Уходящее время - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неваляев частенько упоминал Коко́ в разговорах с Лиз – жаловался, что тот не смог защитить от уголовного преследования или не предоставил компромат на министра, которого Неваляев намеревался разоблачить. Кто скрывается за этим псевдонимом, Лиз понятия не имела, ей это было ни к чему. Но вот как-то поехали отдохнуть в Италию, и там произошла якобы случайная встреча с Константином Докутовичем, одним из советников президента. О чём они там говорили, Лиз не знала – пришлось битый час слушать болтовню Нелли, супруги Костика. Однако на следующий день, после очередной встречи с Докутовичем, Неваляев не на шутку разошёлся, стал ругать Коко́ последними словами, мол, вроде вчера всё обсудили, ну а сегодня этот засранец упирается, говорит, что его возможности не безграничны. Тогда-то Лиз и поняла, кто есть кто.
Подобные ситуации известны – вот так неконтролируемый всплеск эмоций может привести к провалу ценного агента. Понятно, что Лиз никого не собиралась выдавать, и если бы не удалось мне кинодиву раскрутить, наверно, так бы и унесла этот секрет в могилу. Но тут другое интересно – кто на кого работает? То ли Коко́ на Неваляева, то ли совсем наоборот… Да по большому счёту мне без разницы, вот только хотелось бы понять, как связана с этим гибель мужа Карины и какова в этом деле роль Анны.
Среди прочего Лиз сообщила мне о том, что у Неваляева есть компромат на Докутовича – якобы записал их весьма откровенный разговор. Будь это в России, там такое невозможно – наверняка перед каждой встречей спецы проверяли помещение на наличие «прослушки» и т.п. А тут закрепил крохотную видеокамеру на ветке олеандра, под которым они сидели, и все дела. Ну кому в голову придёт, что такую «свинью» могут подложить в цивилизованной Италии? Что ж, наличие компромата на Коко́ – это аргумент в пользу первой версии, то есть Коко́ на крючке у Неваляева. Хотя, если оценить интеллектуальные и прочие возможности Лёни, это вряд ли. Скорее всего, есть более опытная рука, но это уже за пределами моих интересов, пусть этим спецслужбы занимаются.
О Докутовиче я уже потом в интернете прочитал. За что президент держал его при себе, мне не совсем понятно – видимо, Коко́ разбирался в экономике, что не удивительно, поскольку занимал должность вице-премьера ещё в прежнем правительстве России. Уже в то время он заслужил репутацию убеждённого либерала, все уши прожужжал про необходимость коренной приватизации. Давно надо было отправить его в отставку, однако похоже, что плодить униженных и оскорблённых президент не стал, опасаясь, что Докутович пополнит ряды непримиримой оппозиции.
Так что же теперь делать – написать донос? Положим, если президенту напишу, письмо попадёт в Администрацию, но там сдавать своих не станут. А связываться с ФСБ – себе дороже. Начнут копать, что, да как, откуда информация? Так ничего и не решил.
Одно успокаивает – сюжет для сценария получается занятный, а если бы не это, мой визит в Москву даже с натяжкой не назвать удачным. В самом деле, не для того же я приехал, чтобы с Анной переспать. Впрочем, что касается меня, это вовсе не банальная интрижка. А вот Анна… Кто я для неё? И вот ещё один вопрос, на который пока нет у меня ответа – как совместить несовместимое? Не могу же раздвоиться – одна часть останется с Катрин, а другая половина будет с Анной. Ох, и наворотил же дел! И Анну не хочу обидеть и с Катрин не могу так поступить, чтобы потом муки совести терзали.
Я вспомнил, с чего всё начиналось много лет назад. Был поздний вечер. Да нет, какое там – уже ночь. Матерясь через каждые несколько шагов, я шёл к себе домой. В мозгу свербила одна мысль: и чёрт меня дёрнул пойти на эту встречу! Надо же, купился уже в который раз! Накануне сообщили… нет, кажется, это я сам где-то в интернете откопал. В общем, речь шла о том, что некая продвинутая в делах театра дама намерена просветить погрязшую в заблуждениях публику. Чем и каким образом она собиралась просвещать, это оставалось за кадром. Но поскольку театральные события имели кое-какое, пускай самое нежное, ни к чему не обязывающее касательство к тому, чем я занимался… Словом, собрался и поехал.
Уютный подвальчик в тихом уголке Москвы поблизости от Малой Бронной. Небольшой зал на полсотни мест. На маленьком экране показывают кадры из старых немых фильмов – допотопные автомобильчики, мужики во фраках, дамы в кринолинах. И чудесный джаз! Ну и пару глотков выдержанного виски. А ещё вежливые, обходительные официантки. «Прехорошенькая!» – так подумал, глядя на снующую между столиками миниатюрную девицу в туго обтягивающих стройные ноги джинсах. Ну надо ли ещё объяснять? Атмосфера как нельзя более располагала к тому, чтобы, получив заряд свежих впечатлений, выдать потом что-нибудь невероятное! С этим как раз в последнее время возникли затруднения. Словно бы то неведомое Нечто, которое в минуты вдохновения подсказывало – делай вот так и так… словно бы оно начисто забыло о том, что есть на свете такой Влад, никем не признанный художник, ещё менее успешный бизнесмен и уж совсем никудышный муж, судя по тому, что когда-то казалось более чем реальным, но почему-то не сбылось. Но об этом не хотелось вспоминать, потому что теперь всё это стало не существенным.
Важно было лишь то, что я слышал, что видел перед собой, ощущал, вдыхая дымный аромат сигареты. И было ещё одно обстоятельство. Там, наверху, если выйти из ресторана, повернуть направо и пройти несколько десятков шагов, стоял четырёхэтажный дом. В этом доме прошло моё детство, отрочество, юность и значительная часть того, что было уже потом. Было… И как ни странно, по-прежнему оставалось и радостью, и болью, даже ещё ближе и роднее становилось с течением лет. Да, видимо, поэтому и влекло сюда. Но теперь дом стоял совсем пустой – то ли предназначенный на слом, то ли кто-то присмотрел его для собственных нужд, а потом почувствовал, что он здесь совсем чужой, и отказался от своего намерения.
А между тем зал потихоньку заполнялся. Посетители, пока суть да дело, обсуждали будничные дела, кое-кто уже балдел после второй пинты пива, а дама всё не появлялась. Да лучше бы её вообще тут не было! Надо признать, что я без особого
