с от... с Жуковым.

Игорь снова кивнул головой. Он уже разрумянивался на глазах и следил за матерью, как за творящимся чудом.

Евгения Алексеевна вспомнила, что-то еще нужно сделать...

- Ага! Там рядом редакция газеты... Впрочем, это я отправлю по почте.

- А зачем газета? Тоже о... этом... Жу...

- О Горохове. Напишу о горохове!

- Ой, мамочка! И ногами бил, и линейкой! Ты напишешь?

Она с недоверием присматривалась к Игорю. Мать не хотела верить его сочувствию. Но Игорь серьезно и горячо смотрел ей в глаза.

- Ну, иди, - сказала она сдержанно.

Он выбежал из комнаты, не надевая кепки. Евгения Алексеевна подошла к окну и видела, как он быстро перебегал улицу, в его руке белел конверт, в котором она возвращала жизни свое унижение. Она открыла окно. На небе происходило оживленное движение: от горизонта шли грозовые тучи. Главные их силы мрачно чернели, а впереди клубились веселые белые разведчики; далеко еще ворчал гром, от него в комнату входила прохлада. Евгения Алексеевна глубоко вздохнула и села писать письмо в газету. Гнева в ней уже не было, но была холодная, уверенная жесткость.

Игорь возвратился через полчаса. Он вошел подтянутый и бодрый, стал в дверях и сказал звонко:

- Все сделал, мама!

Мать с непривычной, новой радостью взяла его за плечи. Он отвел было глаза, но сейчас же глянул ей в лицо чистым карим лучом и сказал:

- Знаешь что? Я и ножик отдал.

Письмо Евгении Алексеевны в газету имело большой резонанс, ее личность вдруг стала в центре общественного внимания. К ней приезжали познакомиться и поговорить. Целый день звонил телефон. Она не вполне ясно ощущала все происходящее, было только понятно, что случилось что-то важное и определяющее. Она в особенности убедилась в этом, когда поговорила с Жуковым.

- Слушайте, как я должен принять вашу записку?

Евгения Алексеевна улыбнулась в трубку:

- Примите это как пощечину.

Жуков крякнул в телефон, но она прекратила разговор.

Ей захотелось жить и быть среди людей. И люди теперь окружили ее вниманием. Игорь ходил за матерью, как паж, и осматривался вокруг с гордостью. Никто с ним не говорил об отце, все интересовались Евгенией Алексеевной, как автором письма о Горохове. Игорь сказал ей:

- Они все про горохова, а про нас с тобой ничего и не знают. Правда?

Мать ответила:

- Правда, Игорь. Только ты еще помоги мне. Займись, пожалуйста, Ольгой, она совсем распустилась.

Игорь немедленно занялся. Он через окно вызвал Ольгу со двора и сказал ей:

- Слушайте, уважаемый товарищ Ольга! Довольно вам дурака валять!

Ольга направилась к двери. Игорь стал в дверях. Она глянула на Игоря:

- А как?

- Надо слушаться маму.

- А если я не хочу?

- Ну... видишь... теперь я над тобой начальник. Ты понимаешь?

Ольга кивнула головой и спросила:

- Ты начальник?

- Пойдем к маме...

- А если я не хочу?

- Это не пройдет, - улыбнулся Игорь.

- Не пройдет? - посмотрела на него лукаво.

- Нет.

С тем же безразличным выражением, с каким раньше Оля выходила от матери, сейчас она двинулась в обратном направлении. Игорь чувствовал, что над ней еще много работы.

У матери произошел разговор, имеющий директивный характер. Оля слушала невнимательно, но рядом с матерью стоял гордый Игорь, молчаливая фигура которого изображала законность.

дела вообще пошли интересно. Неожиданно вечером в их квартиру ввалился белокурый полный человек.

- Евгения Алексеевна! Вы такой шум подняли с этим Гороховым... Все только и говорят о вас. Я вот не утерпел, приехал.

- Ах, милый Дмитрий Дмитриевич, как это вы хорошо сделали, обрадовалась и похорошела Евгения Алексеевна. - Знакомьтесь, мои дети.

- Угу, - серьезно осклабился Дмитрий Дмитриевич. - Это, значит, Игорь? Симпатичное лицо. А это Оля. У нее тоже лицо симпатичное. А я к вам с серьезным разговором: дело, видите ли, в том, что я хочу жениться на Евгении Алексеевне.

Блондин умолк, стоял послерид комнаты и вопросительно посматривал на ребят.

- Дмитрий Дмитриевич, - смущенно сказала Евгения Алексеевна, надо бы со мной раньше поговорить...

- С вами мы всегда согласуем, а вот они, - сказал Дмитрий Дмитриевич.

- Господи, вы нахал!

- Нахал! - протяжно рассмеялась Ольга.

- Ну, так как, Игорь?

Игорь спросил:

- А какой вы?

- Я? Вот вопрос! Я - человек верный, весеоый. Мать вашу очень люблю. И вы мне нравитесь. Только на детей я строгий, - заурчал он басом.

- Ой, - запищала Оля радостно.

- Видите, она уже кричит, а ты еще держишься. Это потому, что ты мужчина. Ну, так как, Игорь, я тебе нравлюсь?

Игорь без улыбки ответил:

- Нравитесь. Только... вы нас бросать не будете?

- Вы меня не бросайте, голубчики! - прижал руку к груди Дмитрий Дмитриевич. - Вы меня не бросайте, круглого сироту!

Оля громко засмеялась:

- Сироту!

- Товарищи! Что это такое, в самом деле! Надо же меня спросить, взмолилась Евгения Алексеевна. - А вдруг я не захочу.