Человек за шкафом - Олег Рой

Все это на самом деле было неправдой, вернее, правдой только отчасти. И грибы со Сретенки, и куриные котлеты, и пирожные из «Праги» существовали в реальности, но их поглощала сама Зоя, даже не предлагая Антону. И кассеты на видеомагнитофоне она тоже смотрела сама – развалившись на диване, облачившись в бабушкин махровый халат, потягивая забытый родителями в баре финский вишневый ликер и куря прямо в комнате импортные сигареты из папиных запасов. Но Антона это вообще не волновало. Есть ему не хотелось, до сих пор кусок в горло не лез, да и составлять компанию Зое в просмотре тупых комедий и мелодрам, которые она выбирала, не было никакого желания.

В генеральской квартире Зоя выбрала для себя бывшую спальню Ольги и Ильи и навела там свой порядок. На одну стену наклеила фотообои с пляжем и пальмами, на другую повесила дорогой ковер, на кровать водрузила покрывало, все в ярких аляповатых узорах, подушек завела побольше, люстру прикупила хрустальную, с подвесками и с тех пор не могла налюбоваться на плоды своих трудов – ох, и красиво же получилось! Не спальня, а просто конфетка. Да и в остальных комнатах она порядок навела, кое-где обои сменила, занавески повсюду повесила новые, чтобы все стало красиво, ярко, как у людей – а не так блекло и уныло, как было при Ольге.

Антон всех этих перемен не замечал, ему было не до них. Жизнь для него все еще не имела звуков и красок, все ощущения от мира слились в единый неприятный шум, тупой, ровный и монотонный, точно гул работающего механизма. Целыми днями, пока Зои не было дома, он бродил по квартире как неприкаянный, а стоило тетке появиться, сразу уходил к себе в комнату. Поговорить было не с кем, телефонные звонки от знакомых родителей теперь раздавались все реже и реже. Этих людей можно было понять – у них была своя жизнь, свои неприятности, свои заботы, свои дети. К тому же они поверили Зое и думали, что о сыне их покойных друзей есть кому позаботиться. А раз так, то чего названивать-то, когда, положа руку на сердце, особо и не знаешь, о чем говорить с этим странным юношей? Антон не то чтобы понимал это, скорее чувствовал и не обижался.

Единственным человеком, с которым он иногда разговаривал, была их бывшая домработница Катерина. К тому времени она уже сильно сдала, состарилась, много болела. Но все равно иногда, когда не было дома Зои, которую Катерина почему-то невзлюбила с первого взгляда, она заглядывала в бывшую генеральскую квартиру, гладила Антошу по голове и говорила ему что-нибудь ласковое. Для Антона каждый ее визит был почти праздником, находясь рядом с Катериной, он даже на время переставал слышать этот жуткий монотонный шум, чуть не сводящий его с ума, который теперь сопровождал его жизнь вместо музыки.

Однажды Антон признался Катерине, что хотел бы съездить на кладбище к родным, но не может сделать этого один, обязательно заблудится. Катерина поговорила с Зоей, но та в ответ сказала, что ей сейчас абсолютно некогда. Тогда бывшая домработница с Тамарой взяли все на себя и в погожий осенний день втроем отправились на Новодевичье. Катерина с Тамарой подивились тому, как легко и быстро Антон, который только что не мог понять, как спуститься на эскалаторе и не знал, в какую сторону ехать в метро, сумел сориентироваться на кладбище и найти нужный участок. Катерина и Тамара положили на каждую из могил по скромной хризантеме и тактично оставили Антошу одного. Он просидел на скамейке долго, наверное, больше часу. А потом вдруг поднялся, повернул к ним изменившееся лицо и проговорил с изумлением и даже как будто с радостью:

– Она вернулась.

– Кто вернулся? – взволнованно спросила Тамара, которая испугалась, что Антон совсем лишился рассудка и ему померещились сейчас кто-то из его покойных родственниц, мать или бабушка.

Но Антон ответил совсем другое:

– Музыка… – тихо объяснил он. – Моя музыка.

Тамара совсем растерялась, не зная, что на это сказать. А Катерина выдохнула:

– Ну и слава богу.

И погладила Антона по вихрастой, давно не стриженной голове.

Вернувшись домой, Антон сразу сел за пианино и излил все, что накопилось у него в душе. Да, музыка вернулась к нему, и из-под пальцев снова полилась мелодия, в которой был и скорбный шелест осенних берез над кладбищенскими оградами, и умирающее на закате солнце, окрасившее багрянцем облака и сверкающее на монастырских куполах, и туман от Москвы-реки, и непроходящая боль потери, с которой Антон не умел справиться…

С тех пор он стал играть каждый день, и это очень не понравилось Зое. Сначала она просто рявкала:

– Хватит бренчать на своем дурацком пианино, бесит просто!

Но Антон не мог остановиться, даже если бы и захотел. Он столько времени жил без музыки и так изголодался по ней, что теперь был просто не способен существовать без нее. Зоя начала злиться из-за того, что племянник ее не слушает, стала орать, обзывала дебилом, кретином и идиотом. Антон попытался пойти ей навстречу, старался не садиться за инструмент, когда она была дома. Однако каждый раз, возвращаясь с работы, она слышала музыку уже на лестничной площадке, и это выводило ее из себя. Кончилось все тем, что однажды Зоя вызвала слесаря из ЖЭКа и приказала сделать две дужки на крышке пианино, не слушая робких возражений Антона, что это портит инструмент, и закрыла крышку на большой замок.

– Тетя Зоя, дайте мне ключ, – попросил Антон.

– Еще чего! – хмыкнула та. – Обойдешься.

– Но как же я буду играть? – Антон все еще не мог понять, что его лишили единственной радости и смысла жизни.

– «Как, как», – злорадно передразнила тетка. – Да никак, придурок! Задолбал уже своим бренчанием. Все, больше никакой музыки!

– Но как же так, тетя Зоя?.. Я ведь жить без нее не могу…

– Ну так и сдохни! – завопила женщина. – Туда тебе и дорога. Тьфу, дебил, глаза бы мои на тебя не глядели!

Схватила дедовский ремень и со всей злостью полоснула племянника по спине, вложив в этот удар всю годами накопленную зависть и ненависть к семье Назаровых.

Антон был поражен. До этого его никогда в жизни никто ни разу не ударил. В их семье телесные наказания никогда не практиковались, разве что Андрюшка в детстве иногда, когда уж очень расшалится, получал легкий шлепок по заднице. С Антошей же этого вовсе никогда не случалось – он и повода не подавал, и берегли его, такого особенного. Не имелось у него и никакого опыта детских и подростковых драк, ведь Антон очень мало общался с другими детьми, а если и контактировал с ними, то рядом всегда был Андрей, который никогда не дал бы никому в обиду младшего брата. Но теперь Андрея в жизни Антона больше не было. И заступиться за него тоже стало некому.

Большинство сверстников Антона на его месте, скорее всего, не позволили бы так с собой обращаться. Дали бы отпор, а от кого-то Зоя и сдачи бы получила. Но Антон был не из их числа. Из книг, хороших фильмов и объяснений родителей он твердо усвоил, что мужчина не должен поднимать руку на женщину, это некрасиво, отвратительно, недостойно. И потому он не нашел ничего лучше, чем убежать и спрятаться за шкаф. И только там он почувствовал себя в относительной безопасности. Зоя рванулась было за ним, попыталась вытащить его из укрытия, но не смогла, так как была полной женщиной и щель между шкафом и стеной оказалась слишком узка для нее.

– Ну ничего, все время ты там не просидишь, – пригрозила она. – Только попадись мне…

С тех пор издевательства над Антоном и физическая расправа над ним стали любимым развлечением почувствовавшей свою безнаказанность Зои. Чтобы соседям не было слышно его криков, она погромче включала магнитофон с записями худших образцов современной эстрады. Зоя была в курсе, что эти звуки для ее племянника не менее мучительны, чем удары ремня, и это доставляло ей неизмеримое удовольствие. Ощущение власти над человеческим существом пьянило и возбуждало ее сильнее, чем любая сексуальная стимуляция. Она наслаждалась сознанием того, что только от нее зависит, будет это существо страдать или нет. А если и будет страдать – что он сделает? Ей это даже было любопытно, она начала над племянником что-то вроде эксперимента, по жестокости сравнимого разве что с опытами фашистских ученых над военнопленными. Интересно, сколько страданий этот дебил сможет перенести так, как сейчас принимает ее побои – испуганно сжимаясь, что-то невнятно блея, но терпеливо снося все, что ей угодно будет с ним сотворить? Сделает ли он когда-нибудь хоть малейшую попытку дать отпор? Вряд ли, кишка у него тонка…

Зоя принялась избивать племянника каждый день, и спастись от нее можно было только за шкафом. Антон проводил там все больше времени. Хранившийся в «домике» осенний букет, подаренный когда-то братом, давно засох и потихоньку истлевал, но Антон все равно часто брал в руки, вдыхал пыльный запах и пытался представить, что всего этого ужаса на самом деле нет. Что, как прежде, все хорошо и все живы: и мама, и папа, и бабушка, и дедушка, и, конечно же, любимый брат Андрей. Андрей всегда за него заступался, наверняка он нашел бы способ защитить его и от Зои. Да и не было бы никакой Зои в их квартире, если бы здесь был Андрей…