Опрокинутый мир - Кристофер Прист

Пытаясь облегчить свою участь, он приподнялся. И, вздернув голову, вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. С севера задул холодный ветер, но ветер был лишен упругости, лишен кислорода. Гельвард вновь опустил голову, положив подбородок на грунт. На этом уровне воздух был достаточно густой, чтобы дышать.

Ветер принес облака, и они стелились в нескольких дюймах над почвой плотной белой пеленой. Они клубились вокруг Гельварда, обтекая его тело.

Рот оставался ниже облаков, глаза видели их сверху.

Гельвард смотрел поверх облачной пелены. Сквозь жидкую, разреженную атмосферу взгляд проникал далеко-далеко на север.

Гельвард очутился на краю бытия; вся громада мира лежала перед ним, как на ладони.

Он мог бы сейчас объять взглядом весь мир.

К северу от Гельварда земля была плоской, ровной, словно крышка от стола. Но впереди вдалеке она вздымалась вверх, симметрично изгибаясь с обеих сторон и взрезая горизонт исполинским шпилем. Шпиль тянулся в небо, все сужаясь, становясь все изящнее и острее, и невозможно было определить, есть ли у этого острия конец.

Шпиль переливался яркими красками. У основания — обширные коричневые и желтые мазки, переслоенные зеленью. А дальше на север — синева, чистая глубокая синева, от которой становилось больно глазам. И поверх всего этого — облака, тонкие белесые завитки и хлопья, а то и плотные скопления ослепительной белизны.

Солнце садилось. Наливаясь пурпуром, уходило на северо-восток за немыслимый вогнутый горизонт.

Солнце выглядело все так же. Широкий плоский диск, сплющенный по экватору, а к полюсам, вверх и вниз, выгнутый длинными заостренными копьями.

С того дня, как Гельвард впервые вышел из Города, он видел солнце так часто, что облик светила уже не вызывал у него вопросов. Но теперь он понял: его собственный мир, его планета имеет точно такую же форму.

9

Солнце зашло, и мир окутала тьма.

Сила, тянущая на юг, набрала такую мощь, что тело вроде бы и не касалось подпирающих его складок, некогда бывших горами.

Гельвард висел во мраке на веревке, словно намереваясь взобраться по ней на вертикальную стену или отвесный утес; разум твердил ему, что тело не меняло горизонтального положения, но все его ощущения восставали против разума.

Крепость веревки не внушала больше доверия. Вытянув руку во тьме, Гельвард уцепился кончиками пальцев за какие-то крохотные выступы (не они ли недавно были горами?) и подтянулся вперед.

Поверхность под ним разгладилась, и найти новую опору стоило невероятных трудов. Он бы и не нашел ее, если бы не обнаружил, что способен, напрягая все мышцы, вдавить пальцы в грунт настолько, чтобы продвинуться еще чуть-чуть… на дюймы, но в ином измерении на целые мили. Сила, влекущая на юг, не ослабла ни на йоту.

Он бросил отслужившую свою службу веревку и пополз. Еще дюйм, еще — и ноги нащупали низкий гребешок, что издали прикидывался горой. Упершись хорошенько, Гельвард продвинулся сразу на несколько дюймов.

Постепенно сила начала слабеть, отступать, пока Гельвард не понял, что может удержаться на месте, не взнуздывая себя отчаянием. Он на секунду расслабился, надеясь перевести дух. Однако сила тут же снова принялась за свое, отчетливо нарастая с каждым мгновением, и он снова пополз. Полз до тех пор, пока не сумел подняться на четвереньки.

Назад на юг он не оглядывался. Что осталось там, позади?

Он полз бесконечно долго, потом наконец почувствовал, что можно встать. Идти приходилось резко наклонившись вперед, как против ветра. Но мало-помалу неведомая сила ослабевала, и спустя какое-то время Гельвард поверил, что выбрался из опасной зоны.

Обернувшись назад, он не разглядел ничего: там тоже лежала тьма. Над головой висели облака — те самые, что совсем недавно клубились вокруг лица. За облаками пряталась луна. В своем простодушии Гельвард никогда не задавался вопросом об облике ночного светила — он видел луну много раз и принимал ее как она есть; а ведь и луна имела ту же странную форму.

Он поднялся и продолжил путь на север — чудовищная сила по-прежнему шла на убыль. Все окружающее во мгле казалось смутным, лишенным примет, да он и не обращал ни на что внимания. Сознанием владела неотвязная мысль: он должен, должен во что бы то ни стало уйти достаточно далеко, чтобы во время сна его не уволокло обратно в зону, где сила станет неодолимой. Теперь он усвоил основополагающую истину этого мира: почва, как и утверждал Клаузевиц, действительно движется на юг. На севере, там где остался Город, это происходит почти незаметно — миля за десять дней. Но чем дальше на юг, тем стремительнее движение, пока ускорение не достигает немыслимых величин. Гельвард видел это своими глазами: за одну ночь ускорение выросло настолько, что тела женщин катастрофически изменились. Пропорции их тел, как и все вокруг, кроме него самого, ответили на изменение ускорения линейным искажением.

Вот почему Городу никогда не видать покоя. Город обречен вечно перемещаться вперед и вперед, — остановка означала бы долгое, поначалу неуловимо медленное сползание к югу, в прошлое, пока ускорение не всех и вся в зону, где горы превращаются в гребешки высотой в несколько дюймов и где безжалостная сила неизбежно разнесет постройки и людей вдребезги и отправит их в небытие.

Впрочем, в те часы, что Гельвард шагал и шагал на север по странной, погруженной во тьму местности, он и не пытался искать объяснения тому, что только что испытал. Пережитое слишком уж противоречило элементарной логике: почва обязана быть твердью, неспособной к движению. Горы не должны сплющиваться, понижаясь на глазах. Человеческие существа не должны сбавлять в росте вшестеро; пропасти не должны смыкаться; грудные дети не должны захлебываться в крике и рвоте от материнского молока.

Ночь давно вступила в свои права, а Гельвард не ощущал усталости, только легкую боль от перенапряжения в мышцах, выдержавших такую нагрузку там, на изменчивых горных склонах. Мелькнула мысль, что день прошел что-то слишком быстро, куда быстрее, чем он ожидал.

Опасная зона осталась далеко позади, но сила, тянущая к югу, была еще слишком велика, чтобы расположиться на ночлег. Мало радости спать на грунте, который движется под тобой и вместе с тобой, стаскивая тебя туда, откуда ты едва-едва вырвался…

Он был частицей Города; он, как и Город, не мог позволить себе остановиться.

Наконец, усталость одолела Гельварда, он повалился и заснул прямо на голой земле.

Проснулся он с восходом солнца, и сразу подумал о силе, тянущей на юг: не прибавилась ли она за ночь? Встревоженный, он вскочил на ноги, но равновесия не потерял; сила никуда не делась, он ощутил ее — примерно такой же, как запомнилось перед сном.

Он посмотрел на юг.

И не поверил своим глазам: там высились горы.

Но как же так, не может быть! Он же не просто видел, он осязал всем существом, как они сглаживаются в складки высотой в какие-нибудь полтора-два дюйма. И тем не менее вот они, вновь громоздятся у горизонта — отвесные, иззубренные, увенчанные снегами.

Гельвард поднял с земли рюкзачок — все, что осталось от двух объемистых тюков, — и проверил его содержимое. Веревку вместе с крючьями он потерял, большая часть его снаряжения осталась у женщин, когда он их покинул; однако и сейчас в его распоряжении был спальный мешок, фляга с водой и несколько пакетиков синтетической пищи. Во всяком случае, какое-то время он продержится.

Слегка подкрепившись, он вскинул рюкзачок на плечо.

Взглянул вверх на солнце, твердо решив сегодня не терять ориентации ни во времени, ни в пространстве.

И зашагал на юг, в сторону гор.

Сила медленно нарастала, завладевала им, настойчиво тянула вперед. Горы на глазах понижались, теряя высоту. Почва, по которой он шел, становилась все более вязкой, о окрестный пейзаж сливался в смутные поперечные полосы.

Солнце катилось по небу со скоростью, на какую просто не имела права.

Одолев назойливую силу, Гельвард остановился, как только горы впереди вновь превратились в волнистую гряду невысоких холмов.

Сегодня он не был снаряжен для того, чтобы двигаться дальше. Он повернулся к горам спиной и направился обратно на север. Через час наступила ночь.

Гельвард шел сквозь ночь до тех пор, пока сила заметно не ослабла, затем прилег отдохнуть.

С рассветом на юге вновь поднялись горы… именно горы, а не холмы.

На сей раз он решил не ходить никуда, а оставаться на одном месте и ждать. С каждым часом сила все возрастала. Его отчетливо сносило на юг, к горам, вместе с почвой, а он сидел и ждал, пока горы не начали потихоньку терять высоту и разъезжаться в стороны.

Тогда он свернул лагерь и тронулся в путь, не дожидаясь прихода новой ночи. С него довольно — пора возвращаться в Город.