Человек за шкафом - Олег Рой

Антон пришел в себя, только когда услышал, как вставляется ключ в замочную скважину входной двери. Сколько он играл? Как он успел закрыть пианино? Как сумел спрятать ключ и скрыться в своем убежище? Прыть-то откуда такая взялась?

– Я вроде музыку слышала, когда поднималась, – грозно сказала Зоя, подходя к фортепьяно и отметив, что замок на месте. – Ну-ка выйди!

Антон вышел.

– Ты, что ли, играл?

А он уставился в пол. Ни да ни нет. За что и получил оплеуху. К счастью, Зоя ничего не заподозрила – Антон и раньше, бывало, отмалчивался вместо того, чтобы ответить на ее вопрос. Ну что взять с умственно неполноценного? И как только брат мог зачать такого урода? Это все порченые гены этой девки, Ольги, которая увела у нее брата. Зоя с ненавистью посмотрела на племянника и прошипела сквозь зубы:

– Бегом на кухню жрать, и чтобы потом я тебя не видела!

Поначалу, когда Зоя еще только начала его третировать, Антон постоянно жутко хотел есть, но она не разрешала ему ничего брать из холодильника, избивала даже тогда, когда ей только казалось, что еды на кухне стало меньше. А потом чувство голода как-то притупилось. Он почти перестал есть и очень сильно похудел. Зоя даже забеспокоилась.

– Ты вообще ешь что-то? – спрашивала она. – Смотри мне, подохнешь за этим шкафом, кто мне пенсию за тебя платить будет? Еще и выгонят отсюда. Ну-ка вылазь!

Он выходил, она смотрела на него, на старые линялые тренировочные брюки, которые с него сползали, на тощие руки, на выпирающие локти, на лоб, красный оттого, что он прикасался к стенке шкафа, – видно, Антон только проснулся.

– А ты все дрыхнешь за своим шкафом! Люди вон работают, вкалывают, а ты сидишь на моей шее, дебил! Иди жри!..

И с ненавистью плескала ему в тарелку чуть теплый суп. Суп был сытный, на мясных обрезках, но с плавающей в нем противной перловкой. Антон с детства ненавидел крупы, все близкие знали об этом и относились с пониманием, особенно Катерина, которая всегда старалась готовить разнообразно. От Зои, разумеется, ничего подобного ждать не приходилось. Почти не жуя, быстрее, чтобы не видеть и не слышать эту женщину, которая даже поесть не давала спокойно, Антон торопливо впихивал в себя несколько ложек супа и почти бегом покидал кухню, чтобы скрываться за шкафом.

– Дебил! – слышал он за спиной. – Почему не доел до конца? У нас свиньи нет, доедать за тобой. Еще продукты из-за тебя выбрасывать приходится!

Но за шкафом уже ничто не мешало ему слушать его музыку, слышную только ему. Мысль о том, что можно выбраться из укрытия, когда тетка уйдет, и позволить этой музыке зазвучать, была восхитительна. За окном уже был ноябрь, и серое небо, казалось, навечно повисло над городом. Дождь барабанил по стеклу в такт мыслям Антона и рождал в его душе новые мелодии. Из щелей в рассохшихся рамах безжалостно дуло, батареи под окном не очень помогали. Зоя заклеила намыленной бумагой на зиму рамы в «своей» комнате, кухне и гостиной, где проводила много времени за просмотром телевизора и видеомагнитофона. Но заклеивать рамы и возле «убежища» племянника она принципиально не стала. Во-первых, не станет она ради дебила напрягаться, во-вторых, авось племянничек перемерзнет, схватит пневмонию и не доживет до весны. Однако Антон не чувствовал холода из-за жара, полыхавшего внутри: он снова мог играть.

С тех пор как Зоя чуть не застала его, он стал совершать вылазки осторожнее, рассчитывал время, когда она могла вернуться, и ставил будильник, чтобы за четверть часа до ее прихода успевать вернуть замок на крышку фортепиано – тогда музыки не будет слышно на лестнице.

Однажды шум входной двери раздался в неурочное время, и Антон страшно испугался. Но, к счастью, это пришла не Зоя, а Жора, ее сожитель, и не один, с какой-то женщиной. Стоя за шкафом, куда он еле успел спрятаться, Антон слышал их голоса.

– Вот тут я и живу, – хвастался Жора. – Ну че, как тебе хата? Отпад, да?

– Да, квартира клевая, – соглашалась женщина, судя по голосу, довольно молодая. – Запущена только, ремонт бы не помешал… И добра сколько… На целый антикварный магазин.

– А хошь, я тебе прикол покажу? Умрешь со смеху. Антоха, выходи! Да вылазь, не ссы, мы тебя не обидим.

Поколебавшись, юноша все-таки вышел из-за шкафа, и женщина аж вскрикнула:

– О, господи!.. Кто это еще? Худой какой, оборванный…

– Да он дебил, – пояснил Жора, будто эти слова могли объяснить состояние и облик юноши. – Он моей Зойки племянник, что ли… Сечешь – квартирка-то эта со всей начинкой его! А он, придурок, в щели за шкафом торчит. Зато на пианине лабает – чума! Ну-ка, Антоха, сбацай нам что-нибудь!

Антон замялся, стоял, опустив глаза. Играть для них не хотелось. И очень неловко было под взглядом этой действительно еще молодой, полной, слишком ярко одетой и накрашенной женщины, которая смотрела на него со смесью жалости и брезгливости.

– Давай-давай! А то влуплю так, что обсеришься! – прикрикнул на него Жора.

Антон открыл пианино и заиграл самую узнаваемую из вспомнившихся мелодий – «К Элизе» Бетховена. Но даже эта пьеса-багатель оказалась для его слушателей слишком сложной.

– Да ты, слышь, не то играй! – рявкнул Жора. – Веселое чего-нибудь забацай, вот это, знаешь…

И попытался напеть какой-то блатной мотивчик. Антон скривился.

– Отпусти ты его, – попросила женщина.

– Ну, как скажешь. – Жора захохотал, обнял ее за широкую талию, привлек к себе и цыкнул на Антона: – Дуй отсюда, придурок! Да не вздумай подглядывать!

Эта женщина приходила в отсутствие Зои еще несколько раз, а потом та случайно застала их и принялась вопить:

– Сволочь! Ты сюда еще потаскух водишь! Я тебя из дерьма вытащила, а ты! И-и-и!..

Дальше, судя по шуму, грохоту, крикам, ругани и женскому визгу, которые слышал притаившийся за шкафом Антон, произошло нечто уже совершенно безобразное. В конце концов толстую женщину Зоя из квартиры вытолкала, а Жора ушел сам, напоследок обозвав сожительницу словами, смысла которых Антон не знал, однако догадывался о нем.

Когда квартира опустела, Зоя рявкнула:

– Иди жрать!

Антон совершил ошибку – вылез. И тут же тетка, даже забыв в этот раз включить магнитофон, отходила его шваброй так, что разбила всего в кровь. Лупила за все – за Всеволода, за двадцать шесть шагов, за этого урода Жорку, которому она поверила, а он сюда шлюх водил… За то, что Антон сидит на ее шее. И за то, что он, скотина, настолько похож на Илью и только позорит его имя своим дебилизмом…

Потом она села на пол и разревелась. Антон, отползая, приостановился, посмотрел на нее, вытер нос, из которого текла кровь. Вдруг захотелось пожалеть ее. Пожалеть женщину, которая издевалась над ним. Пожалеть, потому что ее действительно стало жалко. Немолодая, некрасивая, несчастливая. И понятно, что те, кто к ней ходит, ходят не из теплых чувств, а только из-за того, что у нее большая квартира, деньги, много еды и выпивки, купленной на то, что она из этой квартиры продала. И она это в глубине души понимала. Пожалеть бы ее, но нет. Лучше за шкаф…

С тех пор тетка ходила как в воду опущенная, и даже Антону с его минимальным знанием жизни и людей было нетрудно догадаться, что творится у нее на душе. Вместе с исчезновением неверного сожителя развеялись Зоины надежды когда-нибудь устроить личную жизнь. Ведь как бы она ни бравировала тем, что «никакой замуж» ей не нужен, все равно ей, как любой женщине, хотелось семейного тепла, стабильности, постоянного мужчины, который будет заботиться о ней, выслушивать ее рассказы о произошедшем за день, обнимать, когда ей будет нужно почувствовать чью-то близость, поддерживать в неприятностях. Но зеркало слишком безжалостно показывало, что шансов на это нет – как ни одевайся, ни причесывайся и ни красься. Выработанная за столько лет привычка быть жесткой и жестокой укоренилась в Зое настолько, что чувствовалась за версту. А кто же захочет быть рядом и тем более оставаться долго с таким человеком? Только Антону приходилось, и только потому, что он не видел другого выхода. Временами он подумывал о побеге. Куда бежать, он не знал – лишь бы подальше от тетки, а там видно будет. Только как бежать? Из окна – высоко, четвертый этаж «сталинки» с высоченными потолками. А ключи от входной двери Зоя всегда держала при себе и никогда не оставляла, никому уже не доверяла.

Но все равно однажды она допустила ошибку.

После некоторого перерыва у Зои появился новый кавалер. Звали его Виктором, ему не было и пятидесяти, он был ухоженным и воспитанным, чего не замечалось за абсолютным большинством Зоиных хахалей, и произвел приятное впечатление даже на Антона. Жуткие стоны и крики из спальни, так пугавшие его, при Викторе прекратились. С появлением Виктора Зоя расцвела, повеселела, разрумянилась, засверкала глазами и даже сделалась как будто мягче к племяннику, во всяком случае, перестала лупить его с таким остервенением.

К Антону Виктор отнесся как-то по-особенному. Зоя, как и всем предыдущим, понарассказывала ему о «дебиле племяннике», за которым ей приходится следить, но то ли Виктор не поверил ей, то ли просто был жалостливым человеком. Как-то Зои не было дома, Виктор пришел пораньше, нажарил мяса с картошкой, которое восхитительно запахло на всю квартиру, и позвал Антона.